Розенкранц еще раз посмотрелся в зеркало и снова что-то поправил.

Гильденстерн нервно затрещал костяшками.

– Че ты волнуешься, – заметил Розенкранц, – он в конце концов наш бывший школьный товарищ.

– Школьный, да, – согласился Гильденстерн, – но это за рамками действия. Мало ли, может он нас лупил там.

– Где там?… – Розенкранц засунул ноготь между передними зубами.

– В школе. – Гильденстерн начал барабанить пальцами по коленям. – Это же тоже «школьные товарищи», может он нас в дерьме утопить пытался, но что уж там, кто старое помянет, детство золотое… А за этим, да там, мрачная взаимная ненависть.

Розенкранц принялся укладывать небольшой локон, регулярно облизывая пальцы.

– Даже если и так, – заметил он, – что он тебе сделает-то? Укусит?

– А почему нет? – ответил Гильденстерн. – Это ж Гамлет, тот самый Гамлет, он говорит всем Правду, и поэтому его считают сумасшедшим, почему ему меня не укусить-то?

Розенкранц отошел от зеркала и неспешно уселся, положив руки на колени.

– А ты успокойся, – посоветовал он, – про нас в конце концов тоже кино сняли.

– Постмодернистское же, – сказал жалобно Гильденстерн, – и вообще мы с тобой идиоты идиотами. А дело серьезное, трагедия, идиоты задолго до конца помрут.

– Да, – согласился Розенкранц, – тут не повезло. А что, ты б комедию предпочел?…

Гильденстерн задумался.

– Не, наверное нет, – сказал он, – комедия – дело серьезное, вдруг еще воздастся по заслугам,

Он встал и начал прохаживаться взад-вперед.

– С другой стороны, – вдруг сказал он, – все это становится похожим на фарс, правда?

Розенкранц пожал плечами.

– Тогда еще все может обойтись, – сказал Гильденстерн, – главное ты с ним не спорь, хорошо? Пускай у него монолог будет, ему это нравится. Он монологи любит.

Розенкранц озабоченно поморщился. Дверь распахнулась и мажордом дважды ударил посохом об пол.

– Гамлет, – объявил он торжественно, – ранее известный как Принц Датский.