Она лежала на кровати – хрупкая, бледная, утыканная иглами и обмотанная метрами медицинских трубок. Не знала бы, что она натворила, пожалела бы точно. Она смотрела на меня пристально, изучающе. Когда я приблизилась, усмехнулась криво и выплюнула:

– Пришла полюбоваться?

– Делать мне больше нечего, – поморщилась я. – Я пришла за правдой.

– Это… честно, – кивнула она и закашлялась. Не знаю, притворялась ли Варя, но выглядела она действительно паршиво.

– Давно вы это задумали? – спросила я, когда она слегка успокоилась и лежала, прикрыв глаза. – Ты и Гоша?

Она покачала головой и усмехнулась.

– Я не дура. Скажу тебе, ты тут же выложишь Егору. Или еще чего похлеще – в совет свой побежишь. Думаешь я не знаю таких, как ты?

– Думаю, не знаешь. Мне плевать теперь на совет. А Егор сам разберется, не маленький. Мне нужно знать, когда вы решили убить Свету. И как она… умерла. Кто был тот человек, которого вы хотели подселить в ее тело?

– Кто такая Света? – спросила Варя и уставилась на меня непонимающим взглядом. Играет или… не врет? Действительно не знает, о чем я? Но тогда кто же… и как…

– Так не пойдет, – покачала я головой и присела на край ее койки, удостоив самой милой улыбки, на которую только была способна. – Давай заключим сделку милая.

– Сделку?

– Сейчас ты можешь упираться и молчать. Тогда мы попрощаемся, я выйду отсюда и поеду прямиком в офис совета стриксов. Там сейчас всем заправляет спецподразделение из Штатов. Знаешь, когда их вызывают? – Варя покачала головой, и я пояснила: – Их вызывают, когда в городе появляется кто-то особо опасный. Серийный убийца, например. Сорвавшийся стрикс, который осушает людей направо и налево. Или вот, например, больной донор, который ради нового тела много лет методично планировал и совершал хладнокровные убийства.

– Я не планировала… этого… – выдохнула она испуганно.

– Они разберутся. Но свидетелей-то все равно нет. Гоша умер, тебя видели на месте преступления. Несостоявшаяся жертва о тебе слабо говоря плохого мнения…

– Егор обещал… – Она напоролась на мой жесткий взгляд и замолчала.

– Зато я тебе ничего не обещала. Ты мне никто. Поэтому если сейчас не расскажешь все, я поеду прямиком в совет, и выложу все американской спецгруппе, пусть сами разбираются с тобой. Но если ты все расскажешь – честно, с подробностями, я оставлю тебя в покое. И дам дожить последние дни в окружении людей, которые тебя любят. Выбирай.

– Хорошо, – сдалась Варя. – Я расскажу.

Она опустила ресницы и скривилась, будто вспоминать было неприятно. Ничего, потерпит.

– Я познакомилась с ним в больнице. С Жоржем. Он с детства болел, знал тут все, как свои пять пальцев, помогал ориентироваться на местности и не заблудиться. Да и вообще, мне было одиноко, ему тоже. Мы говорили… много. Он любил отца, но тот его не замечал. В отличие от тебя – тебя-то Виктор любил, да?

– И тогда вы решили, что нужно меня наказать.

Варя покачала головой.

– Нет. Мы ничего не решали. Гоша вообще не знал ничего до последней минуты – она так хотела. Она не верила, что он справится, потому все сделала сама. Все эти годы… И убийства. Ей помогал кто-то, со снами, профессор какой-то, я не знаю имени, она никогда не называла имен… Я не спрашивала. – Варя посмотрела на меня ясными серыми глазами. – Я хотела жить. Она обещала, если я сделаю, как она велит, я буду жить.

– Она? – пересохшими губами спросила я. Рассказ Вари мне нравился все меньше. Проснулась тревога – противная, зудящая. И четкое понимание: нужно уходить.

– Она не позволит тебе пойти в совет и рассказать все, – мстительно улыбнулась Варя. Подняла руку с мобильным телефоном и зажатой кнопкой быстрого вызова. – Извини…

Вот ведь… черт!

Я вскочила, бросилась к двери, но она распахнулась мне навстречу. Мелькнули белые халаты, кто-то крепко меня схватил, с силой вывернул руку. Я почувствовала иглу, входящую в вену, дернулась. Голова закружилась, в ушах противно зашумело, и последнее, что я увидела – надменное лицо Альбины, входящей в палату.

Затем – темнота. И беспамятство.

Где-то совсем близко капала вода – размеренно, методично, раздражающе. Губы пересохли и потрескались. Облизывая их, я ощущала вкус крови. Голова кружилась, когда я пыталась открыть глаза, тошнило так, что приходилось жмуриться. Жутко хотелось пить. Было холодно и мерзко.

Я лежала на чем-то твердом, то ли камень, то ли сучок больно впивался в спину. Руки были стянуты веревкой и надежно зафиксированы.

Глаза я все же разлепила. И с тошнотой справилась вполне успешно. Руки мои были крепко привязаны к ржавой батарее, а веревка оказалась слишком короткой, чтобы маневрировать, но сесть все же удалось. Я осмотрелась.

Небольшая комната, высокий потолок, серые стены с облупившейся краской. Мутное окно и не менее мутное небо в нем. Трещины в стекле, из них сквозит нещадно. Сваленные в кучу деревянные ящики в пыльном углу. И холод собачий – при выдохе изо рта вырывались клубы пара.

Сколько я здесь провалялась? В тонкой куртке и в джинсах с заниженной талией рискую простудить не только легкие, но и почки… Впрочем, в моем положении не о болезнях думать нужно. Прежде всего необходимо выбраться отсюда и выжить. Вряд ли Альбина собиралась оставить меня в живых. Однако убивать она не торопилась. Почему?

Щелкнул замок, дверь отворилась, и в комнате появился Морозко.

– Очнулась, – констатировали факт, подтвердив для пущей убедительности кивком. Хоть не пнул и на том спасибо.

– Ты же в курсе, что похищение людей карается законом? – стараясь сохранять спокойствие, поинтересовалась я.

– Так же, как и убийство, – безапелляционно ответил Морозко.

К чему он клонит? Намекает, что еще одна смерть ничего не изменит в его приговоре? Он прав, конечно, однако…

– Освободишь меня, замолвлю словечко перед советом, – пообещала я. И улыбнуться попыталась, однако пересохшая губа треснула, словно переспелая слива. Выступила кровь, которую я тут же слизала. Надеюсь, он все же не вампир…

Андрей усмехнулся, отошел к двери и стоял некоторое время ко мне вполоборота, а по лицу невозможно было прочесть ни единой эмоции. Он злится? Смеется надо мной? Обдумывает предложение?

– Мне говорили, что ты отъявленная дрянь, – заявил он на удивление спокойно. – Но я не думал, что настолько.

– Я тебя чем-то обидела, – догадалась я. – Поверь, я не хотела. Если объяснишь…

– Ты убила Алису, – перебил он. – Такое объяснение устроит?

Что?! Я? Какого…

– Откуда ты это взял? – спросила я сиплым шепотом, вглядываясь в лицо Морозко. Он явно не врал. Действительно решил, что я убила Алису его распрекрасную.

– Я знаю, как это работает, – криво усмехнулся он. – Это ведь моя методика.

– Способ переселения в другое тело открыл ты?

– Причем давно, – кивнул он. – Правда, слушать меня тогда никто не стал, отмахнулись, как от надоедливой мухи. А ты вот… способной оказалась.

– Не я, – покачала я головой, отчего тошнота вернулась, и в ушах появилось противное потрескивание. – Альбина.

– Она сказала, что ты станешь обвинять ее. А еще ты прекрасно умеешь врать. И лебезить. И пользоваться своими… прелестями.

Последнее слово он буквально выплюнул и брезгливо поморщился, словно не на эти прелести он залипал месяцами. Если верить Мыши, Морозко был влюблен в Алису. Получается, все это время он помогал меня мучить именно из-за того, что считал: я ее убила. И переубеждать его, похоже, бесполезно.

Я с силой дернула веревку, отчего она впилась в запястье, и я поморщилась от новой порции боли.

– И что теперь? – усмехнулась. – Будешь меня тут держать? А дальше? Ты ведь в курсе, что меня найдут? Тогда тебе явно не поздоровится, учти.