Слово это могло бы оставаться на развлекательно-второстепенной периферии моей жизни, если бы не политическая пропаганда. Политики этих «артистов» суют во все дыры, от них никак не спрячешься – я имею в виду пользование телевизором. Те счастливые мудрецы, кто телевизор не смотрит, они и про артистов, можно сказать, ничего не знают. А те, кто смотрит ТВ, будут бесконечно лицезреть их, и не только при исполнении каких-то ролей или рассказывании анекдотиков, но и при обсуждении самых сложных проблем общественного развития. Популярный артист может так повлиять на выборы очередного политического охламона, что ему за это деньги платят. Ну, еще и за то, чтобы он обсмеял и вывалял в грязи соперников продвигаемого политика или проклинаемую им политическую систему. Тут и собственную судьбу можно оболгать и дерьма похлебать: артисту за деньги ничего делать не стыдно! После этого он ощущает себя как знаток, мудрец, гуру и готов уже не по бумажке, а «от себя» объяснять всем смыл жизни.

После того как я легонько пнул актерскую братию, повинюсь, ведь у меня тоже есть любимые артисты. И сыгранные ими роли, созданные образы живут во мне. Хорошие артисты именно за это и пользуются искренней любовью народа и не торгуют ею на политическом рынке.

Хороший актер – драгоценность, большая редкость. Его воздействие на зрителей и слушателей сродни гипнозу. Он вроде бы делает то же самое, что мы все: говорит, двигается, улыбается и моргает… Но его «моргание» способно что-то в нас изменить, включить/выключить… Так что слава артистов, любовь к ним вполне заслуженно переживает их самих.

Аллах – на арабском языке то же самое, что Бог на русском. (см. Бог.) Иногда говорят, что «Аллах» происходит от «Аль Илях»  – «тот, кому поклоняются, достойный поклонения»,  – но чаще указывают, что этимология слова до конца неясна.

В  Коране слово Аллах используется 2697 раз. Кроме того, сказано: «Воистину, у  Аллаха девяносто девять имён, сто минус один. Каждый, кто запомнит их, зайдёт в рай». Имена Аллаха – это описание его различных свойств и качеств: Милостивый, Всеблагодетельный, Милосердный, Сострадательный Пречистый, Дарующий мир и благополучие, Миротворец, Исключительный, Превосходящий, Размеряющий и т.  д.

Особым статусом пользуется фраза, с которой начинаются все суры Корана (кроме девятой) и с которой должны начинаться любые официальные документы и устные выступления: «Би-сми-Лля́хи-р-рахма́ни-р-рахи́м»  – «Во имя Аллаха, Милостивого и  Милосердного».

Широчайшую известность приобрело восклицание «Аллаху акбар»  – «Аллах велик», хотя это лишь одно из трех восхвалений, которыми 33 раза завершается молитва. Два других: «Субхана л-Лах»  – слава Аллаху, Аль-хамду ли-ль-Лях – «хвала Аллаху».

Аллах – или шире – ислам – вовлечен в контекст русской культуры давно, и это неудивительно, поскольку мусульмане всегда жили бок о бок с русскими и являлись немаловажной частью России. Со времен Древней Руси контакты и взаимодействия с миром ислама были тесными. Разумеется, не только мирными, торговыми, но и военными. (Одни только русско-турецкие войны чего стоят!) Но войны проходят, а культурный обмен, произошедший однажды, остается навсегда.

Гениальный цикл Пушкина «Подражание Корану» («…в пещере тайной, в день гоненья, // читал я сладостный Коран…») не только поэтический, но и этический образец отношения к исламу, к его приверженцам, к  Корану и  Пророку со стороны русского, православного человека:

  Творцу молитесь; он могучий: Он правит ветром; в  знойный день На небо насылает тучи; Дает земле древесну сень. Он милосерд: он  Магомету Открыл сияющий Коран, Да притечем и мы ко свету, И да падет с очей туман!  

Пушкин написал стихотворение «Олегов щит», про то как князь Олег «пригвоздил свой щит булатный на цареградских воротах». А  Тютчев в своем одноименном «Олеговом щите» писал как бы от чужого имени:

  Аллах! Пролей на нас Твой свет! Краса и сила правоверных! Гроза гяуров лицемерных! Пророк твой – Магомет!..     О наша крепость и оплот! Великий Бог! Веди нас ныне, Как некогда Ты вёл в пустыне Свой избранный народ!     Глухая полночь! Всё молчит! Вдруг… из-за туч луна блеснула ― И над воротами Стамбула Олегов озарила щит!  

Ислам в русской поэзии – обширная тема. В этой связи надо вспомнить и  Лермонтова, и  Гоголя, и  Тютчева, и  Толстого, и  Бунина и многих других. Вот, например, что писал Иван Бунин в 1903 году в одном из стихотворений своего исламского цикла – «Зеленый стяг»:

  И не ты ли царишь над Востоком доныне? Развернися, восстань ― И восстанет Ислам, как самумы пустыни, На священную брань! Проклят тот, кто велений Корана не слышит. Проклят тот, кто угас Для молитвы и битв,  – кто для жизни не дышит, Как бесплодный Геджас. Ангел смерти сойдет в гробовые пещеры, ― Ангел смерти сквозь тьму Вопрошает у мертвых их  Символы веры: Что мы скажем ему?  

Не проводя никаких политических параллелей с днем сегодняшним, отметим, что проникновение в глубины исламской мудрости со стороны русских писателей было глубоким, бережным, искренним, уважительным. И это отношение сохранилось – но только у подлинно русских писателей, а не вообще у всех, кто использует русский язык для изложения своих взглядов,  – и сейчас, несмотря на массированную антиисламскую пропаганду.

А во времена былые виртуозный Николай Гумилев писал:

  В ночном кафе мы молча пили кьянти, Когда вошел, спросивши шерри-бренди, Высокий и седеющий эффенди, Враг злейший христиан на всем Леванте. И я ему заметил: «Перестаньте, Мой друг, презрительного корчить денди В тот час, когда, быть может, по легенде, В зеленый сумрак входит Дамаянти»…  

Стихотворение Гумилева называется «Ислам». А  Дамаянти – «из другой оперы»… Дамаянти – прекрасная и верная супруга, воспетая в  Махабхарате в ставшем популярным и в  Европе эпизоде «Наль и  Дамаянти», ставшем символом верности супруги. Но это никакого отношения к исламу не имеет, это – индуизм… Зато – полнозвучная рифма: Леванте – Дамаянти. Но не только рифма, но и повод для гнева этого эфенди:

  Но он, ногою топнув, крикнул: «Бабы! Вы знаете ль, что черный камень Кабы Поддельным признан был на той неделе?» Потом вздохнул, задумавшись глубоко, И прошептал с печалью: «Мыши съели Три волоска из бороды Пророка».  

Я не буду вспоминать переводы исламской прозы и поэзии на русский язык – просто в силу ее огромности. «Восточных» поэтов в  России и особенно в  СССР переводили и издавали массовыми тиражами, и все это становилось частью русской культуры, оказывало свое влияние на ее развитие. Для меня с самого раннего детства мир образов «Востока» стал близким благодаря сказкам. В  СССР издавали много сказок разных народов, в том числе народов исламской культуры. Это и «Тысяча и одна ночь», и «Туркменские», «Таджикские», «Узбекские» и  многие другие сказки, с которыми в сознание входили и персонажи, типа Ходжи Насреддина, Ярты-Гулока, Безбородого Обманщика, и особенности витиеватых речевых оборотов: «О свет души моей!», и восклицания-обращения к  Аллаху, и мир темных сил, где властвует шайтан… И это не было тем пропагандистским «восточным колоритом», который высмеивали Ильф и  Петров: «Цветет урюк под грохот дней, дрожит зарей кишлак, а сред аулов и полей идет гулять ишак», а естественное и доброжелательное формирование сложного синтетического мира русской-советской культуры, сотканной из культур разных народов.

  Красотку шейх корил: «Пьяна совсем, Сегодня этим бредишь, завтра – тем…» –  «Я такова,  – сказала,  – ты таков ли, Каким желаешь показаться всем?»  

Это Омар Хайям (пер. Ц. Бану). А при чем тут ислам?  – спросит читатель, если вспомнит, с чего и о чем я начал. Смущенно соглашусь: может, и ни при чём… Это Хайям увел меня в сторону. А он – мусульманин. Переводчица – Цецилия Бенциановна Бану, возможно, сама мусульманкой и не была. Но вот ее супруг – классик таджикской литературы Абулькасим Ахмедзаде Лахути – мусульманин.

Вернусь, однако, к  Аллаху. В исламской литературе есть удивительно глубокие слова о  Создателе. Меня к ним тянет, я нахожу в них высокое наслаждение и метафизическое переживание. Вот некоторые из мудростей ислама.