Да, это гениальный и бесконечно мною любимый Ярослав Гашек, «Похождения бравого солдата Швейка», та сцена, когда к фельдкурату Отто Кацу приходит «строгий пожилой человек, седой и прямой, как палка» с требованием возврата долга.
Смех смехом, но надежда, пожалуй, действительно придает человеку силы в его житейской борьбе. И не только: надежда порой возбуждает радость и даже наполняет жизнь смыслом. Потому так просто и естественно в нашу современную жизнь вошли слова поэта Николая Добронравова из песни Александры Пахмутовой: «Надежда – мой компас земной, а удача – награда за смелость…».
А почему Отто Кац говорит о «трилистнике»: вера, надежда, любовь? Потому что он читал Первое послание апостола Павла к Коринфянам, в котором сказано: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше. (1Кор. 13:13)
Написал он его в середине первого века нашей эры в городе Эфесе – это неподалеку от современного турецкого города Измира, бывшей греческой Смирны. В Послании есть глава 13, называющаяся «Дар любви». Она совсем короткая, так что я приведу ее здесь целиком.
Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею [дар] пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что [могу] и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь [тусклое] стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.
За прошедшие две тысячи лет появилось множество толкований и разъяснений этого текста. Вера, надежда и любовь возведены в ранг главнейших христианских добродетелей, появилось и почитание трех святых, почитаемых в лике мучениц.
Жила-была в Милане вдова по имени София и было у нее три дочери: Постис, Элпис и Агапе. В 137 году нашей эры она вместе с дочерями прибыла в Рим и остановилась у богатой дамы по имени Фессамния. Дочери Софии воспитывались как христианки, а император Адриан, правивший Римом, был язычником и с христианством боролся. Сперва он пробовал отговорить дочерей Софии от христианства и поклониться языческой богине Диане, потом – запугать, затем принялся их жестоко пытать и в конце концов – отрубил им головы. Греческие имена дочерей – Постис, Элпис и Агапе – в переводе на русский и означают: Вера, Надежда и Любовь. С этими именами они и вошли в нашу историю и память. София в переводе означает мудрость, но имя матери сохранилось у нас в своем греческом звучании.
На день смерти Вере было 12 лет, Надежде – 10 и Любови – 9. Император отдал истерзанные тела дочерей Софии, она с почестями похоронила их и умерла через три дня. Память о них Православной церковью совершается 30 сентября.
Надежда – как чувство ожидания блага, чего-то хорошего – существовала и имела свое словесное обозначение, разумеется, задолго до христианства. Из той же Античности до нас дошло Dum spíro, spéro – «Пока дышу, надеюсь». Знаменитому Диогену, жившему лет на триста с лишним раньше апостола Павла, приписывают живущее до сих пор высказывание «Надежда умирает последней».
Но не всем в голову приходят одни лишь возвышенные чувства в связи с переживанием надежды. Человек, чей портрет неслучайно украшает 100-долларовую купюру, неслучайно же и высказал: «Кто живет надеждой, рискует умереть голодной смертью». Он же – ясное дело, что я вспомнил о Бенджамине Франклине, – автор афоризма «Время – деньги». Он довольно много чего еще полезного придумал. Например, кресло-качалку, а также предложил обозначать два типа электрических зарядов как «+» и «―».
Рассуждения и сведения о надежде могут быть и забавны, и интересны, а вот сама надежда – как чувство, как ожидание чего-то хорошего или вполне определенного результата, является очень важным элементом нормального существования человека.
Народ и нация
Род, племя, народность, этнос, нация… Почему я решил об этих понятиях что-то написать? Ведь это учебный материал средней школы, который «учили все». Можно, конечно, еще раз его освежить в памяти, изложить «своими словами», но надо ли это делать в моей весьма личностной книге? Разве может быть «личное» отношение к научным понятиям – метр, килограмм, секунда и т. п.? А если даже такое и возникает, то всегда ли оно настолько интересно, чтобы этим делиться с окружающими?
Я задавал эти вопросы самому себе – и раз уж написал то, что написал, стало быть, решил, что оно того стоит: очень уж теперь запутались все эти – прежде для меня простые и ясные – понятия. И не только запутались, а стали глубоко личными.
Сложилась большая отрасль знаний, претендующая на статус научной дисциплины: этнология. У нас в стране есть целый академический институт, который раньше назывался Институтом этнографии, а теперь – этнологии и антропологии. Когда-то, в самом начале, он и занимался в основном описанием племен и народов. Этому посвятил жизнь и человек, чье имя институт носит до сих пор – Н. Н. Миклухо-Маклай. По мере развития этнографии возникали вопросы происхождения этносов, наций и поисков максимально точного определения – что есть нация, этнос, народность, как они возникли, как изменяются и взаимодействуют и пр., – появилась этнология: наука об этносах. Довольно быстро стала отрастать «ненаучность» этой «научной» дисциплины, обусловленная, видимо, прежде всего чрезвычайной близостью проблем этнологии к политической жизни, политической борьбе внутри государства и на уровне стран и народов. Такие «острые» политические проблемы как национализм, нацизм, расизм и пр., нуждаются в научном обследовании и оправдании или осуждении «с научной точки зрения». А поэтому этнология – хочет или не хочет – становится служанкой политики или даже «продажной девкой», обсуживающей порой сиюминутные, порой долгосрочные интересы политиков, идеологов и прочих действующих лиц мировой истории.
Так, например, политический лозунг о праве наций на самоопределение пережил довольно долгую историю собственного существования и развития – лет сто – двести – до того, как он стал одним из весьма эффективных инструментов политики большевиков. Ясно, что для реализации этой идеи нужно было дать определение, что такое нация. И его дали – задолго до революции, в 1913 году, в статье Сталина «Марксизм и национальный вопрос». На этот вопрос теперь можно ответить несколькими способами: «наука» не дремала и выдала за столетие не одно определение нации. Но, прежде чем их тут приводить, я задам другой вопрос: а зачем они нужны, эти определения? И кому?
Вопросы вовсе не праздные, а очень важные, потому что поиск «правильного» определения нации – вовсе не поиск истины и никак не научное исследование. Это всегда, во все времена и во всех странах, политический заказ. Ранжирование – кто есть нация, кто – этнос, кто – народность или национальность – важно, как правило, в связи с какими-то политическими требованиями, с борьбой, с разработкой и внедрением некой модели социального устройства. Одни будут считаться нацией и получат свою долю пирога, другие – народностью, и их доля может оказаться поменьше. Но возникают и нюансы: малую народность надо» защищать, и тогда возникнет интерес к тем финансовым потокам, которые направят на эту защиту… Или еще круче: право наций на самоопределение! Если ты – нация, можешь претендовать на самостоятельное государство или хотя бы автономию…
