— Да чтоб его! — воскликнула Софи.

Хаул явно позаботился, чтобы она больше никуда за ним не пошла.

Она складывала всё обратно в кладовку, когда кто-то постучал в дверь. Софи как обычно подпрыгнула и понадеялась, что стучавший уйдет. Но он оказался упрямее большинства. Кто бы там ни был, он (или она) продолжал стучать — или, может, кидаться на дверь, поскольку звук скорее был равномерным бух-бух-бух, чем нормальным стуком. Пять минут спустя он всё еще продолжал.

Софи посмотрела на тревожное зеленое мерцание — всё, что она видела от Кальцифера.

— Ведьма?

— Нет, — приглушенно ответил Кальцифер из поленьев. — Это дверь замка. Похоже, кто-то бежит за нами. Мы двигаемся довольно быстро.

— Пугало? — спросила Софи, и от одной только мысли в груди задрожало.

— Плоть и кровь, — сказал Кальцифер; его голубое лицо с озадаченным выражением поднялось в камине. — Не уверен, что это такое, но оно до смерти хочет войти. Не думаю, что оно желает зла.

Поскольку бух-бух продолжалось, вызывая у Софи раздражающее чувство, что у стучавшего неотложное дело, она решила открыть дверь и прекратить это. К тому же ей было любопытно, что там такое. Она продолжала держать в руке второй бархатный плащ после того, как выбралась из кладовки, так что накинула его на плечи и пошла к двери. Кальцифер вытаращился. А потом впервые с тех пор, как она познакомилась с ним, добровольно склонил голову. Из-под кудрявых зеленых языков пламени раздался хохот. Гадая, во что превратил ее плащ, Софи открыла дверь.

Громадная гибкая борзая выпрыгнула со склона холма из-под скрежещущих блоков замка и приземлилась посреди комнаты. Софи уронила плащ и поспешно попятилась. Она всегда побаивалась собак, а у борзых вид устрашающий. Пес встал между нею и дверью и уставился на Софи. Софи тоскливо посмотрела на проплывающие скалы снаружи и задумалась, есть ли смысл позвать Хаула.

Пес выгнул и без того изогнутую спину и каким-то образом поднялся на тощие задние ноги. Так он стал почти с Софи ростом. Пес скованно вытянул передние лапы и снова потянулся вверх. Когда Софи уже открыла рот, чтобы позвать Хаула, борзая приложила явно титаническое усилие и выпрямилась, превратившись в мужчину в мятом коричневом костюме. У него были рыжеватые волосы и бледное несчастное лицо.

— Пришел из Верхней Складки! — выдохнул человек-пес. — Люблю Летти… Летти послала… Летти плачет и несчастна… послала к вам… велела остаться… — не успев закончить, он начал скрючиваться и сжиматься; в отчаянии и раздражении он взвыл по-собачьи. — Не говорите чародею! — проскулил он и снова сжался в собаку с рыжеватой кудрявой шерстью.

Другую собаку. На этот раз он стал рыжим сеттером. Рыжий сеттер вильнул пушистым хвостом и настойчиво уставился на Софи трогательными печальными глазами.

— Ох-хо-хо, — произнесла Софи, закрывая дверь. — У тебя серьезные неприятности, друг мой. Это ведь ты был тем колли, так? Теперь я понимаю, о чем говорила миссис Фейрфакс. Эта Ведьма просто напрашивается, чтобы ее прикончили! Но почему Летти послала тебя сюда? Если ты не хочешь, чтобы я рассказала чародею Хаулу…

Собака тихонько заворчала, услышав имя. Но в то же время она виляла хвостом и смотрела умоляюще.

— Хорошо. Я не скажу ему, — пообещала Софи.

Казалось, пес успокоился. Он протрусил к очагу, где бросил на Кальцифера подозрительный взгляд и улегся тощей рыжей кучкой.

— Что думаешь, Кальцифер? — спросила Софи.

— Этот пес — заколдованный человек, — озвучил Кальцифер очевидное.

— Знаю, но ты можешь снять с него заклятие? — спросила Софи.

Она предположила, что Летти, как и многие другие, могла слышать, что на Хаула теперь работает ведьма. И казалось важным превратить собаку обратно в человека и отправить его в Верхнюю Складку, прежде чем Хаул встанет с кровати и обнаружит его здесь.

— Нет. Для этого мне нужно объединиться с Хаулом.

— Тогда я сама попробую, — сказала Софи.

Бедняжка Летти! Хаул разбил ей сердце, а единственный другой ее воздыхатель большую часть времени проводит в собачьем облике! Софи положила ладонь на округлую мягкую голову пса.

— Превратись обратно в человека, которым ты должен быть, — велела она.

Она много раз это повторила, но добилась только того, что пес крепко заснул. Он храпел и подергивался возле ног Софи.

Тем временем сверху доносилось немало стонов и жалоб. Софи продолжала бормотать псу, не обращая на них внимания. Последовал громкий гулкий кашель, перешедший в еще большее количество стонов. За кашлем последовало мощное чихание, от которого задребезжало окно и сотряслись все двери. Не обращать внимания стало сложнее, но Софи справилась. Бу-бу-у-у! — последовало трубное сморкание, словно фагот в туннеле. Снова начался кашель, вперемешку со стонами. Со стонами и кашлем смешалось чихание, звуки росли крещендо, в котором Хаул умудрялся кашлять, стонать, сморкаться, чихать и тихо выть одновременно. Двери содрогались, балки на потолке сотрясались, а одно из поленьев Кальцифера выкатилось из камина.

— Ладно-ладно, намек понят! — воскликнула Софи, бросая полено обратно в камин. — Следующей будет зеленая слизь. Кальцифер, проследи, чтобы пес оставался на месте, — и она начала взбираться по лестнице, громко ворча: — Ох, уж эти чародеи, честное слово! Можно подумать, до него никто никогда не простужался! Ну, в чем дело? — спросила она, проковыляв в спальню на замызганный ковер.

— Я умираю от скуки, — жалобно заявил Хаул. — А может, просто умираю.

Он лежал с жалким видом, опираясь на грязные серые подушки, накрытый вроде как лоскутным одеялом, вот только от пыли оно стало одноцветным. Пауки, которых он так любил, деловито плели паутину на балдахине над ним.

Софи пощупала ему лоб.

— У тебя небольшой жар, — признала она.

— У меня горячка. Пятна кишат перед глазами.

— Это пауки. Почему бы тебе не вылечить себя магией?

— Потому что не существует средства от простуды, — скорбно ответил Хаул. — У меня в голове всё кружится, а может голова кружится во всем. Я всё время думаю об условиях ведьминого проклятия. Я не понимал, что она может вот так меня раскрыть. Плохо быть раскрытым, даже если то, что уже произошло, сделал я сам. И я всё жду, когда случится остальное.

Софи вспомнила загадочное стихотворение.

— Что именно? «Ответь всерьёз — куда ушли года»?

— О, это я знаю. Мои или чьи-либо еще. Они все здесь — где были всегда. Я мог бы, если бы захотел, изобразить злую фею на собственных крестинах. Возможно, я так и сделал, и в этом моя проблема. Нет, я жду только трех вещей: русалок, корня мандрагоры и ветра, который приветом честных встретит. И, наверное, еще седин, только я не собираюсь снимать чары, чтобы посмотреть. Осталось около трех недель до того, как они сбудутся, и как только это случится, Ведьма заполучит меня. Но встреча Регбийского клуба — в канун летнего солнцестояния, так что я хотя бы туда попаду. Всё остальное уже давно произошло.

— Имеешь в виду падающую звезду и невозможность найти верную девушку? — спросила Софи. — Неудивительно, учитывая, как ты за это взялся. Миссис Пентстеммон сказала, ты сбиваешься с истинного пути. Она была права, не так ли?

— Я должен пойти на ее похороны, даже если это убьет меня, — грустно сказал Хаул. — Миссис Пентстеммон всегда была обо мне слишком хорошего мнения. Я ослепил ее своим очарованием.

Из его глаз потекла жидкость. Софи понятия не имела, плачет ли он на самом деле, или это просто простуда. Но она заметила, что он снова ускальзывает.

— Я говорила о том, как ты постоянно бросаешь девушек, как только добиваешься, чтобы они влюбились в тебя, — сказала она. — Почему ты так поступаешь?

Хаул дрожащей рукой указал на балдахин кровати:

— Вот почему я люблю пауков. «Если не добьешься успеха сразу, пробуй, пробуй, пробуй еще». Я продолжаю пробовать, — с величайшей грустью произнес он. — Но я сам навлек это на себя, заключив несколько лет назад сделку, и знаю, я уже никого не смогу полюбить по-настоящему.