Она не стала говорить, что когда родилась, ещё и стаи-то самой не было, ведь та появилась только после смерти королевы Бодиль. Упоминание об этом, как и полный пересказ событий тех лет вызовет лишь море новых вопросов. Но сейчас ещё не время ещё, да и не место.

— Я же была ревущим младенцем, требующим заботы и внимания. Хелтаю ничего не оставалось кроме как отдать меня кому-нибудь, надеясь, что я разберусь со всем сама и вернусь в стаю в положенный час. Как это было глупо с его стороны, — Хранительница грустно усмехнулась. — Он оставил меня на берегу Бруинен, памятуя о дружбе Бодиль с эльфами. Видимо решил, что так будет лучше; бессмертные не испугаются не стареющей девушки, как это сделали бы люди. И вот, меня вырастили эльфы: Элронд стал мне отцом, а его жена — матерью и других у меня, — никогда, — не было, — оборотень повернулась к лихолесцу и посмотрела в его (просветлевшие, голубые) глаза. Такие чистые и красивые.

— Они стали для меня — маленькой девочки — всем и слишком многое передали, — усмехнулась, — да так много, что Хелтаю и за сотни лет не удалось превратить меня в достойную представительницу нашего народа. Вот и вышло, что вырастили эльфы, а оборотни пытали перевоспитать, — Сули бесцельно пожала плечами, грустно прибавив: — и в итоге получилось ни тем, ни этим, — и замолчала, но вскоре продолжила, говоря странно тихим, смирившимся тоном: — Ты знаешь, что некоторых волков изгоняют из их стай? Так бывает, — она скрипнула зубами, и от этого звука Леголас невольно скривился, — и мало кто знает, почему именно это происходит. Одни волки могли причинить вред беззащитным сородичам или даже волчатам, другие покусились на неоспоримую власть вожака, а третьи… третьи уходят сами, потому что для них не находится места в стае. Оборотни во многом повторяют за волками.

— Ты… — царевич нахмурился от догадки, внезапно посетившей его голову, и посмотрел в серые глаза. — Тебя изгнали?

Сули поджала губы и отрывисто — нервно — кивнула.

— В стае нет щенков, мой принц. И никогда не было, — она отвела взгляд, но не отвернулась. — Оборотни никто меня не любили. Я была чужой для стаи. Потому и ушла двадцать лет тому назад, и потому теперь не хотела идти с запада от Мглистых гор — это земли стаи и за нарушение границ меня могли убить. Мои угодья там, на востоке, между хребтом гор и рекой, от Железных холмов и до Лориэна — всё кроме владений Гримбеорна.

— Но почему ты не сказала никому? Мы могли бы изменить маршрут.

Темноволосая, не стесняясь, усмехнулась.

— Ты ведь не понимаешь, что значит для оборотня лишиться стаи? Стал бы ты рассказывать всем и каждому если б тебя изгнали из Лихолесья? Вот и я бы в жизни не призналась в таком. Лучше смерть. Сейчас я не до конца понимаю, зачем тебе всё это рассказала, — она хотела прикрыть лицо рукой, но вместо этого чуть не оцарапалась когтями. — О, Эру.

— Мне очень жаль, — сказал эльф, помедлив. Он неловко положил ладонь на искалеченное плечо девушки, быстро отдернул руку, извинился и переложил её на спину. — Сулмендис.

Охотница улыбнулась. Почти весело и даже искренне.

— Можно просто Сули.

Она не отрываясь с печальной, усталой улыбкой смотрела на нахмурившегося принца, ликуя в душе. Наконец решилась! — радостно звучало в голове, но после звучало неизменное: — но рассказала-то лишь часть правды. Оборотень сомневалась в том, стоит ли рассказывать эльфу оставшееся (самое сложное), или же…

Рядом раздались тихие шаги. Девушка тряхнула головой, отвернулась от Леголаса, но руку его со спины не стала убирать. Рядом с затихшими эльфом и оборотнем остановился Арагорн. При себе у него были две длинные тканевые полоски пропитанные отваром из прибереженного Сэмом ацеласа.

— Нужно перевязать твои плечи, — объявил человек, а темноволосая невольно бросила взгляд на названные. Это была здравая мысль, ведь Сули не могла отказать себе в удовольствии почесать их. Кто бы знал, как сильно порой этого хотелось.

Леголас убрал ладонь, и девушка повернулась левым боком к Арагорну, позволяя перевязать одно плечо. Мужчина хмыкнул, проведя легонько пальцами вдоль сочащихся кровью ранок.

— Надо было сразу это сделать, — проворчал следопыт, и Сули пристыжено опустила голову, закрыв лицо волосами. Она сама и не заметила бы что наделала, если б не Боромир. Гондорец в меру своих сил пытался сдерживать подругу, но та всё равно неизменно тянула лапы к плечам. — Нужно ещё дальше разрезать куртку. Царапины уходят далеко, а если я перебинтую поверх, ткань что останется под повязкой прилипнет и потом её будет тяжело оторвать.

Сказав это, но не дожидаясь ответа, он вытащил небольшой кинжал и резанул по тёмной ткани. Сули вздрогнула от резкого звука, а Леголас вновь положил руку на её лапу, невольно зарываясь пальцами в белый мех; девушка затихла, а Арагорн начал бинтовать левое плечо. Прохладная ткань ложилась ровно — чуть внахлест — прикрывая собой исполосованную кожу. От холода становилось легче, а отвар ацеласа несильно начал пощипывать ранки. Пришла очередь правого плеча.

Резким, ловким и быстрым, движением дунэдайн распорол куртку на втором плече, открыв взору часть лопатки.

— Что это такое? — заинтересованно он провёл рукой по россыпи светлых и тёмных точек. Девушка поддалась вперёд, отстраняясь от его руки и неприятного телу прикосновения.

— Это метка. Когда-нибудь слышали о соулмейтах? — спросила она не без доли самодовольства. — Такие даже не у всех оборотней есть, но те кому повезло иметь такую, могут быть уверенны где-то на свете бродит кто-то кто предназначен ему судьбой. Родная душа. — Сули счастливо улыбнулась, хоть этого и никто не увидел, но вдруг улыбка скрылась, а взгляд стал напуганным. — О, Эру! — негромко воскликнула она. — Скажите мне, что я не расцарапала метку! Пожалуйста, скажите, что все точки на месте!

— Всё на месте, Сули, — произнес не свои голосом эльфийский царевиц, глубоко вздохнул и прибавил. — Все точки целы, ты не зацепила ни одну.

Девушка облегченно улыбнулась, так и не задавшись вопросом, почему Леголас так уверен, что метка цела. Она и взгляда его растерянного не видела, лишь слышала удаляющиеся деревянные шаги, не придавая тем никакого внимания.

Леголас точно знал, что метка цела, ведь точно такую же он носит на своём правом плече с самого рождения.

Год 2570 Третьей эпохи

Она жила спокойно и безмятежно, как жила бы на её месте любая другая молодая эльфийка оборотень.

Сказать семье правду Сулмендис так и не решилась, упрямо продолжая делать вид что неизменная молодость, сохранившаяся к 107 годам, это обстоятельство не требующее и капли внимания; Саруман помогал девушке в этом, выдавая раз за разом теории объясняющее такое удивительное явление: самой главной идеей, в которой он умудрился убедить почти всех ривенделльцев, стало то, что Сули обучалась магии, а потому продолжительность жизнь её увеличилась в разы. Как долго эльфы будут верить в эту историю оборотень не знала, но открывать свою тайну не спешила, продолжая полагаться на красноречие и дар убеждения белого колдуна.

Девушка-оборотень навещала своего мудрого друга в Изенгарде. Иногда тот был суров с ней, это верно, иногда резок, но темноволосая с радостью оказалась бы сейчас в Ортханке вместо всего этого…

Сулмендис, верхом на своей белой кобыле, брела позади колонны эльфов — грядущий праздник заставил их оставить ненадолго родной Ривенделл и направится в Лориэн, чему оборотень вовсе не была рада. Близилась свадьба красавицы Элениэль, младшей сестры Анариэль, и Румила, друга Сули. Во главе колонны, нетерпеливо подгоняя коня, ехала рыжеволосая невеста вместе с эльфийкой (сестрой), а рядом дочь владыки Элронда, разделявшая с подругами эту радость. Всадница на белой лошади упрямо отставала — уж больно сильно не хотелось ей появляться в нелюбимом теперь Лориэне.

Арвен и сестры-эльфийки будто и не замечали того как сильно отдалялась от них Сулмендис. Да и какая им теперь разница?