— Хорошо, хорошо, — ответила она нервным шепотом и поспешила в дом.

— Снова гуляла, — приветствовал ее отец.

— Да.

— Ты же вчера вечером выходила.

— Я знаю.

— Полагаю, завтра тоже гулять собираешься.

— Собираюсь.

— Ну и зря, — без выражения заявил Пэт.

— Мне уже исполнилось двадцать один год… — начала было Милочка Мэгги.

— Возраст тут ни при чем, потому что я сам завтра иду гулять, и кто-то должен присмотреть за мальчуганом.

— Я попрошу квартирантку, миссис Хили, ее же так зовут? Она присмотрит за Денни, пока ты пьешь пиво.

— Я не пиво иду пить. Я иду развлечься. У меня есть по-друга. В кои-то веки мне хочется провести с ней вечерок.

— С ней? То есть с другой женщиной? — Милочка Мэгги была потрясена и возмущена. — Все эти годы ты гулял и развлекался с какой-то женщиной, а я… — Ее голос дрогнул, словно она была готова расплакаться. — А я, молодая девушка, почти девочка, которой нужно было гулять с детьми моего возраста, сидела дома, готовила, стирала, мыла полы и заботилась о ребенке? — Милочка Мэгги запнулась. Когда она заговорила снова, ее голос вернул себе твердость.

— Ах, папа, я тебе не верю, — спокойно сказала она. — Ты бы не смог. Ты бы не смог после того, как ты был женат на маме.

— Твоя мать, упокой Господи ее душу, была достойной женщиной. Самой лучшей. Но ее нет со мной вот уже лет семь или почти столько, а мужчина есть мужчина.

— Тогда мужчина должен любить и жениться по любви. Иначе мужчина ничем не лучше животного.

— Где ты набралась этой чепухи?

— Так сказал отец Флинн. У него была особая проповедь для таких, как ты.

— А ему-то почем об этом знать, ведь он же только молится и постится?

Внезапно, как это иногда с ним случалось, на Пэта нашел гнев.

— Да как он смеет?! — заорал он. — Как он смеет говорить о таких вещах с невинными душами или теми, которым следует таковыми быть? Я сделаю так, что его уволят…

— Священников не увольняют.

— Ну, тогда расстригут… Подстригут. Не важно. По крайней мере, переведут в другой приход. Я поговорю с епископом.

— Ну же, папа, перестань. Он не сказал ничего неприличного. Он же хороший человек, ты сам знаешь. Вспомни, как он поддерживал маму. Ты забыл.

— Это верно. Твою мать он поддерживал.

— И он всех поддерживает. Ох, папа, — вздохнула она, — когда мне было шестнадцать, ты даже не думал о том, что я еще ребенок. Ты заставил меня работать как взрослую. А теперь, когда я стала взрослой, ты пытаешься притвориться, что я ребенок. Папа, тебе нужно это признать. Теперь я буду жить своей жизнью.

Чтобы ответить, Пэту нужно было собраться с мыслями. «Это все мужчина, с которым она только что познакомилась, это он ее подзуживает. Бьюсь об заклад, он налил ей в уши меду, и она возомнила себя невесть кем. Теперь мне нужно держать ухо востро, — коварно размышлял он. — Быть с ней поласковее, как будто все идет как надо. Если ее сейчас прижучить, то это будет все равно, что самому толкнуть ее в его объятия».

— Ты права, дочка, милая. Ты уже не ребенок. Ты — прекрасная женщина и можешь поблагодарить ту добрую пищу, на которую я для тебя всю жизнь зарабатывал, не разгибая спины, за то, что она превратила тебя в ту прекрасную женщину, которой ты стала.

— Нет, пища тут ни при чем. — Милочка Мэгги широко ему улыбнулась. — Это все потому, что ты, папа, и сам прекрасный человек, и можешь говорить, что хочешь, но ведь когда-то в Килкенни ты рос на мелкой картошке, и курица у тебя бывала только на Рождество, да и то жесткая.

«Во дает девка, — с гордостью подумал Пэт. — Мозговитая. Вся в меня».

В слух же он заявил:

— Ну-ка, не меняй предмет разговора. Разумеется, ты — взрослая женщина, и то, что ты хочешь завести себе мужчину — правильно и разумно. Разве я не хочу когда-нибудь понянчиться с внуками?

«А ведь и правда, хочу! — подумал он с удивлением. — Или я сам себя в этом убеждаю?»

— Дело не в том, что я не хочу тебя отпускать, а в том, что я не хочу, чтобы ты бросилась на шею первому встречному, который тебя поманит. Помни, что на берегу много гальки.

— Кому нужна галька?

— Ты меня поняла. Всегда придет следующий трамвай.

— Ты сам знаешь, что никогда бы не позволил мне ковыряться в гальке или стоять на углу и ждать следующего трамвая.

— Мэгги, дорогая, ты ведь знаешь, что я имею в виду. Мне не всегда удается выразить мысли правильными словами. Но я радею только о твоей пользе.

Потом, как бы между прочим, чтобы скрыть свою хитрость, Пэт добавил:

— Вот что мы сделаем: ты приведешь молодого человека…

— Какого молодого человека?

— Полно, — игриво изрек он, — я все знаю. Приведи его познакомиться с твоим отцом, как и положено порядочной девушке, и я составлю о нем свое мнение и скажу, достоин ли он тебя.

— О, папа! Даже если бы это был арабский шейх, ты бы все равно сказал, что он меня недостоин.

— Слушай, — взревел Пэт, позабыв про дипломатию, — ребенок, девушка, женщина — кем бы ты ни была, не смей перечить отцу!

Милочка Мэгги ничего не ответила. Она пошла на кухню и открыла кран на полную мощность, чтобы наполнить чайник. Пэт пошел за ней.

— Папа, перестань меня раздражать, а?

Пэт знал, что ирландские нотки в речи дочери были верным признаком того, что она начинает выходить из себя.

— Я все сказал, — тихо и с достоинством заявил Пэт. Но это было не все. Он громко добавил:

— Но завтра вечером ты никуда не пойдешь! — и поспешно ретировался к себе в спальню, чтобы Милочка Мэгги не успела ответить. Он хотел, чтобы последнее слово осталось за ним.

После долгой прогулки Милочка Мэгги проголодалась. Думая о Клоде, она сварила себе кофе и сделала сэндвич с куском мяса, оставшегося от ужина. Она думала о том, как он с ней разговаривал — как слушал, быстро поворачивая голову на ее слова, и как от этого все, что она говорила, казалось чудесным и важным. Она думала о том, насколько ее отец был не похож на Клода.

Милочка Мэгги не могла понять, почему считалось, что девушки склонны выходить замуж за мужчин, похожих на своих отцов. Конечно, она любила отца и расстроилась бы, если бы с ним что-нибудь случилось. Но в Клода она была влюблена именно потому, что он был совершенно на него не похож.

— Мама? Милочка Мэгги? — на пороге кухни стоял маленький мальчик в пижаме.

— Денни, я думала, ты уже давно крепко спишь.

— Я спал. Но проснулся.

— Есть хочешь?

Мальчик кивнул.

— Тогда давай садись. Я налью тебе молока и дам имбирное печенье.

Мальчик оторвал взгляд от молока и с аппетитом посмотрел на сэндвич сестры.

— А можно мне тоже кусочек?

— Нет. Это слишком тяжелая еда, чтобы есть на ночь.

— Но ты же ешь.

— Не твое дело.

— Ну один кусочек.

— Хорошо, один кусок. Не больше.

Милочка Мэгги дала брату вилку. Он ел сэндвич с одного конца, она — с другого.

— Нарисовал свою картинку?

— Еще после обеда. Ты же видела. Ты просто забыла, — с упреком ответил он.

— Верно. Нарисовал. И чем ты вечером занимался?

— Мы с папой играли в шашки.

— Кто выиграл?

— Папа. Я поддался.

— И зачем ты это сделал?

— Потому что он не станет со мной играть, если будет проигрывать.

— Если ты выигрываешь, то не следует играть в поддавки.

— Мне плевать.

— Если тебе будет плевать, то у тебя ничего не получится. Пей молоко.

— Выпей половину.

— Я пью кофе.

— Я помог тебе съесть сэндвич. Теперь ты помоги мне допить молоко.

— Уговорил, — она вылила половину молока в чашку с кофе.

— Милочка Мэгги, если ты когда-нибудь выйдешь замуж, он станет мне отцом?

— Отцом?

— Ну, как ты. Те же мне как мама, только сестра.

— Денни, что это с тобой?

— Станет?

— Давай посмотрим: если мне когда-нибудь повезет и я выйду замуж, мой муж станет твоим зятем. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что папа сказал, что ты скоро выйдешь замуж. Он сказал, что догадался, что ты познакомилась с парнем. Но он просил меня не рассказывать тебе, что он сказал.