— Какой ещё остров? — поморщилась женщина. — С Луны свалился?

— Говорят, Авалон — это тайный город мутантов, затерянный посреди Пустоши, — пояснил мужик из дальнего конца фургона. — Тот, кто достигнет определённого уровня, отправляется на его поиски. Это вроде такого мутантского испытания — найти Авалон. Кто отыщет, поселяется в нём.

— И что? Обретает вечное блаженство или что-нибудь в этом роде?

— Нет, конечно. Какое ещё блаженство?! — фыркнул сосед напротив. — Всё блаженство в Базарном квартале.

— Тогда зачем стремиться в этот Авалон?

— Туда поступают лучшие заказы. Огромные деньги можно поднять.

— Какие заказы?

— Говорят тебе: самые выгодные. Потому что каждый мутант в Авалоне — просто адский монстр в плане мочилова.

— Да, не хотела бы я столкнуться с кем-нибудь из них, — покачала головой женщина.

— Я думал, мутантов все презирают.

— Так и есть.

— Но вы говорите о жителях Авалона так, словно восхищаетесь ими.

Мои спутники переглянулись. Похоже, эта мысль прежде не приходила им в головы.

— Знаешь, тут такое дело… — задумчиво протянул мужик напротив. — Когда кто-то настолько круче тебя, как мутанты Авалона, то уже всё равно, из какого дерьма он вылез. И слеплен.

— Золотые слова, приятель, — кивнул я. — Надо запомнить. Будет, чем подписать маме открытку на Рождество.

Мы остановились резко, так что я едва не свалился на соседа. Открылась дверь, и раздался голос коротышки:

— Приехали, народ! Выходите!

Я спрыгнул на песок третьим. Перед фургоном возвышалась башня, поделённая на ярусы. Всего их было девять, при этом последние два выглядели гораздо больше остальных.

— За мной, — весело объявил наш провожатый и устремился к входу, по обе стороны которого виднелись статуи бородатых сфинксов. — Вас ждёт куча денег, если повезёт. Ну, и если хватит ума, конечно.

Мы вошли в башню. Внутри оказалось темновато: свет исходил лишь от круглых ламп, установленных вдоль стен. Напоминало это интерьер космического корабля в каком-нибудь старом фантастическом фильме — из тех, которые снимали ещё до взрыва Бетельгейзе.

Коротышка почти бежал, и нам пришлось поспешать следом. Он привёл нас в комнату, стены которой покрывали жутковатые скульптуры: обнажённые мужчины и женщины корчились в муках; попадались и дети, но их было меньше — художник словно просто заполнил ими пространство между телами взрослых.

— Первый раунд начнётся здесь! — объявил коротышка. — Распределитесь по этим замечательным кабинкам, — он указал на ряд будок, похожих на билетёрские. — Кто выживет, продолжит наше удивительное путешествие по башне пороков.

— Знаем, знаем, — пробормотал мой сосед, приземистый мужик с редкими усами и выпуклыми глазами. — Хватит болтать уже! — он поспешил к одной из будок.

Остальные тоже потянулись в разные стороны. Я направился к той, что была ближе.

— Удачи не желаю! — весело крикнул нам вслед коротышка. — Но уцелевших буду ждать здесь. На этом самом месте.

— Что это за Вавилон? — мысленно обратился я к Виллафриду. — Есть воспоминания?

— Разумеется. Но пока не вижу, как бы это могло нам пригодиться.

— Уж позволь мне это решать.

— Хорошо. Вавилон — башня из Библии. Люди возгордились и решили построить башню настолько высокую, чтобы достичь небес и сравняться с Богом. Тому это, естественно, не понравилось, и он наделил людей разными наречиями вместо общего языка, на котором они говорили до этого.

— И они не смогли достроить башню?

— Именно.

— Однако эта выглядит вполне законченной.

— Думаю, так решили разработчики игры.

— Понятно.

Мне пришла в голову мысль, показавшаяся мне забавной.

— Значит, мы всё-таки обошли препятствие Бога? — спросил я.

— В каком смысле?

— Ну, сейчас-то мы говорим на метаязыке. И не важно, который ты учил с рождения.

— Только в виртуальности. И потом, это не совсем метаязык. Скорее, автоматический переводчик.

— Знаю, но лиха беда начало. И потом, разве переводчик не сделал бессмысленным божественное препятствие?

— Думаю, Бог всегда может изобрести новое, если захочет. Так, что, как говорится, каждый сверчок знай свой шесток. Про это, собственно, и история о Вавилонской башне.

— Да, Великий Архитектор всемогущ.

— Ты что, масон?

— Отчасти.

Виллафрид усмехнулся.

— Ну, это лучше, чем не верить вообще ни во что, верно?

— Не знаю. Не пытался.

— Иногда я думаю, что в наше время не верить в Творца просто невозможно.

— Почему?

— Оглядись. Кругом миры и те, кто их создал. Например, для обитателей Илиона Бог — мой отец.

— Он умер, — напомнил я.

— Боги не умирают. Они лишь сменяют друг друга.

— Значит, ты теперь метишь в творцы?

— Нет. Отец всё сделал. Мне осталось лишь поддерживать порядок.

— Выходит, ты теперь так на это смотришь? Помнится, недавно ты вообще не интересовался играми.

— Нет, мне не нужно… не нужен Идавёль. В том смысле, что я не хочу им заниматься. Но он приносит прибыль, от которой я не собираюсь отказываться. И потом, я говорил не о конкретно «Полночном рыцаре», а вообще рассуждал. Но не стой перед будкой, как шлюха, что не решается войти в исповедальню из-за того, что накануне на работе выдался исключительно удачный вечер. Смотри: до начала раунда всего пять секунд. Опоздаешь — и вы вылетим из игры.

Виллафрид был прав, и я поспешно вошёл в будку. Внутри было тесно, мои локти почти касались стенок. Пространство разделял пополам узкий прилавок, за которым сидел высокий человек в сером балахоне, расшитом месяцами, но на звездочёта или мага он совсем не походил. Я бы сказал, у него было самое обычное, даже заурядное лицо. На кончике носа сидели круглые очки с оранжевыми стёклами.

— Меня зовут Харон, — представился он. — Начнём. У тебя пять минут.

— Прости, а кто в соседних будках? — не удержался я. — Просто играю впервые.

— Тоже я. Не отвлекайся.

Харон достал из-под стола и положил на прилавок колоду карт рубашками вверх. Затем протянул мне две игральные кости.

— Бросай.

Я взял кубики, потряс и аккуратно, чтоб не упали на пол, сбросил на прилавок. Выпало два и шесть.

Харон тут же отсчитал семь карт, а восьмую перевернул. Оказалось, что колода у него было необычная: на лицевой стороне красовался одетый в красное мужчина в меховой шапке; чёрные усы вразлёт придавали ему лихой вид, а кривая сабля лежала на плече, словно только что побывала в деле.

— Внимание, вопрос! — провозгласил Харон. — Этот румынский вампир по имени Михаил Вятич состоял в ордене, который назывался…

Возникла пауза, и я понял, что должен ответить. Естественно, я не представлял, кто этот упырь разбойного вида. Виллафрид молчал, так что я обратился к нему мысленно.

— Пытаюсь вспомнить, — отозвался он. — Кажется, я о нём читал. Или отец мне рассказывал.

— Я думал, вы штудировали древнюю историю и душеспасительные чтения.

— Это и есть древняя история. Почему, думаешь, ты играешь за вампира? Не за гнома, эльфа, ассасина, мага, некроманта или орка, а за носферату.

— Кстати, да. Почему?

— Отец считал, что наш род происходит от Шварценвельдов. Адалард Шварценвельд состоял в том же ордене, что и отец самого Дракулы — «Ордене Дракона». Когда…

— Погоди! Ты сказал «Орден Дракона»?

— Да. Видишь ли…

— Думаю, это ответ. Мне ведь не надо знать, кто этот упырь на карте. Спрашивается название ордена, в котором он состоял.

— Но это предположение. В Европе существовало множество орденов…

— Готово! — сказал я Харону. — Ответ: «Орден Дракона».

Мой «крупье» провёл над картами рукой, и они исчезли, растворившись в воздухе.

— Поздравляю. Ты успешно прошёл первый раунд.

Дверь за моей спиной открылась, и фигура Харона скрылась в сгустившейся тьме.