Но Клоду нужно было довести начатое до конца.

— Маргарет, ты от нее откажешься?

В ответ — молчание.

— Пожалуйста, ответь, что откажешься. Мне нужно, чтобы ты это сказала.

— Откажусь, — в конце концов выдавила Милочка Мэгги.

— Спасибо, Маргарет. — Пауза. — Но ты это не всерьез, да?

— Нет, — прошептала Милочка Мэгги. И выпалила: — Почему ты заставил меня это сказать? Как мне заставить себя сказать это всерьез? Разве быть католичкой — это преступление?

Милочка Мэгги опустила голову на скрещенные на столе руки и расплакалась. Она плакала навзрыд, и все ее тело тряслось от рыданий. Клод подошел к двери, проверить, плотно ли та закрыта. Ему не хотелось, чтобы отец Милочки Мэгги все это услышал. Потом он вернулся к Милочке Мэгги, поднял ее на ноги и обнял.

— Да я вовсе не хочу, чтобы ты отказывалась от своей веры. Мне только хотелось услышать, как ты скажешь — всего разок, — что ты отказалась бы от нее ради меня.

Милочка Мэгги всхлипнула еще громче.

— Ну же, Маргарет, перестань! Хватит плакать. Ну же, Маргарет! — Он погладил ее по волосам. — Ну же, Маргарет, хватит. Хватит, Мэгги. Милочка Мэгги. Послушай меня! Ты добилась, чтобы я называл тебя Милочка Мэгги. Можешь называть меня Клоди, если тебе так хочется.

Милочка Мэгги покачала головой, продолжая всхлипывать. Клод встряхнул ее.

— Прекрати, дурочка. Разве ты не понимаешь, что я непременно хочу жениться на тебе в католической церкви? И знаешь почему?

Милочка Мэгги перестала всхлипывать и прислушалась.

— Потому что католическая церковь не признает развода. Я хочу, чтобы мой брак был нерушим. После свадьбы ты постепенно поймешь, что я никчемный бездельник, и захочешь со мной развестись. Но не сможешь. И останешься моей навсегда. Так что вытри глаза и скажи, как нам все это устроить.

Милочка Мэгги вытерла глаза.

— Тебе нужно сходить к отцу Флинну. Он даст тебе наставления. Я договорюсь с ним, чтобы он тебя принял, а цыплята уже, кажется, готовы.

Клод не смог удержаться от смеха. И смеялся до изнеможения.

— В чем дело?

— В тебе. В тебе дело. О, Маргарет! О, Милочка Мэгги, моя практичная возлюбленная!

Сон Пэта остался глух к рыданиям Милочки Мэгги, но не к хохоту Клода. Пэт перевернулся на другой бок и проворчал: «Аспид».

Клод с Милочкой Мэгги подбросили в огонь угля, сварили еще кофе и съели жареных цыплят, закусывая хлебом с маслом, попутно строя планы на свадьбу. Милочке Мэгги хотелось знать, где они будут жить.

— Здесь, — ответил Клод, — если никто не против.

— Но наш район такой ветхий…

— Обожаю этот район.

— И этот дом такой старый…

— Он замечательный! Здесь чувствуешь себя в безопасности — как дома.

— Но здесь живет папа…

— Мне нравится твой отец. Его верность собственным принципам по-настоящему уникальна. Я устроюсь на хорошую работу и стану оплачивать все расходы. Твой отец будет нашим гостем.

— Папа будет платить сколько-то за себя и за Денни.

— Я ему не позволю. Только подумай, — радостно заявил Клод, — у меня же никогда ничего и никого не было! А теперь у меня будет жена, отец, братишка и жизнь в собственном доме! И все это для меня!

Милочку Мэгги осенило:

— Получается, ты вырос в приюте.

Она увидела, как Клод заморгал, но не дождалась в ответ ни «да» ни «нет». Но она поняла, что угадала.

— Мне хотелось бы, чтобы ты мне рассказал…

— Нечего рассказывать. Я был маленьким мальчиком, потом я вырос, получил неплохое образование и стал скитаться по свету. Меня можно было бы назвать бродягой, разве что я работаю по пути.

— Но с тобой же что-то происходило, ты же встречал кого-то, с кем становился по-настоящему близок…

— Ты хочешь спросить, есть ли у меня прошлое?

— Наверное, так.

— Мое прошлое — это ты. Мое прошлое, мое настоящее и мое будущее. Я творю свое прошлое прямо сейчас. И мне оно нравится. Может быть, лет через двадцать кто-нибудь спросит меня про мое прошлое, и я отвечу: «Мое прошлое началось в один прекрасный день на пасхальной неделе, в Бруклине, где я встретил девушку по имени Маргарет Роуз Мур, которую все называли Милочка Мэгги».

Некоторые мужчины не созданы для работы и уклоняются от нее, покуда есть возможность. Когда совесть все же принуждает их заняться трудом, они зачастую выбирают самую тяжелую работу, какую могут найти, возможно, в качестве самонаказания или чтобы доказать, что им по плечу тяжкий труд. Клод устроился на временную муниципальную работу по уборке снега.

Для многих снег был проклятием, но для безработных и детей он был настоящим подарком. Несмотря на войну, забравшую большинство мужчин на фронт, а всех остальных обеспечившую хорошо оплачиваемыми рабочими местами, снег все равно оставалось кому разгребать: этим занимались те, кто был слишком стар или слишком молод для постоянной работы, студенты, ищущие возможности положить в карман несколько долларов, и бродяги.

В одном из дальних районов Бруклина был начальник службы по вывозу мусора, который был словно рожден, чтобы нанимать студентов на уборку снега. Хенни Клинн дослужился до своей должности с самых низов. Он начинал дворником, снова и снова проходил экзамен для государственных служащих, пока наконец не сдал, по блату выбился в суперинтенданты и наряду с другими обязанностями получил власть нанимать и увольнять студентов. Ему нравилось брать их на уборку снега, потому что он на дух не переносил тех, кто учился в университете. Когда Клод пришел наниматься на работу, Хенни оглядел его с ног до головы и счел ценным трофеем.

— Из какого ты колледжа?

Клод задержал взгляд на мочке левого уха Хенни и ответил:

— Из того, где учатся на своей шкуре.

— Ты мне тут не умничай, — рыкнул Хенни. — Хотя я не виню тебя за то, что тебе стыдно признаться, что ты студент. Только тебе меня не одурачить. Я вашего брата за милю чую.

— Как интересно, сэр, — откликнулся Клод. Он не отрывал взгляда от мочки уха Хенни, и тот все больше нервничал. Хенни повел головой. Взгляд Клода последовал за мочкой.

— Да, туфли твои тебя выдают. Честный работяга не станет носить тонкие туфли на тонкой подошве. Я всегда говорю: покажите мне туфли, и я скажу, что это за человек.

— Это очень умно, сэр.

— Я знаю, что ты из колледжа. Ну же, давай. Из какого?

— Пусть будет Оксфорд.

— И где этот Оксфорд?

— В Миссисипи.

— Значит, ты студент! Родился с серебряной ложкой во рту. А кончил тем, что клянчишь у меня работу, и тяжелую, к слову сказать. Грязную работу. А теперь посмотри на меня, — самодовольно продолжал Хенни. — За всю жизнь проучился в школе не больше трех лет. По мне это видно?

— О, никак нет, сэр!

— Всему, что я знаю, я обучился сам, а знаю я порядочно. Я приехал сюда тридцать лет назад — желторотый ирландец с чемоданом пожитков. Я ничего не знал. А посмотри на меня сейчас!

— Ух ты! — с восхищением выдохнул Клод. Он вытянул шею, чтобы видеть мочку уха Хенни еще лучше.

— В чем дело? — спросил Хенни.

— Ни в чем.

— Жди здесь, мне нужно прособеседовать остальных господ студентиков.

Хенни отделил зерна от плевел. Потом он построил зерна в шеренгу, зачитал им инструкции, выдал по лопате и отвел туда, где им предстояло работать. Потом он вернулся к себе в контору в помещении, арендованном у лавочника, и тщательно изучил свое левое ухо в туалетном зеркале.

«Тот тип так на меня пялился, — подумал он, — что мне уже стало казаться, будто у меня в ухе вошь ползает».

Когда уборщики снега отработали пару часов, Хенни явился к ним с утренним напутствием. Объектом оного он выбрал Клода.

— Загребай, студент, загребай! Мы тут не ромашки собираем.

Некоторые из уборщиков остановились, опершись на лопаты. Хенни только того и ждал.

— Что, репетитор дал передышку? Значит, ребятки, у вас есть шанс завязать со своей дребеденью. — Хенни встал в позу капитана команды болельщиков и принялся скандировать: — Раз-раз-раз! Раз-раз-раз! Загребай, загребай, раз-раз-раз!