В положенное время приехала медсестра. Это была женщина средних лет в сшитом по мерке костюме. У нее была большая черная сумка, из которой она извлекла маленькую книжечку и карандаш. Милочка Мэгги, которая беспрестанно мыла, натирала и красила детскую в ожидании прихода проверяющей, встретила ее со всем радушием.

— Хотите кофе?

— А-ах, нет! — ответила медсестра, с интонацией, идущей то вверх, то вниз. По ее тону было понятно, что подкупить ее невозможно.

— Простите, — смутилась Милочка Мэгги.

Медсестра осмотрела все очень тщательно. Она спросила, как отапливается детская. Милочка Мэгги объяснила, что, поскольку комнаты смежные, детская отапливается печкой в гостиной. Медсестра сделала пометку. Милочка Мэгги забеспокоилась. Наконец медсестра убрала книжечку и карандаш, оправила жакет и сказала:

— А вот теперь я выпью кофе.

Тогда Милочка Мэгги поняла, что все в порядке.

Милочка Мэгги ждала: неделю, две, три… А потом к ней зашел отец Флинн.

— Маргарет, я побеседовал с матерью Венсан де Поль, — он увидел, как ее лоб нахмурился от волнения. — Медсестра из приюта передала отчет о твоем жилье.

Милочка Мэгги затаила дыхание.

— В нем четыре раза использовано слово «безупречно».

Милочка Мэгги расслабилась.

— Однако, — ее лоб снова прорезали морщины, — мы с матерью настоятельницей решили, что с детьми лучше повременить до весны.

— Почему, святой отец, ах, ну почему? — взмолилась Милочка Мэгги.

— Скоро вернется твой муж. Он ничего не знает о приемных детях. Ему может быть трудно привыкнуть… к тому же дети еще не успеют привыкнуть к новому дому и к тебе. Может возникнуть эмоциональное напряжение. Весной, когда он уедет, ты получишь детей. У вас будет весна, лето и осень, и когда твой муж навестит тебя… вернется домой следующей осенью, ты уже привыкнешь к детям, у вас установится определенный режим…

Милочка Мэгги была ужасно разочарована, но понимала, что в сказанном была логика.

— Ты подождешь, Маргарет?

— Подожду.

Это было только к лучшему. Однажды утром после завтрака, вместо того чтобы отправиться на работу, Пэт уселся в кресло у окна в гостиной.

— Папа, ты сегодня не работаешь?

— Рабочие будни кончились. Я отслужил положенный срок и сегодня вышел в отставку. С сегодняшнего дня я на пенсии.

Первой глупой мыслью Милочки Мэгги было: «Теперь мне больше не нужно стирать его тяжелую грязную форму». Но вслух она сказала:

— Папа, но ты мне ничего не говорил.

— Я должен все тебе рассказывать?

— Но, папа, ты же еще такой молодой, тебе только-только за пятьдесят. Чем ты будешь целый день заниматься?

— Отдыхать!

И Пэт отдыхал. Он спал допоздна, и Милочке Мэгги приходилось готовить ему отдельный обильный завтрак в десять утра. Потом он усаживался у окна в одних носках, поднимаясь только для того, чтобы выйти в туалет или пообедать, причем обед теперь стал не простым перекусом, а полноценной трапезой с мясом, овощами и картошкой. После обеда он дремал на диване в гостиной, и стоило Милочке Мэгги хотя бы открыть кран, чтобы налить стакан воды, он кричал, требуя тишины. После сна он возобновлял свое бесцельное дежурство у окна. Когда Милочка Мэгги входила в комнату, он спрашивал, чего ей еще нужно.

Милочка Мэгги стала практически пленницей. Она привыкла, что большую часть дня дом находится в ее распоряжении. Одеваясь, она часто выходила на кухню в нижней юбке, чтобы проверить то, что готовилось на плите. Теперь же она могла выйти из спальни, только полностью одевшись. Когда она выходила из дома, Пэт спрашивал ее, куда она собралась. Когда она возвращалась, он проверял ее покупки, критиковал уплаченную за них цену и заявлял, что ее обманули. Когда Денни уходил гулять, по возвращении он всякий раз его отчитывал. А когда Денни оставался дома, он спрашивал, какого черта тот слоняется из угла в угол. Короче говоря, он портил всем кровь.

Наступил ноябрь, и Милочка Мэгги забеспокоилась. Клод должен был скоро вернуться, но жить с отцом, который целыми днями сидел бы дома и враждовал с Клодом, было бы невыносимо. Милочка Мэгги знала, что Клод вытерпел бы всего несколько дней. Ей вспомнился случай с рождественской трубкой.

Однажды вечером Милочка Мэгги сказала отцу:

— Папа, когда Клод вернется, ты должен будешь переехать на постой к миссис О’Кроули на все время, пока он здесь.

— Нет, девочка моя.

— Да, папа. Я серьезно. Вы с Клодом не ладите. И на то короткое время, пока он здесь…

— Я не уйду из этого дома, — крикнул Пэт, — пока меня не вынесут из него ногами вперед! Так что помоги мне Господь!

Шла последняя неделя ноября. Прогноз погоды в газете обещал снег на следующий день. Когда Пэт встал из-за стола после ужина, Милочка Мэгги сказала:

— Папа, Клод вернется со дня на день, и…

— И я вышвырну его в ту же минуту, как он ступит на порог.

Она оставила его реплику без внимания.

— Поэтому я зашла к миссис О’Кроули и сняла тебе комнату.

— Что?!

— Хорошую комнату, и ты так ей нравишься, что она попросила за нее с питанием всего семь долларов в неделю. И малыш Мик-Мак ждет не дождется. Когда Клод уедет, ты сможешь вернуться обратно.

Пэт испустил ужасный, хриплый вопль. Он разорвал на груди рубашку и принялся хватать ртом воздух, а его лицо стало фиолетовым. Он повернулся вокруг своей оси и упал бы, если бы Милочка Мэгги его не подхватила.

— Денни, беги. Беги за доктором! Нет, постой! Давай сначала положим его в постель.

Милочка Мэгги с Денни вынесли отца в коридор, но не смогли поднять по лестнице.

— Давай в мою комнату! В мою комнату! — задыхалась Милочка Мэгги. Они положили Пэта на ее элегантно убранную постель. — Теперь беги за доктором, быстро.

— Не надо доктора, — тяжело дыша, произнес Пэт. — Слишком поздно. Священника! Я хочу священника! Священника! — он едва дышал.

Когда пришел отец Флинн, Милочка Мэгги, побледневшая и с размазанными по щекам слезами, встретила его с горящей свечой в руке. Она преклонила колени и пошла впереди него, показывая дорогу. Она привела его в комнату к Пэту. Священник одобрительно огляделся вокруг. Все было сделано как надо. Пэт лежал бледный и неподвижный, в чистой ночной рубашке. Милочка Мэгги успела омыть ему лицо, руки и ноги. На прикроватном столике лежало чистое льняное полотенце. На полотенце стояло распятие, по бокам от него горели свечи. Рядом стояла чаша со святой водой, мисочка с солью, блюдце с клочками чистой ваты для святого елея, стакан воды и прочие необходимые вещи. На полу у изголовья кровати лежала подушка, чтобы священнику было удобно встать на колени. Отец Флинн положил свою маленькую сумку из черной кожи и святые дары на пустой туалетный столик.

— Оставь нас, дочь моя.

Милочка Мэгги, пятясь, вышла из комнаты, все так же держа перед собой горящую свечу.

Отец Флинн совершил соборование. Когда обряд закончился, Пэт сказал слабым голосом:

— Я бы не стал звать вас ночью по холоду, но то, как моя дочь…

— Сын мой, тебе отпущены все мирские грехи. Храни молчание.

Когда Пэт снова попытался заговорить, отец Флинн прервал его:

— Успокойся, сын мой.

Священник начал собирать сумку.

— Я пошлю за доктором.

— Не надо доктора, — прошептал Пэт. — Я ухожу в мир иной.

— Чтобы подписать свидетельство о смерти. Таков закон.

Отец Флинн вышел к Милочке Мэгги и Денни, помолился с ними и ушел, сказав им слова утешения.

Милочка Мэгги, дрожа и с капающими из глаз слезами, вошла к отцу.

Она обнаружила его лихорадочно натягивающим брюки.

— Папа! — потрясенная, вскричала она. — Что ты делаешь?

— Убираюсь отсюда! — проорал Пэт. — Ты, да священник, да доктор, вы меня живьем похороните! Пойду в дом вдовы, там хоть безопасно!

Зима Милочки Мэгги с Клодом была просто чудесной.

Клод вернулся домой. Пока они с Милочкой Мэгги сидели на кухне, дожидаясь, когда пожарятся две принесенные им курицы, он, по своему обыкновению, попросил ее рассказать ему обо всем, чем она занималась в его отсутствие. Она рассказала ему обо всем, кроме того, что подала прошение взять детей из приюта. Она подумала, что у нее будет достаточно времени, чтобы ему рассказать, когда дети уже будут жить с ней. Опять же, всегда оставалась надежда, что она забеременеет. Она никогда не переставала надеяться. Ее мать не переставала надеяться и родила ребенка, когда ей было далеко за сорок. Однако Милочка Мэгги испытала Клода, надеясь выяснить его отношение к тому, чтобы взять на воспитание детей из приюта.