Вот что вдруг пригрезилось Милочке Мэгги. Она снова закрыла глаза, чтобы увидеть действительность. Каждый день она вставала в семь утра, чтобы приготовить отцу завтрак. Делала работу по дому. Комнат было немного, мебели — тоже. Через час у нее уже все сверкало чистотой. Поход за покупками она растягивала, насколько могла. Лавочники были ее единственным кругом общения. К десяти утра вся работа была сделана — оставалось только приготовить простой обед на себя с ребенком и простой ужин на всех троих. Дни и вечера растягивались в бесконечность.

Милочка Мэгги мыла волосы, полировала ногти, перестирывала одежду, которая и так была чистой, гладила то, что не нуждалось в глажке, и делала сдельную работу, когда та у нее была. В хорошую погоду она возила Денни в парк, сначала обходя квартал и спрашивая соседок, у которых были дети дошкольного возраста, позволения взять тех с собой за компанию с Денни. Обычно в парк с ними отправлялись трое-четверо малышей.

Но всего этого было недостаточно. Милочка Мэгги была крепкой и здоровой, полной жизненных сил. Ей хотелось трудиться вовсю. Ей хотелось бывать в разных местах. Ей хотелось иметь друзей своего возраста. Ей хотелось разговаривать и смеяться с молодыми людьми. Ей хотелось работать на фабрике или в магазине — отмерять ткань или упаковывать тарелки. Больше всего ей хотелось «бывать на людях».

Милочка Мэгги вспомнила про Анни Вернахт. Когда Гас рассказал ей о своей жене, Милочке Мэгги подумалось, как чудесно было бы подружиться с Анни, заходить к ней на чашку кофе и кусок пирога. И Гас сказал, что Анни могла бы посидеть с Денни… Милочка Мэгги решила, что за каждый час, проведенный Анни с Денни, пока она, Милочка Мэгги, развлекается, она будет сидеть с Анниными детьми по три часа.

Но отец не разрешил Милочке Мэгги ходить к Вернахтам. Вот и все.

Молодой человек со второго этажа застучал каблуками, спускаясь по крыльцу. Он коснулся полей своей шляпы и заметил, какой хороший выдался вечер. Милочка Мэгги согласилась с ним и тут же отвернулась, на случай, если отец наблюдал за ними через окно.

Укладывая Денни спать, Милочка Мэгги решилась. Она пойдет в гости к Анни Вернахт, а отцу ничего не скажет.

В следующее воскресенье после обеда Милочка Мэгги нарядила Денни в самый красивый комбинезончик, пригладила ему волосы, принарядилась сама и сказала отцу, что идет прогуляться и вернется вовремя, чтобы приготовить ужин. Тот проворчал что-то себе под нос, не отрываясь от газеты.

— Заходите! Заходите! — прогудел Гас. — Вот моя Анни.

Он схватил шляпу.

— Пойду пройдусь до Яновой сигарной лавки, оставлю дам беседовать о своих женских делах.

И ушел.

Анни была гостеприимна, но озадачена. Гас по мужскому обыкновению позабыл сообщить жене, что пригласил Милочку Мэгги в гости. На самом деле он вообще ничего не сказал ей о девушке.

Анни улыбнулась. Милочка Мэгги улыбнулась.

— Садитесь, — предложила Анни.

В комнате было опрятно, тепло и тихо. Мальчик, Джеймси, прислонился к материнскому колену. Малышка Тереза спала у матери на руках. Еще один ребенок, готовый вот-вот родиться, спокойно лежал в материнском лоне.

Деннис заерзал, пытаясь слезть с рук сестры.

— Можно опустить его на пол?

— Конечно, можно.

Милочка Мэгги опустила Денни на пол. Тот нетвердым шагом суматошно обежал комнату, потом заполз под стол и, устроившись поудобнее, уснул. И проспал все время, пока они были в гостях.

— Как его зовут? — спросил Джеймси.

— Ш-ш-ш! — сказала Анни. Она улыбнулась Милочке Мэгги: — Меня зовут Анни.

Девушка улыбнулась в ответ.

— Я знаю.

— А вас?

Гас забыл сказать жене, как зовут ее гостью.

— Я — Маргарет Мур. Все зовут меня Милочка Мэгги.

Они снова обменялись улыбками. Девушка сидела, сложив руки на коленях и ждала первых проявлений дружбы. Анни думала, как бы потактичнее спросить у своей юной гостьи, в чем заключалась цель ее визита. Она прокашлялась:

— Вы слишком молоды, чтобы быть матерью.

— О, это мой брат. Моя мать умерла, когда он родился.

— Мне кажется, я иногда видела ее на улице. Кто-то из знакомых рассказывал, что она ждала ребенка. А ваш отец — метельщик?

— Да. Дворник. Он сейчас дома.

— У него хорошая работа. Надежная. А мой муж делает кресла-качалки.

— Я знаю. Мистер Ван-Клис рассказывал.

— Ох уж этот Ян! — Анни загадочно улыбнулась.

Милочка Мэгги, полуребенок-полуженщина, думала: «И когда же она предложит мне посидеть с Денни, чтобы я могла иногда выйти прогуляться без него, как сказал мистер Вернахт?»

Анни думала: «И о чем же мне с ней теперь говорить?»

Анни была хорошей и доброй женщиной, но молчаливой и стеснительной. Если бы Гас позаботился рассказать ей о Милочке Мэгги! Она была бы просто счастлива принять девушку со всей сердечностью и теплотой. Гас бы никогда не признал, что забыл рассказать жене о Милочке Мэгги. Они с Анни настолько хорошо понимали друг друга без слов, что он считал, что та каким-то образом знает о девушке столько же, сколько и он сам. Анни сидела, взывая к этому безмолвному взаимопониманию. Она поняла только то, что должна что-то сделать, что Гас о чем-то предупредил девушку и теперь та ожидала обещанного. Но чего?

— Гас говорил, что я должна что-то сделать? — осторожно поинтересовалась она.

Лицо Милочки Мэгги залило краской смущения. Так, значит, Гас ни о чем Анни не предупредил, и она, Милочка Мэгги, нахально заявилась сюда, ожидая…

— Нет, ничего не говорил.

Они вымученно пробеседовали еще несколько минут, и Милочка Мэгги собралась уходить. Прощание вышло шумным, потому что обеим было неловко, и если они и могли сделать что-то от души, так это распрощаться.

— Заходите снова, когда у вас будет побольше времени.

— И вы как-нибудь к нам заходите. Я приготовлю кофе.

Ответного визита не последовало. Несколько недель спустя Милочка Мэгги встретила в сигарной лавке Гаса и сказала ему, что приглашает Анни на чашку кофе.

— Анни теперь никуда не ходит, — ответил тот. — Ребенок вот-вот родится. Но вы заходите к нам.

— Зайду, — пообещала Милочка Мэгги.

Но не зашла. И Анни тоже не собралась ее навестить.

Ван-Клис сообщил Милочке Мэгги, что у Анни родился ребенок, мальчик. Его назвали Альберт Август. Милочка Мэгги принесла мистеру Ван-Клису пару пинеток, чтобы тот через Гаса передал их Анни. К пинеткам прилагалось устное сообщение: Милочка Мэгги придет навестить Анни с ребенком, как только та оправится от родов. Анни передала с Гасом ответное сообщение, которое тот передал Ван-Клису, который передал его Милочке Мэгги: Анни придет навестить Милочку Мэгги, как только встанет на ноги.

Анни с Милочкой Мэгги так никогда и не пообщались. Тем не менее всякий раз при встрече Гас говорил ей: «Анни передавала привет». Милочка Мэгги всегда отвечала: «И ей тоже передавайте».

Однажды сигарная лавка оказалась закрыта. В витрине стояла табличка: «Закрыто в связи со смертью члена семьи».

Гас Вернахт не приходился Ван-Клису родственником, но сигарщик одолжил табличку у пекаря, который купил ее пару лет тому назад, когда умер отец его жены. Ван-Клис не мог зачеркнуть «члена семьи», потому что пекарь хотел получить табличку обратно. Он считал, что она ему еще понадобится. У него было много родственников.

Случившегося с Гасом нельзя было ни понять, ни преду-гадать. Вечером он лег спать, а утром не проснулся. Доктор Скалани заявил: «Сердце!» — и взял за это доллар. Соседи утешали Анни, как могли.

— Такой хороший был человек.

— Да уж, самые лучшие всегда помирают в первую очередь.

— Ну, раз уж пришло его время, — последовал коллективный вывод, — то лучше, что он умер во сне. Так он даже не понял, что произошло.

Милочка Мэгги не виделась с Анни уже целый год. Денни слег с корью, и Санитарное управление повесило им на дверь знак карантина. Пока Денни выздоравливал, Пэт, к своему великому стыду, тоже заразился корью. Он никогда раньше не болел и переносил корь, как будто это была проказа в последней стадии. Он позвал священника и потребовал себя соборовать. Отец Флинн заявил, что при кори соборования не положено. Но он выслушал исповедь Пэта и дал ему причаститься, а потом целый час просидел у его кровати, отчитывая его за его грехи и небогоугодное поведение.