— Я тоже рада… Леголас, — со странным облегчением она произнесла это имя, а потом крепко обняла.

Эльф замер, будто стрелой пронзённый: воспитанница Элронда, Хранительница из Братства Кольца, одна из последних оборотней Средиземья обнимала его, уткнувшись носом в грудь. Её растрепанные волосы щекотали нос; он неуверенно приобнял в ответ.

***

Сули всё ещё чувствовала кого-то рядом. Лишнего. Десятого.

Прежде её чутье никогда не подводило — она ощущала рядом только девятерых Хранителей, или дичь, когда охотилась, но теперь волчьи инстинкты упрямо кричали о том, что в Мории их стало на одного больше. Сули боязливо подсела к Гэндальфу; волшебник сидел на каменной глыбе, вероятно когда-то бывшей частью разрушенной теперь колонны. Он курил, иногда пуская, скорее по привычке, чем намеренно, колечки из дыма. Те поразительно долго парили вокруг, сталкиваясь и пересекаясь, прежде чем развеяться в воздухе без следа. Истари мельком глянул на оборотня и выпустил ещё оно колечко — чуть больше всех остальных. Оно зависло в воздухе напротив, пролетело налево, а после, будто передумав, двинулось правее и исчезло, столкнувшись с новым.

— Гэндальф, — неуверенно позвала мага девушка.

— Да, Сулмендис?

Сули молчала, раз за разом нервно облизывая губы.

— Тебя что-то тревожит? — спросил следом волшебник и оборотень быстро, как в детстве, кивнула.

— Мне кажется, со мной что-то не так, — призналась она. — После падения, то есть, — и нервно прокашлялась. — Ты ведь знаешь о моём волчьем инстинкте, верно? — Гэндальф сосредоточенно кивнул, выпуская сразу два колечка подряд. — Саруман говорил, — она осеклась, не зная, стоит ли упоминать сейчас о Белом маге, но всё же решилась продолжить. — Он рассказывал мне, что этот инстинкт есть у каждого оборотня. Мол, это наше особое, можно сказать седьмое, чувство. С… он говорил, что инстинкт не может обмануть, но теперь мне кажется, что мой меня обманывает. Упрямо твердит, что помимо нас здесь в Мории — совсем рядом — есть ещё кто-то.

— Тебя не подводит твой инстинкт, — ответил волшебник. — Нас действительно сопровождают.

— Гоблинский лазутчик? — встрепенулась девушка.

— Нет. Лишь старый и израненный хоббит, носящий теперь имя Голлум.

— Тот самый, за которым ты и Арагорн так долго гонялись?! Тот самый, который сбежал от эльфов? Неужели он всё это время преследовал нас.

— Не всё, — Гэндальф задумчиво покрутил в руках длинную деревянную трубку. — Нагнал он нас только здесь, в Мории.

Сули пристально оглядела темноту, но не увидела того самого, заветного десятого, которого ощущала каждой клеточкой.

— Голлум прячется ловко, — продолжил волшебник. — Он всегда тих и незаметен. Так что не мудрено, что ты решила не поверить своему инстинкту.

— Нужно выследить его, — с неоспоримой решимостью произнесла девушка, поднимаясь на ноги. Она продолжала озираться по сторонам, надеясь, что с высоты своего роста ей удастся хоть что-то увидеть. — Кто знает, какие казни он замышляет. Будет лучше нам от него избавиться.

— Не нам решать о его смерти или жизни, — бросил маг, убирая трубку. — Так что сядь и забудь об этой идее. Час его в этой истории ещё придет.

Голос волшебника звучал тихо, но в тоже время поразительно громко и Сули повиновалась, опустившись вновь на обломок колонны.

***

Оборотень плохо спала. Она засыпала, но тут же просыпалась от головной боли или тошноты. Но больше всего ей мешали кошмары. Кровавые, жуткие и до ужаса реалистичные. Раз за разом Сули переживала смерть Келебриан, израненной пленившими её орками. Видела смерть сына: Кайи в том сне был убит — растерзан, другими оборотнями. Молодой рыжий волк лежал на согретой его горячей кровью земле, а назойливая большая и зелёная муха возвращалась и садилась на затянутый тонкой белой плёнкой глаз, сколько бы Сули её не отгоняла.

Видела девушка и смерть Хелтая — его бой с Ралисом и победу последнего.

Оборотень проснулась в холодном поту, подскочила на ноги — глаза она больше не сомкнёт, ни сегодня, ни завтра — и, успокоив сбившееся дыхание, направилась к дежурившему сегодня Мерри.

— Привет, — поздоровалась темноволосая, и хоббит кивнул. — Давай я сменю тебя.

— Да я сам только Гимли сменил, — махнул рукой Мерри. И как-то напряженно замолчал. — Как ты себя чувствуешь?

— Говоря честно — не очень, — призналась Сули и провела рукой по лбу. Во тьме Мории ей было тяжело освоиться, а тут ещё и голова раскалывается. — Тошнит, да и голова…

— Я так испугался за тебя. Да все мы испугались, — он снова замолчал. — Ты никак не просыпалась, — тихо прибавил хоббит. — Но постоянно шептала, что-то. Я сам слышал, как ты повторяла имена «Ралис», «Элронд», «Кайи» и имена тех эльфов-близнецов из Ривенделла, — Сули поджала губы, — но чаще других ты повторяла, — хоббит запнулся, почесав затылок, — то есть звала, наверное. Звала свою мать.

Оборотень нахмурилась, припоминая.

— Но ведь я не называла тебе её имени.

— Ты не по имени звала, а просто повторяла «мама», — прояснил Мерри и вновь затих. — Ты не против если я спрошу кое-то?

— Разумеется, спрашивай, — девушка кивнула, но тут же зажмурилась. Боль вернулась и с новой силой ударила в голову, подобно молоту, а после разбежалась по всему телу.

— Твоя мать… она… она где? — Мерри с опаской подбирал каждое слово, боясь невольно обидеть или расстроить подругу.

— Родной матери я не знала. Бодиль умерла, когда я была ещё младенцем. Но не её я звала.

— А кого же тогда?

— Эльфийку, что вырастила меня — Келебриан, жену Элронда, — Сули была уверена, что это именно так, ведь Бодиль мамой она никогда прежде не называла. — Эта эльфийка была прекрасной матерью, любила меня и заботилась. После её ухода, — темноволосая прокашлялась, — когда Келебриан ушла, Элронд пытался как-то заменить её. Хотел поддержать. Он тоже прекрасный отец, но Келебриан. Мама…

Сули отвернулась от хоббита и замолчала.

Мерри тоже молчал, а девушка и не ждала от него слов. Она смотрела в темноту перед собой, слыша как откуда-то сзади раздается размеренный храп Гимли. Оборотень ещё не знала, что не только Брендибак слышал произнесённые ею слова.

В тусклом свете посоха Гэндальфа оборотень не раз встречалась взглядом с Леголасом. Эльфийский принц, будто намеренно (самому же Леголасу казалось, что намеренно это делает именно Сули) появлялся перед девушкой, то тут, то там. Хранители могли идти во тьме Мории, как вдруг, шепотом, Хранительницу окликнет Боромир и она тут же обернётся, столкнувшись нос к носу с идущим за ней эльфом. Или же, наоборот, во время редких остановок, оборотень могла усесться рядом с лихолесцем, но не с какой-либо определенной целью, а так просто — потому, что больше некуда было. Леголас неизменно кивал ей, а Сули неуверенно улыбалась. Она хотела поговорить.

Воспитанница Элронда решилась, наконец, сделать это — извиниться за всё то, что произошло в Ривенделле — но всякий раз то духу ей не хватало начать разговор, то рядом появлялся кто-то лишний. Девушка прекрасно понимала, что все эти причины были надуманными и ничего не стоили: на самом деле ей попусту было стыдно.

— Леголас, — имя прозвучало неожиданно громко и незнакомо, и Сули поняла — она ещё ни разу не назвала эльфийского царевича по имени; глубоко вздохнула, смотря куда-то в сторону. — Я хотела, — начала, да вот только вместо того чтобы продолжить говорить, посмотрела в глаза лучника и замолчала. Его небесно голубые глаза, сейчас (здесь) казались тёмными — карими. — Хотела, — повторила оборотень, прикусила губу и отвернулась. — Я хотела попробовать стать волком. Как думаешь, получится? — недалеко от них стоял Арагорн и тоже услышал эти слова.

— Стоит ли? — отозвался человек. — Ты ещё совсем слаба.

Леголас нахмурился.

— Я думаю, что Арагорн прав. Времени ещё прошло слишком мало. Не стоит так рисковать.

— Мне нужно знать! — упрямилась девушка, будто бы и забыв, зачем завела этот разговор с эльфом. — В прошлый раз, там, у врат Мории, у меня получилось сделать так, что одежда не разорвалась. Я хочу понять, была ли это случайность или я теперь умею… так.