— Девчонки, ну почему вы такие вредные? Вы его чуть до инфаркта не довели.

— А ты почему не бросилась к нему на помощь? — все трое обернулись к Светлане, отсидевшейся в машине.

— Ну видно же было, что перелома нет. Знаешь, как сломанные пальцы на глазах распухают. А он, в конце концов, мужчина. Может и потерпеть. Это в фильмах при первом же крике «Врача!» один из пассажиров тут же бросается в гущу событий, а в жизни доктор молчит и наблюдает, надеясь, что без него обойдутся. И только в тот момент, когда он видит, что пациента определенно убивают, он бросается выполнять клятву. Врач тоже человек и не может быть вечно на переднем крае.

— А капитан симпатичный. Может, надо было дать ему шанс, — улыбнулась Лариса, поворачивая ключ в замке зажигания.

— И почти свободный, — обрадовалась Валентина, что Лариса так быстро забыла любовника.

— А Олег сволочь, — заметила Наталья.

— Не скажи, красиво набезобразничал.

— Да просто любит он тебя, вот таблички глупые и вешает. Школьники так одноклассниц за косички дергают, — добавила Валентина.

Ларисе было приятно.

— Не знаю, я тут пыталась выяснить, насколько верны слухи, так вот пока все тихо. Может быть, я ошибаюсь, ведь не может человек так страдать и в то же время делать гадости за спиной? Может быть, его хотят подставить? После той вечеринки, когда я его при всех на место поставила, напился с горя, на другой день как побитый пес ходил, в глаза заглядывал, мол, знаю или не знаю о его показательных выступлениях. Мне, конечно, все доложили. Город у нас хоть и «миллионер», но кабаков, куда может пойти Олег, по пальцам перечесть. И публика в них одна и та же.

— Свинья он и бабник, — сказала весело Наталья, не чувствуя, что ступила на минное поле. Настроение было прекрасное.

— Что ты хочешь этим сказать? — Лариса затормозила так, что Наталья чуть не ударилась.

— То и хочу, — глаза Натальи забегали.

— А второе на себе проверяла? — повернулась Лариса к подруге, ее глаза сузились.

— Ларис, он был у меня с женой, — Наталья пропустила мимо ушей последнее замечание. — Нормальная тетка. У нее на руках парализованная мать, как ей на работу выходить? Она заработает ровно на оплату сиделки, а кушать на что? Олег хочет лишить ее всего.

— Ну, конечно, ты у нас психолог, инженер человеческих душ, по одной встрече сразу докопалась до сути, расставила всех по местам в ролевой игре. Олег — злодей, жена — жертва. Наташенька, очнись! Мир — не сцена, не Голливуд. Ты же всю жизнь витаешь в облаках и грезах, как стрекоза. Единственное, что тебя выводит из анабиоза, — это лейблы на шмотках.

— А тебя — мужская задница! — парировала Наталья, задетая эмоциональным монологом. — Ты помешалась на сексе. Не видишь, что Олег тебя просто использует.

— Откуда такая осведомленность?

— Девочки, прекратите ругаться.

— Свет, а ты чего вмешиваешься? У тебя все прекрасно: и муж под рукой, и любовник под ногой.

— Ларис, если у тебя проблемы, то выплескивать злость на друзей — не лучшая идея.

— Кто сказал, что я злюсь? Я констатирую факты.

— Ты хоть раз подумала, а кому нужны твои констатации? Тебя ничем не проймешь, но люди разные, и твое желание раскрыть глаза принижает, подрезает крылья. Вместо того, чтобы собраться с силами и решать проблемы, человек начинает копаться в себе и примерять на себя твою рубашку.

— Конечно, правда мало кому нравится. По-твоему, называя вещи своими именами, я автоматически становлюсь плохой. Зато ты, скрывающая правду сама от себя, — честная и порядочная.

— Я не оправдываю себя. Я живой человек, имею право на ошибку, как и ты, впрочем. А с твоей точки зрения люди не имеют права ошибаться.

— Девочки, я вас прошу, мы же подруги, мы же сто лет вместе. Ларис, я с тобой в чем-то солидарна, действительно, мы стали слишком много скрывать, но ты пойми, ты слишком эмоционально воспринимаешь некоторые вещи.

— Поясни?

Наталья делала знаки, но Валентина их проигноривала.

— Мы не хотели тебе говорить, — продолжила она, — но Олег приходил к Наталье, пьяный. Ты не думай, она сразу мне позвонила, мы решили…

— Н-да, подружки, — Лариса откинулась на спинку водительского сиденья. — Ну и что вы с моим бывшим решали? Какие судьбоносные проблемы обсуждали? Светк, а твой муж тоже им душу отводит? Здорово получается, одна подружка у нас такая свободная и жалостливая до чужих мужей, сопли им втихаря вытирает, на путь наставляет. А другая это все прикрывает.

— Ларис, зачем ты так, ты же знаешь…

— Откуда я знаю, чем они кроме разговоров занимались? Светланка, когда твой Николай в прошлом году помогал ей с новым диваном, ты уверена, что они диван потом не опробовали?

— Ларис, перестань! Ты злишься на Олега, а срываешься на нас. Девочки, ну что вы молчите, скажите же что-нибудь! — чуть не плача, пробормотала Наталья.

— Лар, ты действительно перегнула. Вспомни, что ты сама о нем говорила.

— Света, не лезь, без тебя тошно. Тоже мне, праведница-заступница.

— Девочки, ну что мы из-за мужиков ссориться будем?

— О-о-о-о, святая Магдалина очнулась! Хорошо тебе говорить, посмотрела бы я на тебя, если бы о твоем мужике речь шла.

— Ты не права, — тихо сказала Валентина, — Наталья правду говорит, козел твой Олег. Он был пьяный в стельку, Наталья мне позвонила, и мы не знали, как с этим справиться. Но там ничего не было.

— А ты, я смотрю, свечку держала. Пока я зализывала раны, лучшая подруга подсуетилась, — перебила Лариса, — быстро поднятое не считается упавшим, закон десяти секунд.

— Как ты можешь! Ты достойна своего Олега. Он говорил теми же словами. Ты просто завидуешь Светланке, что у нее достойный поклонник, а у тебя только молодые да ранние, — с этими словами Наталья вылезла из машины, с силой захлопнув дверцу.

— Ничего подобного, — крикнула ей вслед Лариса, потерявшая от гнева голову. — Да если я захочу, за мной очередь выстроится.

Она повернулась к сидевшим сзади Валентине и Светлане.

— Да, действительно, я не могу, как ты, Светик, ходить, взявшись за руки, как встретившиеся через сорок лет после войны. Отношения между мужчиной и женщиной включают в себя секс, нравится тебе это или нет. На Западе тетки до девяноста трахаются, а у нас в пятьдесят что угодно, любые развлечения, но койка — табу, как будто это стыдно. Господи, вы в молодости недополучили, теперь все можно, но все равно вы не готовы к этому. Так и помрете девственницами.

— Ларис, хватит, — сказала Светлана. — Мы пойдем, а ты домой давай, устала ты, наверное.

Лариса молчала. Светлана и Валентина вышли из машины. Набрав номер, Валентина попросила мужа приехать. Усевшись на пустой остановке, они молча ждали Михаила.

Приехав домой, Лариса приняла успокоительное и отправилась в ванную снимать макияж. Глядя в зеркало, думала, как неумолимо она стареет. Физически ощущая, как часы отсчитывают время, она прикидывала, сколько ей осталось продержаться, не сдавая позиции. Пять, десять, пятнадцать лет, а что потом? Показавшиеся на верхней губе пигментные пятна Лариса называла трупными. Подруги не знали — год назад она ездила в Москву, якобы встречаться с владельцем, а на самом деле сделала пластику век. Вернувшись, две недели рассказывала о поздних совещаниях, бессоннице, плохой столичной погоде, избегая встречаться с подругами и маскируя синяки. Через какое-то время, «отдохнув», «приведя себя в порядок», Лариса расцвела, и все признали, что выглядит она замечательно. Почему она не сказала подругам, она и сама не знала.

Сказались волнения последних недель. Пережив ссору с дочерью и переволновавшись из-за подруг, Валентина чувствовала себя неважно, но наотрез отказывалась «полежать» в частной клинике. Свято веря в бесплатную медицину, она считала, что хорошие врачи работают из чувства долга, а не ради наживы. Дочь, конечно, разнервничалась, начала рассказывать ужасы про ампутированные ноги вместо рук, перепутанные бирки с полом у новорожденных, но на выручку неожиданно пришел зять, спокойно объяснив разбушевавшейся жене, что мамулю кладут для профилактики в отделение санаторного типа, где только осмотр, процедуры и никаких обрезаний, пошутил он. Войдя в палату, рассчитанную на четыре человеко-койки, Эльвира признала, что ни в коридоре, ни в комнате люди не лежали друг у друга на головах, как в дореволюционные времена в тифозных бараках, а мухи не роились над кроватями. Чисто и довольно уютно. Веселенькие занавесочки на новых евроокнах, тумбочка и даже старенький холодильник делали палату похожей на номер в отеле для человека неизбалованного, но любящего чистоту и порядок. Три кровати были разобраны. Четвертая была застелена белым, как вафельное полотенце, покрывалом, а подушка стояла углом, как в пионерлагере. Палата была пуста.