— Вот оно что, — фыркнула девушка. — В этом проблема. А если я не хочу? Что тогда? Я не хочу видеть её, Халдир! Не хочу находиться в этом лесу. Хочу с тобой уйти отсюда. Мне уже осточертели эти платья и светские беседы вместе с прогулками по «прекрасному и чудесному лесу».

Она, уже не так цепко, обхватила длинную эльфийскую ладонь обеими своими ладошками и прижала к груди, утыкаясь носом в куртку стража. Халдир обнял подругу, проведя рукой по её волосам.

Сули ненавидела Лориэн. Ненавидела Галадриэль. Ненавидела всё, что связано с ними! Она не хотела видеть владычицу — мать своей матери, той самой Келебриан, которая покинула Сули так рано. Девушка всхлипнула.

***

В шатре, в одиночестве, было странно спокойно. Только её мир.

Прохладный порыв ветра ворвался к темноволосой, прерывая воцарившуюся идиллию. Вместе с ветром явился и Боромир. Он без промедления двинулся к Сули, лучезарно улыбнулся и протянул букетик золотых цветов — маленьких хризантем.

— Извини, что вчера не получилось увидеться как задумывали, — мужчина виновато пожал плечами, усевшись рядом, а оборотень небрежно махнула рукой, будто тем самым говоря, что всё в порядке, и она не в обиде. Не волнуйся, Боромир, всё хорошо. Хотя сама прождала его до поздней ночи. — Знал, что ты будешь рада, — и кивнул на букет.

— Где же ты их взял? — она прокрутила цветы в руках — крохотные бутончики ещё не до конца распустились.

— Один, — гондорец хмыкнул, — эльф показал, где растут.

Сули улыбнулась и поднесла подарок к носу. Запах был сладким, но не приторным — первые в этом году, цветы поднимали кверху свои яркие головы, протягивая бархатистые золотые лепестки к солнечному свету. На улице стало прохладней, и девушка ощущала легкий холодок, которым веяло от мужчины. Он, убрав наперёд косу подруги, уселся на постель позади неё самой и положил голову Сули на левое плечо.

Оборотень и человек, по своему обычаю, молчали, но тишина не приносила неудобства, напротив, давала покой и какое-то странное спокойствие — уверенность в том, что они не одни: и сегодня, и завтра и много лет спустя. Медноволосый воин, глубоко вздохнув, тихо заговорил:

— Сули.

Слова обожгли нежную, открытую взору кожу шеи. Девушка, поддалась назад и расслабленно легла на грудь мужчины.

— Да? — тот хмыкнул в ответ; темноволосая повернулась к Хранителю, пересев.

Боромир возвышался над ней, но от того не казался сейчас высоким витязем. Он был напуганным и почти сломленным человеком, в глазах которого стояла неизгладимая печаль и страх. Он взял оборотня за руку.

— Боромир? — позвала Сули взволнованно и тихо, коснулась тёплыми пальцами его щеки. Мужчина посмотрел в глаза подруги и его губы, что едва заметно подрагивали, вдруг растянулись в неуверенной, но теплой улыбке. Он прижал ладонь темноволосой к губам, уколов привычно бородой.

— Ты пойдешь со мной в Гондор? — произнёс вдруг человек, бросив взгляд на дернувшийся от ветра полог и снова обратив взгляд на подругу. — Дойдём до Рэроса, — продолжал, — как того хочет Арагорн, а там… если удастся убедить его, то пойдём на запад вместе, а коли Братство решит идти на восток в Мордор, то в Минас Тирит отправимся вдвоём, — оборотень улыбнулась и положила руку поверх его, сжимавшей крохотную ладошку оборотня. — Познакомлю тебя с братом и отцом, — продолжал гондорец, — Денетору ты точно понравишься, да и Фарамир будет рад — он всегда мечтал о младшей сестрёнке.

Сули молчала. Со спокойной улыбкой она положила голову мужчине на плечо, тихо вздохнула, слушая его голос.

Боромир говорил и говорил — тихо, спокойно. Рассказывал о том, как они прибудут к стенам его родного города, и звук серебряных труб возвестит об их приходе, а люди на улицах будут встречать их с радостными улыбками.

— И отец выйдет встретить нас под тенью Белого древа.

Речь его лилась плавно, словно воды степной реки, что не торопятся прийти к морю. Он говорил, но сердце его разъедали другие слова.

Боромир так и не нашёл силы рассказать Сулмендис о том, какую большую власть возымело над ним Кольцо.

Сули сидела под раскидистым деревом, рядом с пристанищем Братства — погода на улице была столь прекрасна, что сидеть теперь в шатре было по меньшей мере преступлением. Вместе с ней сидел Сэм, в кои-то веки оставивший Фродо одного. С Бэггинсом у оборотня отношения, несомненно, налаживались и хоббит нынче часто заводил с девушкой беседы, как например, вчера он начал разговор о книгах:

— Бильбо говорил, что книги обязаны хорошо кончаться, а если же книга кончается плохо, значит это ещё не конец, — поделился Хранитель и об этих словах оборотень думала весь прошлый день и половину сегодняшнего.

— Сэм, — позвала она хоббита. Тот поспешил поднять голову и незамедлительно нахмуриться, ожидая последующего за его именем вопроса. — Как бы ты хотел, чтобы закончилась твоя книга? — Гэмджи моргнул пару раз подряд, но молчал. — Та книга, что была бы о тебе.

Хоббит почти безразлично пожал плечами и вернулся к своему занятию — чинил свой старый плащ. Эльфы обещали дать ему новый, но упрямый Сэм не отступился от своего, аккуратно приладив друг к другу края, разорванные стрелой.

— Вот и я не знаю, — продолжала Сули, лени откинувшись на землю и заложив руки за голову. — А Фродо, то есть Бильбо, говорит, что книга обязана хорошо кончаться. Вот я и задумалась, что для меня может быть счастливым концом.

— Было бы не плохо, — вдруг заговорил Гэмджи, стоило тишине вновь вступить в свои владения, и девушка нетерпеливо навострила уши, — если бы моя история закончилась там, где и началась. В Шире, — он мечтательно улыбнулся. — Я, моя жена и детки наши кругом. Тишь да благодать, — оборотень хмыкнула, то ли задумчиво, а то ли просто так. Бездумно. Хоббит глянул на неё. — А ты что же не знаешь что для тебя счастье? Неужели не хочешь, чтобы с тобой был твой сын, да муж, то есть пара твоя? Не это ли счастливый конец? — Сули хмыкнула ещё раз. На этот раз куда громче и сосредоточенней.

— Не знаю я, — призналась, наконец.

— Не знаешь, что любишь? — удивился хоббит. Да так удивился, что даже отложил в сторону своё занятие, перед этим аккуратно прикрепив к ткани иголку, чтобы не потерять.

— А что такое любовь, Сэм? — она приподнялась на локтях. Ветерок пробежал меж ясеней, потревожив и сбросив два жёлтых (золотых) листика на землю, в мягкую траву.

— Уж чего не знаю того не знаю, — развёл руками полурослик. — Спроси об этом лучше кого из эльфов, вот они разложат тебе всё по полочкам. Это им впору рассуждать о таких вещах.

— Не хочу у эльфов, — заупрямилась оборотень. Она резко подскочила и уселась на землю лицом к лицу с Сэмом, в ожидании сложив руки на коленях. — Расскажи ты. Как понять, что любишь что-то? Или кого-то.

— Наверное, любить значит дорожить, — чуть подумав, начал хоббит. — Вот я люблю свой Шир и буду бороться за него со всякими лиходеями. Теми вот кто деревья наши рубить вздумает, — пригрозил он кулаком, — ух я им задам, — и горестно вздохнул, да так что весь его боевой запал как рукой сняло. — Будь моя воля, книга моя закончилась бы скоро. Вернулся бы я домой, да только вот путь мой лежит через Мордор. Да и свернуть мне с него не дано. Так что, стало быть — любить, как по-моему, так это хотеть защищать и бороться.

Сули задумалась вновь, на этот раз даже крепче чем в прошлый. Что бы она хотела защитить? Сына, наверное. Он ведь её ребенок, её дитя, и как всякая мать оборотень обязана защищать его. Да. Верно, — рассудила темноволосая. — Стало быть я люблю Кайи. И вдруг вспомнилось девушке как её маленький сын бегал по Ривенделлу, как звенел его смех, когда играли с ним его дядюшки-близнецы. Мальчик любил играть в прятки, а особенно когда искал его Элронд. Рыжеволосый малыш перебирался из одного своего «убежища» к другому, пока, наконец, не находил мать. Сули каждый раз укрывала сына своим плащом, а следом приходил владыка и с неизменной трепетной улыбкой, поглядывая на хихикающий плащ воспитанницы, начинал, с присущей всякому взрослому играющему с ребенком серьезностью, расспрашивать не видела ли та Кайи.