Иаков вышел и плотно затворил за собой двери загона.

Наступила тёплая, тёмная и пахнущая навозом тишина.

– Мее. – сказала одна овца после некоторой паузы.

– Я с тобой совершенно согласен, – сказал негромкий голос.

С хлопком посреди хлева возник Натаниэль. Он запалил фонарь и внимательно осмотрел свои ноги.

Ноги были обуты в резиновые сапоги. Натаниэль потоптался чуть-чуть, по щиколотку завязая в навозе, и довольно подмигнул сам себе.

– А главное, сухо. Иаков с Лаваном, между тем, тут в сандалях ходят.

Вдохнув полной грудью, Натаниэль закашлялся.

– Вот она какая – жизнь. В начале боль, в конце боль, а в промежутке – дерьмо, ежедневно и стабильно… Ладно.

Он закатал рукав и вытащил из питьевой колоды пару тополиных прутьев, с которых полосками была срезана кора.

– Чудо селекции Иаков, – хмыкнул Сатана, – помесь генетика с гаишником. Ладно. Наш скот сегодня тут.

Аккуратно осмотрев овец в противоположном загоне, Натаниэль выбрал одну.

– Первый раз у нас? – спросил он, закатывая второй рукав и доставая из кармана банку белой краски. – Предлагаю краситься перьями.

– Мее, – сказала овца.

– Это на ваше усмотрение, – согласился Натаниэль, ловко размазывая краску, – Правила ухода знаете? В бассейне шапочку носите?

– Мее, – сказала овца, отступая на шаг.

– Ну что вы, – сказал Сатана, – совсем не секутся. Ничуть. Чудесный сильный густой волос. А то и два… Да что там, много чудесных сильных густых волос.

«Ещё пара месяцев», прикинул он, насвистывая, «и Лаван пойдёт по миру. Посмотрим, посмотрим…»

Он по-настоящему любил по-настоящему свою работу.