Наверное, снова дождь пойдет. Холодно. Так холодно, что я дрожу и, пытаясь дрожь унять, обнимаю себя за плечи. Слезы предательские подступают, а еще верить не хочется. Вот совсем. Хочется продлить иллюзию. Но я, как никто, знаю: иллюзии вредны.

– Поехали, – резко велел Егор и, не дожидаясь меня, уверенным шагом направился к машине. Пикнул сигнализацией, распахнул дверцу. – Ну, чего ты ждешь? Ах да, я же убийца, нельзя со мной в машину садиться. Вызови лучше такси.

– Мне нужна правда, – сказала я твердо.

– Какое неожиданное заявление от той, кто постоянно врет сама себе!

– Врала, – кивнула я. – Больше не собираюсь.

– Хорошо, будет тебе правда, – злорадно улыбнулся он, захлопнул дверцу машины и быстрыми шагами преодолел разделяющее нас расстояние. Приблизился, заставил отступить к стене, и я вжалась в нее в инстинктивном желании убежать, защититься. – Я тебя действительно ненавидел, ты меня жутко бесила. Ты была надменной, эгоистичной сукой, Яна. Вела себя, как тварь. Пользовалась людьми, брала, что хотела и выбрасывала их в мусор. Мне было приятно смотреть на тебя во время похорон, когда твое выпестованное, идеальное тело закапывают в земле, а ты готова расплакаться от бессилия. На страх твой, на растерянность, на нелепые бравады. Я радовался, что ты была в моих руках, что я могу решать твою жалкую судьбу. Я злорадствовал, считал, что это справедливо, желал тебе почувствовать на собственной шкуре то, что чувствуем мы – те, кто не входит в вашу дурацкую тусовку. Но я не делал этого с тобой!

Он замолчал, продолжая сверлить меня взглядом – жадным, резким, гипнотизирующем. Дышал тяжело, и я дышала – в такт. Откуда-то изнутри, из глубин замерзшего тела поднялась жаркая волна, захлестнула. И, поддавшись какому-то неведомому порыву, я подняла руку и погладила Егора по щеке.

– Извини. Не хотела обидеть, просто… запуталась окончательно.

– У тебя прекрасно получается делать то, чего ты не хочешь, – полоснул он едкой фразой. Но руку мою не убрал. Не отбросил, как когда-то, в самом начале. Накрыл своей и прижал сильнее. От прикосновения его по коже поползли электрические разряды, и я уже не могла ничего с этим поделать. Да и не хотела. Границы стерлись окончательно.

– Я в этом преуспела, – кивнула я и улыбнулась.

– Я бы с радостью вылечил Варю, – сказал он, спустя несколько секунд, тушуясь и отступая. И холод вернулся, а с ним – странное желание, чтобы он замолчал, не продолжал о ней, потому что слушать было неприятно. Но я сама просила правду, так что стоит ли теперь сожалеть? – Если бы мог, я бы… Но я не могу. Врачи все предельно ясно объяснили. Агрессивная форма лейкемии, химия не помогла, пересадка невозможна – метастазы уже везде.

– Почему ты сейчас не с ней? – спросила я тихо.

– Я ей не особо был нужен, – горько усмехнулся он. – Нужно было жилье, деньги, финансовая стабильность. Я выплачиваю ипотеку, закрываю счета на лечение и реабилитацию, спонсирую ежемесячными дотациями, чтобы она могла себя чувствовать вольно. Благо, семейная жизнь не отнимает время, и я могу больше работать. Чем больше вкалываешь, тем больше прибыль.

– Мне жаль…

– Да ну? – усмехнулся Егор. – Разве тебе не того же надо? Сама просила поручиться за тебя перед банком. А сейчас будет сложнее, родительской помощи ты опрометчиво лишилась. Но боюсь, на двоих меня не хватит, так что уж прости.

– Нет, – покачала я головой, с неудовольствием понимая, насколько меня уязвляют его слова. Правдивые, к слову. – Мне от тебя ничего не надо. Не так уж хорошо ты меня изучил.

– Возможно, – пожал он плечами. – Как оказалось, я плохо разбираюсь в людях, особенно – в женщинах.

– Придется тебя просветить. – Я, наконец, отлипла от стены, взяла его за руку. – Потом. Сейчас тебе нужно кое-что другое. – Заглянула ему глаза, разгладила рукой складку между бровями. – Стриксу это нужно каждый день, ты же знаешь…

Выдох, слишком шумный, чтобы принять его за обычное облегчение. Сплетение пальцев, секундный испуг – я всегда боялась острых эмоций. Но я теперь донор, придется привыкать. Расслабленность, медленно растекающаяся по телу. Растерянность прошла, вернулась уверенность в завтрашнем дне.

Не стоит слушать Виктора больше. Не стоит слушать никого, кроме себя. Я знаю, что Егор этого не делал, он бы просто не смог. Ему бы в голову такое не пришло даже в виде порыва, что уж говорить о многолетнем планировании и расчетливом исполнении.

Его губы коснулись моего виска, пальцы запутались в волосах, чертя на коже головы горячие полоски. Я не противилась – поздно пить «Боржоми», как говорится, когда почки отказали. Нельзя уберечь себя от привязанностей, рано или поздно все равно влипнешь. Поэтому я просто обняла его. Крепко. И зажмурилась. Я пока не готова была смотреть в глаза миру…

– Яська… – прошептал Егор мне в волосы.

Она меня так называла.

Но она ушла. Ее больше нет. Не будет. Никогда.

– Идем усмирять дракона, – собравшись, предложила я и решительно потянула Егора в дом.

Звук настиг нас у двери – скрежетание и скрип калитки. Обернулись мы синхронно, к дому размашистым шагом шел высокий рыжий парень. Он смотрел прямо на меня и улыбался.

– А вот и братец Лис пожаловал, – сказала я устало. Слегка штормило, скорее всего, выброс эмоций был слишком сильным.

– Привет, лисичка, – улыбнулся Рома во все тридцать два.

Объятия были крепкими, с ног до головы окатило теплом – от напора я даже покачнулась. После разговора с Егором фон был нестабильным, рваными выдохами выталкивались наружу остатки смятения.

Что я творю?

– Извини, опоздал, – совершенно искренне сказал брат Алисы, повернулся к Егору и представился: – Роман.

На лице Егора, вопреки недавно поглощенным эмоциями, отпечаталась усталость, но руку Роме он пожал и даже изобразил некое подобие улыбки.

– А что это вы тут стоите? – поинтересовался Рома, вглядываясь мне в лицо, будто почувствовал что-то, будто понял. – На улице, в темноте.

– Я с родителями разругалась, – призналась я. – Вот, собираемся уезжать…

– Как уезжать?! А я? Мы с Алинкой на ужин тебя звали, отметить.

Точно, а я и забыла, что еще не всем родным Алисы испортила вечер…

– Что случилось-то? – скривился Рома и тут же уточнил: – Она перегнула-таки? И тебя довела?

– Я университет бросаю, – пояснила я. – Не вижу смысла тратить время на то, что в жизни не пригодится.

– Та-а-а-к… – ошарашенно протянул Рома, на несколько секунд задумавшись, а потом решительно взял меня за руку и сказал: – Идем.

– Подожду вас на улице, – обронил Егор, на меня не глядя. Спустился со ступеней крыльца и присел на небольшую кованную скамейку под раскидистым деревом.

В доме было тихо. Тревожно. И сам он будто ощетинился на меня иглами осуждения за внезапный мой резкий порыв. Впускал неохотно, будто намекая: мне теперь тут не рады.

Впрочем, Рома наверняка здесь тоже был чужаком. Крепкий захват его ладони помогал не спасовать, идти дальше. Из кухни слышался неразборчивый гомон и звон посуды. Наверняка, там и есть драконья пещера, и Павел сейчас один отдувается за мою резкость.

Когда мы вошли в кухню, разговор родителей Алисы стих. На лице Павла при виде Ромы отразилось едва скрываемое облегчение, Татьяна же сначала удивилась, а затем нацепила на себя маску оскорбленной невинности, отвернулась к окну и схватилась рукой за грудь. Такой дешевый прием, даже стыдно, право слово…

– Павлуша, накапай! – велела она и подкрепила приказ взмахом другой руки, указывая на дверцу шкафчика. – Там, на верхней полке.

– Помню, бубочка, – ласково улыбнулся Павел и подставил табуретку, готовясь вскарабкаться, но Рома решительно отодвинул его в сторону, открыл дверцу и достал лекарство. Ростом он явно пошел в мать…

Он налил воды, отсчитал нужное количество капель и поставил стакан перед Татьяной.