– Когда тебя найдут, я смогу доказать, что ты убивала.

– Как… доказать?

Он хищно усмехнулся, сразу стало понятно: добра не жди. Морозко подошел ко мне и презрительно посмотрел сверху вниз. Коснулся указательным пальцем моего лба, и я вывалилась из реальности.

Было темно. Влажно. Воняло плесенью и кислым потом. Ноги утопали в чем-то вязком и липком, одежда противно облепила тело. Я не помнила, где нахожусь. Просто знала: нужно идти. Здесь оставаться нельзя, потому что… Холодно. Мерзко. И жутко хочется увидеть солнце. Потребность в тепле ощущалась остро, почти так же, как и необходимость дышать. Потому, когда я увидела впереди свет, тут же ускорила шаг.

Вспышка ослепила – на мгновение, но и того хватило, чтобы выступили слезы. А когда я проморгалась, то увидела ее.

Она стояла на краю обрыва, и смотрела вниз. Совсем рядом, в паре шагов от меня. Туман лизал ее босые ноги, ветер трепал непослушную юбку, то поднимая и обнажая округлые колени, то пеленая стройные ноги белым шелком. Прямая спина, волосы, собранные в высокую прическу, лишь одна непослушная прядь танцевала на ветру, ластясь к обнаженной коже шеи и плеча.

– Света, – прошептала я, не в силах отвести взгляда от стройной фигуры, застывшей на границе жизни и смерти.

Она обернулась, и озорная улыбка осветила ее красивое лицо.

– Смотри, как красиво, Яська, – восторженно сказала и указала рукой вперед, туда, где высились заснеженные вершины гор. – Давай полетаем.

И тут же, на моих глазах, пока я не успела отреагировать, смело шагнула вниз.

– Нет!

Собственный выкрик оглушил. Я кинулась к краю, но порыв ветра отшвырнул меня, бросив на холодные камни. Боль пронзила плечо, меня подхватило в воздух, закружило в водовороте, забило рот песком и мелкой крошкой, я задохнулась и зажала уши ладонями.

Очнулась и поняла, что никакого обрыва нет. Есть коридор – чистый и светлый. Аккуратные ряды стульев у стен. Двери с номерами палат. Отчетливый больничный запах – то ли хлорки, то ли спирта. Зеленые костюмы медсестер.

Я иду по коридору, заворачиваю за угол и без труда нахожу нужную дверь. Она полуоткрыта. Когда я заглядываю, вижу столик с вазой, в которой стоит пышный букет белых роз. Шарики. Плакат с надписью: «Мы будем скучать, но больше сюда не возвращайся». Улыбающееся лицо Вари, сияющее и абсолютно здоровое. Она одета в обычную одежду, больничный халат небрежно брошен на застеленную койку. Егор обнимает ее за плечи, шепчет что-то на ухо, низко склонившись к жене. Она смеется – заливисто, громко. Ее смех рождает в груди тоску – ноющую, сильную боль, от которой не укрыться.

Я наталкиваюсь на злой взгляд Егора.

– Ты больше не нужна, – говорит он и захлопывает передо мной дверь палаты.

Снова коридор. Лестница, входная дверь. Ни единой живой души, но мне и не нужны люди. Не люблю, когда видят мою слабость. Я распахиваю дверь и выхожу из больницы в лето.

Это сон – я четко осознаю это.

На моих ногах ярко-красные сандалии. Я помню их, мама купила, когда мне было десять. Школьный двор, визжащие первоклассники носятся с огромными портфелями на спинах, в голове мелькает мысль, что они похожи на огромных пестрых жуков. У тротуара меня ждет машина Виктора, я решительно иду к ней, открываю дверцу, усаживаюсь на сиденье рядом с водительским.

Виктор улыбается и говорит:

– Поехали поедим мороженного.

Рассеянно киваю, смотрю вперед. Песок – куда хватает взгляда, на горизонте дрожит марево миража. Колеса внедорожника грузнут в песке, и мне страшно, что мы застрянем и останемся тут навсегда.

– Это ничего, – говорит Виктор, – если мы останемся. Для таких, как ты, это единственный выход.

Он смотрит на меня, и от взгляда его становится не по себе. Виктор улыбается, переносит руку с коробки передач мне на колено. Бесстыдно задирает юбку, и страх перерастает в панику. Я дергаю ручку двери, но та не открывается. Кажется, я кричу, но звук вязнет в воздухе, растворяется, словно в кислоте. Мне больно дышать, слезы застилают глаза.

– Пожалуйста, пожалуйста, – шепчу я, желая, чтобы Виктор прекратил этот кошмар. Периодически забываю, что нахожусь во сне, пропитываюсь больной реальностью, заражаюсь ею.

Я могу изменить это, могу… Это мой сон! Я – донор, у меня тут есть привилегии. И сила. Просто нужно придумать, как закончить этот кошмар.

– Приехали, – строго говорит Виктор и нажимает на тормоза.

Я узнаю наш сельский дом. Перекошенный от времени деревянный забор, черепичную крышу старой постройки, в которой хранили дрова для печи. За забором – заросший травой двор, ветхая скамейка у разбитого окна дома, в который уже много лет никто не ездит.

Мы выходим из машины, останавливаемся во дворе.

– Все должно случиться здесь, – говорит Виктор мне на ухо. – Ты ведь помнишь… Яна?

– Нет! – шарахаюсь от него, бегу – куда, и сама не знаю. Лишь бы подальше. Ловко перелезаю через забор, лечу через поле к далекой полосе леса.

Спрятаться, нужно просто спрятаться. Как тогда, в прошлом. Когда мне удавалось улизнуть, отец не мучил меня. Он напивался, орал на мать и засыпал, наполняя дом оглушительным своим храпом. Мама плакала на кухне, а я сидела на крыльце, закусив губу, и повторяла себе, что выберусь. Однажды я смогу убежать навсегда.

Это сон, просто сон. А значит, нужно проснуться. Смерть – лучший выход из сна. Проверенный. Мысли путаются, как убить себя в темном лесу, я не знаю. А потом вижу его – высокое дерево, то ли клен, то ли дуб. Подпрыгиваю, цепляюсь за крепкую ветку, карабкаюсь. Кажется, обдираю ладони до крови. Плевать! Лезу упрямо, пару раз чуть не срываюсь, лишь чудом не падая вниз. И лишь на вершине позволяю себе выдох облегчения. А потом отталкиваюсь и падаю вниз. Закрываюсь руками от хлестких ударов ветвей, гулко ударяюсь о землю.

Боль и… свет. Он бил прямо в лицо, и я зажмурилась, инстинктивно отползая назад, к батарее. Меня трясло от пережитого во сне, по затекшим рукам ползали противные мурашки.

– Привет, кукла, – сладострастно поздоровались со мной голосом Белого. Черт… Вот ведь… – Я тут немного подкрепился. Ты ведь не обидишься, все равно пропадало зря.

Я понюхала свои пальцы, поморщилась от запаха серы. Гад!

– Не бзди, много не взял, – успокоил меня Белый. Он сидел на корточках и насмешливо наблюдал за мной. – Ну так как, кукла? Хочешь, заберу тебя отсюда? Развлечемся…

– Пошел ты! – выплюнула ему в лицо, отвернулась. Все равно убьет, нет смысла даже уговаривать.

– Она призналась, что убила моего сына, – откуда-то слева послышался голос Альбины, холодный и злой. Я повернула голову в сторону голоса, напоролась на ненавидящий взгляд. Вот кого действительно следует бояться… – Никуда она с тобой не пойдет.

– Ты же сама меня позвала, – усмехнулся Белый и поднялся, брезгливо отряхиваясь и засовывая руки в карманы.

– Чтобы ты казнил ее по вашим законам, а не предлагал трахнуться!

– Тебя нужно казнить по нашим законам, – усмехнулся Белый. – И муженька твоего заодно, за то, что трепался.

– Ты меня не тронешь, – надменно возразила Альбина. – У меня договоренность с вашим советом. У меня и Андрея Морозко, помнишь? Он помогает вам, так что нечего тут запугивать.

Белый усмехнулся, снова присел на корточки рядом со мной и спросил очень серьезно:

– Ты убила Георгия Алмазова? Учти, ложь я почувствую.

– Нет, – сказала я, не отводя взгляд. Это не было ложью.

– А знаешь, кто убил?

– Я не стану помогать вам, пока нахожусь здесь. – Я кивнула на стянутые веревкой руки. – Незаконно держать меня в плену.

– Вполне законно, – возразил он. – Пока ты подозреваемая в убийстве.

– Я скажу все, если отпустишь меня, – призывно улыбнулась я и повела плечом. – Если отвезешь в город, позволишь помыться и поесть. Обещаю, я…

– Нет! – перебила меня Альбина, сверля Белого яростным взглядом. – Или казни ее здесь, или убирайся.

– Послушайте, дамочка… – прошипел Белый, оборачиваясь к ней.