— Но почему же тебя отправили именно в Ривенделл?

— Этого я точно не знаю. Хелтай как-то говорил, что Бодиль дружила то ли с Элрондом, то с каким-то других эльфом Ривенделла. Вот он и решил оставить меня здесь, — девушка не слишком-то горестно вздохнула и тут же зевнула, прикрыв рот рукой. Насыщенный сегодня у неё выдался день. — Но потом я всё равно вернулась в семью, — на этот раз она не запнулась. — Мой брат, да и другие, многому научили меня. А вот Хелтая я разочаровала.

— И чем же это?

Боромир пересел к изголовью кровати, оперевшись спиной на него; ноги он так и оставил стоять на полу. Сули улеглась рядом, положив голову другу на плечо, равно так же как тогда на крыше, после Совета. К слову сказать, они ещё не раз любовались городом расположившись на том самом доме.

— Тем, что переняла слишком много от эльфов, воспитавших меня, — уголки рта её заметно опустились, но Боромир не видел этого. — Видя меня, Хелтай иногда даже не пытается скрыть своё разочарование, ни во взглядах, ни в делах. Мой брат — его гордость, а я… эльфийка, — человек положил ладонь поверх руки подруги. Сули улыбнулась.

Ладонь Боромира была настолько большой по сравнению с её, что маленькая ручка девушки невольно затерялась.

В голове темноволосой из раза в раз проносилась одна и та же реплика — та самая, которую она никак не решилась озвучить за все три недели знакомства с гондорским витязем: Боромир, я оборотень. Всего лишь три слова. Восемь слогов. Семнадцать букв. Непосильная ноша.

Боромир, я оборотень.

Я оборотень, Боромир.

Оборотень!

Оглушительный стук разнесся по комнате. На этот раз стучали не в балконную дверь.

— Сестра! — раздалось из коридора. — Если решила притворяться, что спишь — потуши свечи в комнате.

Без сомнения это были Элладан и Элрохир, от чего Сули немного растерялась, ведь эти двое отправились в качестве разведчиков на восточный берег Андуина и не должны были вернутся так скоро. Она подскочила с кровати и подняла следом гондорца, дернув за руку.

— Быстрее, прячься! — шепотом кричала девушка. Человеку ничего не оставалось кроме как зайти в её гардеробную — отдельную комнату — и закрыться там.

В покои воспитанницы владыки Раздола, словно ураган, влетели два эльфа, стоило только двери открыться.

— Не рано ли ты спать собралась сегодня? — усмехнулся один из пришедших. Другой увидел букетик на прикроватной тумбочке и не замедлил спросить:

— Нашла занятие себе в наше отсутствие?

— Отца на вас нет, — нахмурилась Сули, сжав губы в тонкую линию. — Не могли утра дождаться?

Эльфы переглянулись, от удивления, широко распахнув глаза. Прежде названная сестра в любой ситуации была только рада их появлению — сейчас она казалась недовольной.

— Ты не рада нас видеть?

— Элладан! — девушка подбоченилась, наклонив голову в бок.

— Я Элрохир, — почти оскорбился эльф и сложил руки на груди. Второй последовал его примеру.

Сули устало вздохнула.

— Элладан, Элрохир, — начала она тихо, — я очень люблю вас и рада тому, что вы вернулись, но сейчас, — она как-то очень устало нахмурила брови и отвела взгляд в сторону. — Сегодня многое случилось и я очень устала, — посмотрела на братьев. — Я хочу побыть одна, а завтра… Завтра я всё расскажу вам, и мы проведём целый день вместе, если вы того захотите.

Эльфы не стали спорить. Они уже успели услышать историю о том, что случилось между Сули и лихолескими эльфами, так что решили уйти, и как только дверь за ними закрылась, девушка мигом оказалась у запертой двери ведущей в гардеробную.

— Милорд, — она четыре раза стукнула в дверь, — прошу Вас освободить обитель моих платьев.

Дважды звать не пришлось. Боромир успел высказать пару нелестных замечаний в сторону эльфов, прежде чем вернуться в спальню. Сули закрыла за ним дверь и, смеясь, прислонилась к ней лбом.

— О, Эру. Как же это было глупо!

Год 2510 Третьей эпохи

В этот год Сули исполнилось тридцать восемь лет.

Девушка узнала кое-то очень важное о себе, то, что смогло дать ответы на многие вопросы — она оборотень. Создание, способное совмещать в себе человека и зверя; девушка увидела своё другое лицо — белую волчицу с острыми как лезвия клыками.

Но радость от обретения такого удивительного, пусть и странного, дара, была недолгой.

В этот же год Сули потеряла самое важное, что было в её жизни — Келебриан. Девушка потеряла маму.

Последние месяцы эльфийка, не вставая, лежала в своих покоях, на мягкой воздушной перине и всё смотрела на город. Чаще она молчала, заговаривая изредка и сразу же умолкая. Сули всегда была рядом.

Она сидела чуть сгорбившись у изголовья кровати, совсем рядом с подушкой на которой покоилась светловолосая голова эльфийки. Иногда девушка позволяла себе касаться волос Келебриан. Раньше она часто так делала — обнимая маму, неизменно зарывалась носом в её светлые, словно расплавленное золото, волосы. Такие мягкие и сияющие. Нежные.

Сейчас они померкли и кололись — будто жёсткое старое сено.

Воспитанница эльфов плакала и спешно стирала слёзы, когда Келебриан вдруг открывала померкшие глаза.

Плен изменил эльфийку.

У Сули ещё свежи были воспоминания — в тот раз Келебриан почему-то не позволила ни воспитаннице, ни дочери поехать с ней. Темноволосая обиделась и, назло, не вышла проводить супругу Элронда. Если бы она только знала…

Келебриан начала ходить. Не много. Не часто. Эльфийка неспешно поднималась с кровати, обходила комнату, а после долго стояла, опираясь на перила, и смотрела куда-то вдаль. На запад. Спустя пару дней она объявила, что именно туда и направится. На запад. За Море, в Валинор.

Воспитанница пыталась спорить, хотела убедить мать остаться.

— Что тебе этот Валинор? — вопрошала она, прижимая к лицу холодную сухую (некогда живую) ладонь Келебриан. — Ты ведь и не была там ни разу. Откуда тебе знать, что там будет лучше? Да как тебе там может быть лучше?! Там ведь нет нас!

Она умоляла, кричала и плакала, но мать в ответ лишь улыбалась своей усталой — пустой — улыбкой.

— Хочешь уезжать, — в порыве закричала Сули, — так езжай. Если для тебя мы не важны, то давай. Проваливай за своё Море.

Темноволосая размазала злые слёзы по лицу и убежала из покоев эльфийки. Келебриан её не любит.

Келебриан она не нужна.

Сули разрушала комнату, созданную для неё матерью. Рвала сшитые эльфийкой платья — бросала их на пол и топтала, ругалась. Сбросила книги с полок. Мяла и рвала листы бумаги с цветастыми рисунками. Те, на которых неловкой детской рукой был выведен смутно узнаваемый белокурый силуэт, были лишь смяты и брошены на пол, но не порваны.

Закричав — зарычав — девушка оглядела воцарившийся вокруг хаос и остановила свой взгляд на кровати. На тряпичной кукле в зелёном платье. В два шага Сули подбежала к ней и схватила — одной рукой за туловище, ближе к голове, другой — за ноги и рванула в разные стороны.

Треск отрезвил. Девушка зажмурилась, прижимая к груди сломанную игрушку. Уничтоженный подарок.

***

Уже который день всё её тело ноет из-за постоянных тренировок (пусть и оборотень, но бесчисленное множество синяков и ушибов, кого угодно доконают). Кажется Боромиру было нечем занять себя и он решил всё своё время посвящать издевательствам над подругой, заставляя тренироваться чуть ли не весь день напролёт. Так что сейчас видеться с гондорцем не было никакого желания. Вчера насмотрелась.

Оборотень с самого утра была с владыкой; она заглянула в его покои с первыми лучам солнца — Элронд уже не спал. Вдвоём эльф и его воспитанница сходили в трапезную, прошлись по аллее, что тянулась от дома и до самой главной площади города, огибая многочисленные неглубокие ручейки. Сейчас они добрались до беседки, которую когда-то в детстве так любила Сули. Находилась та на небольшом возвышении и потому отсюда была видна вся восточная половина города. Девушка в зелёных штанах из крашенной шерсти стояла облокотившись о перила спиной. Смотреть на город сейчас не хотелось, уж слишком больно солнце светило в глаза.