— Забавно, что ты спросил об этом! — воскликнула Меган. — В прошлый четверг он искал его повсюду! Понимаешь, у него новая учительница английского, и она очень строгая — не просто заботится об орфографии. Стращает их, чтобы сдавали задания вовремя. Нилу не повредит, ленивому чертенку! И вот он в четверг перерыл всё на свете и смог найти только чудной старый обрывок бумаги…

— А, — произнес Хаул. — Что он сделал с этой бумагой?

— Я велела ему отдать ее этой мисс Ангориан. Показать, что в этот раз он хотя бы пытался.

— И он отдал? — спросил Хаул.

— Откуда мне знать? Спроси у Нила. Он наверху в передней спальне с этой своей машиной, — ответила Меган. — Но ты не добьешься от него ни одного разумного слова.

— Пойдемте, — сказал Хаул Майклу и Софи, которые вертели головами, разглядывая сияющую коричнево-оранжевую комнату.

Он взял Мари за руку и повел их из комнаты на лестницу. Даже там лежал ковер — розово-зеленый. Так что возглавляемая Хаулом процессия почти бесшумно прошла по розово-зеленому переходу наверх и в комнату с желто-голубым ковром. Но Софи не была уверена, что два мальчика, которые сидели возле окна, склонившись над большим столом с разнообразными волшебными коробками, подняли бы взгляд даже на армию с духовым оркестром. У главной волшебной коробки была стеклянная передняя часть, как у той, что внизу, но она показывала скорее письмена и схемы, чем картинки. Все коробки росли на длинных болтающихся белых стеблях, которые пускали корни в одну из стен комнаты.

— Нил! — позвал Хаул.

— Не мешайте, — ответил один из мальчиков. — Он может потерять жизнь.

Видя, что речь о жизни и смерти, Софи с Майклом попятились к двери. Но Хаул, равнодушный к возможности убить племянника, прошагал к стене и выдернул корни коробок. Картинка на коробке исчезла. Оба мальчика произнесли слова, которых, по мнению Софи, не знала даже Марта. Второй мальчик резко развернулся с криком:

— Мари! Ты у меня получишь!

— А это не я. Вот так! — крикнула в ответ Мари.

Нил повернулся дальше и обвиняюще уставился на Хаула.

— Как дела, Нил? — любезно поинтересовался Хаул.

— Кто это? — спросил другой мальчик.

— Мой никудышный дядя, — ответил Нил и пронзил Хаула взглядом; он был темноволосым, с густыми бровями, и взгляд получился впечатляющим. — Чего тебе? Воткни штепсель обратно.

— Вот это добро пожаловать домой! — сказал Хаул. — Я воткну его обратно, когда задам тебе вопрос и ты ответишь на него.

Нил вздохнул:

— Дядя Хауэлл, я посередине компьютерной игры.

— Новой? — спросил Хаул.

Оба мальчика недовольно скривились.

— Нет, та, которую я получил на Рождество, — ответил Нил. — Ты же знаешь, как они вечно твердят о трате времени и денег на бесполезные вещи. Еще одну мне подарят только на день рождения.

— Тогда всё просто, — сказал Хаул. — Ты можешь и прерваться, раз уже проходил ее, а в качестве взятки я подарю тебе новую…

— Правда? — горячо произнесли оба мальчика, а Нил добавил: — Можешь дать еще одну из тех, которых больше ни у кого нет?

— Да. Но сначала взгляни на это и скажи, что это такое, — Хаул вытянул перед Нилом блестящую серую бумагу.

Оба мальчика посмотрели на нее.

— Поэма, — сказал Нил тем тоном, каким большинство людей сказало бы: «Дохлая крыса».

— Та, которую мисс Ангориан задала на дом на прошлой неделе, — сказал другой мальчик. — Я помню «ветер» и «с плавниками». Она про подводные лодки.

Пока Софи с Майклом моргали, осознавая новую теорию и недоумевая, как они такое пропустили, Нил воскликнул:

— Эй! Это же моя давно потерянная домашняя работа! Где ты нашел ее? А то забавное письмо, значит, твое? На мою удачу мисс Ангориан сказала, что оно интересное, и забрала его с собой.

— Спасибо. Где она живет?

— В той квартире над чайным магазином миссис Филиппс. Кардифф Роуд. Когда ты дашь мне новую игру?

— Когда ты вспомнишь, что было в оставшейся части поэмы.

— Так нечестно! — воскликнул Нил. — Я не могу вспомнить даже то, что записал прямо сейчас. Ты просто издеваешься надо мной…

Он замолчал, когда Хаул засмеялся, порылся в мешковатом кармане и протянул ему плоский сверток.

— Спасибо! — благоговейно произнес Нил и без дальнейших церемоний развернулся к волшебным коробкам.

Хаул, ухмыляясь, установил пучок корней обратно в стену и сделал знак Майклу и Софи выходить из комнаты. Мальчики начали бурную загадочную деятельность, в которую каким-то образом втиснулась Мари — она наблюдала, засунув большой палец в рот.

Хаул устремился к розово-зеленой лестнице, но Майкл и Софи задержались возле двери в комнату, заинтересовавшись, о чем вообще шла речь. Нил в комнате вслух читал:

— Вы находитесь в заколдованном замке с четырьмя дверями. Каждая открывается в другое измерение. В Измерении Один замок постоянно передвигается и в любое мгновение наудачу может прибыть…

Ковыляя к лестнице, Софи размышляла над тем, как знакомо звучит описание. И обнаружила, что Майкл смущенно остановился на полпути вниз. Хаул стоял у основания лестницы и спорил с сестрой.

— Что значит, ты продала все мои книги? — услышала Софи голос Хаула. — Мне необходима одна из них. Они не твои, ты не имела права их продавать.

— Прекрати перебивать! — тихо и яростно ответила Меган. — Послушай меня! Я уже говорила, что мой дом не склад для твоего имущества. Ты позор для нас с Гаретом: праздно шатаешься в этой одежде, вместо того чтобы купить приличный костюм и в кои-то веки выглядеть порядочным человеком, якшаешься со сбродом и бездельниками, приводя их в этот дом! Ты пытаешься опустить меня до своего уровня? Ты получил такое образование и даже не нашел достойную работу, просто болтаешься без дела, пуская на ветер всё время, проведенное в колледже, все жертвы, принесенные другими людьми, все деньги…

Меган могла бы стать достойным противником миссис Фейрфакс. Она говорила и говорила. Софи начала понимать, как Хаул приобрел привычку ускальзывать. Меган принадлежала к тем людям, которые вызывают желание тихонько отступить и скрыться через ближайшую дверь. К несчастью, за спиной Хаула находилась лестница, а прямо на ней застряли Софи с Майклом.

— …ни дня честно не трудился, ни разу не получил работу, которой я могла бы гордиться, позоришь нас с Гаретом, приходишь сюда и балуешь Мари донельзя, — продолжала безжалостно долбить Меган.

Софи отодвинула Майкла и тяжело спустилась, стараясь выглядеть так величественно, как только могла.

— Пошли, Хаул, — надменно произнесла она. — Нам давно пора. Пока мы тратим здесь время, деньги улетают, а твои слуги, наверное, уже продают золотое блюдо. Приятно было познакомиться, — сказала она Меган, дойдя до основания лестницы, — но мы должны спешить. Хаул — такой занятой человек.

Меган немного задохнулась и уставилась на Софи. Софи важно кивнула ей и подтолкнула Хаула к рифленой парадной двери. Лицо Майкла побагровело. Софи увидела это, поскольку Хаул обернулся, чтобы спросить Меган:

— Моя старая машина еще в гараже, или ты и ее продала?

— Ключи есть только у тебя, — сурово ответила Меган.

И это всё, что она сказала на прощание. Парадная дверь захлопнулась, и Хаул повел их к квадратному белому зданию в конце ровной черной дороги. Хаул ничего не сказал про Меган. Отпирая широкую дверь здания, он заметил:

— Полагаю, у свирепой учительницы английского должен быть экземпляр той книги.

Следующую часть Софи предпочла бы забыть. Они ехали в повозке без лошадей, которая двигалась с ужасающей скоростью, воняла, рычала и тряслась, несясь по самым крутым дорогам, что Софи доводилось видеть — таким крутым, что она озадачилась, почему дома, стоящие вдоль них, не сползают кучей вниз. Она закрыла глаза и вцепилась в какие-то штуки, которые торчали из сидений, и просто надеялась, что скоро всё закончится.

К счастью, так и случилось. Они выехали на еще более ровную дорогу с толпящимися по обеим сторонам домами, и остановились рядом с широким окном, на котором висели белые занавески и табличка: «ЧАЙНАЯ ЛАВКА ЗАКРЫТА». Но, когда Хаул нажал кнопку на маленькой двери рядом с окном, мисс Ангориан открыла дверь, несмотря на запрещающую вывеску. Все они уставились на нее. Для свирепой учительницы мисс Ангориан была поразительно юна, стройна и симпатична. Иссиня-черные волосы гладким водопадом обрамляли оливковое лицо сердечком и громадные темные глаза. Свирепость проявлялась лишь во взгляде этих громадных глаз, которые смотрели прямо и проницательно и будто подводили итог.