— Что вы, не надо, я полностью с вами согласен, — испугался Николай, — хоть мышьяком намажьтесь, лишь бы помогало.

— Видите, я посылаю вам сигналы, и вы реагируете в должном направлении.

— Пионеры, а вы что не едите? — Николай демонстративно переключился на детей. Пицца с ананасами уже минут пять как дымилась на столе.

— Мы не можем.

— Почему?

— Мама должна отделить плохую энергию от хорошей.

— Совсем забыла, — девушка полезла в сумку. На свет была извлечена вещица, похожая на сантиметровую ленту.

— Это что такое?

— Сначала, — она подвинула к себе тарелку дочери, производя замеры, — я должна отметить точку дзянь, а затем выпустить душу продукта на свободу, — она проделала манипуляции руками, показывая, как собирает энергию и стряхивает ее в сторону. — Теперь можно с радостью приступать к еде.

— А почему у нашей печенюшки вы душу не определяли? — спросил Николай, кромсая пиццу с салями.

Девушка колдовала над второй тарелкой.

— Потому что печенье было старое, душа покинула его.

— Что значит «старое»? — возмутился Николай. — Светлана Алексеевна только вчера купила.

— Мы говорим о духовной жизни, в продуктах это около часа, а потом еда мертва, поэтому, поглощая мертвечину, вы насыщаете свой организм токсичным материалом.

— Так, вы как хотите, а мне нужно срочно по пивку, так сказать, мертвые души помянуть, — мрачно сказал Николай. А тебе, Илюшенька, нельзя, у тебя аура светлая, нимб над головой светится, — мстительно добавил он.

Илья с завистью смотрел на огромную кружку холодного пива с пеной через край, молниеносно доставленную Николаю.

— А Илюша-то вам зачем? — отхлебнув пива, Николай расслабился и вновь подобрел. — Я так понял, вы девушка самостоятельная, материально устроенная. Наш же сын все еще в студентах, а потом будет пяток лет в молодых специалистах ходить.

— Как вы можете такое говорить! За такими, как Илья, будущее. Я разговаривала с нашим духовным наставником, он сказал, что главное сейчас — получить диплом, а потом мы с ним на годик-другой в Америку в один из наших филиалов отправимся.

— А детишек, я так понимаю, вы нам подкинете?

— Вы не волнуйтесь, они хорошие, послушные. Если бы мы уезжали навсегда, то взяли бы с собой, а так на год нет смысла отрывать от школы, тем более школа дорогая и престижная.

— Обалдеть. Колобок, в Америку лыжи смазал? — обратился к притихшему сыну Николай.

— И потом, я люблю Илюшу.

Светлана с умилением вздохнула, сын покраснел и смутился.

Они еще долго гуляли, ели мороженое, покупали детям шарики. Можно сказать, день представления будущей невесты родителям прошел великолепно.

Николай с сыном повезли девушку с детьми домой. Вернувшись, они обнаружили дома накрытый стол и новый коктейль, поданный в праздничных бокалах.

— Что это тут у нас? — заинтересованно двинулся к столу Николай.

— Вот, решила сделать новенькое. «Улыбка Валенсии».

— Ну, если улыбка, то надо попробовать, — придвинулся он к столу.

— Ну что, отпразднуем? Мы потеряли сына, — начал Николай, подняв бокал и рассматривая игру красок в свете люстры.

— Ты невыносим, целый день как заведенный.

— Ну должен же кто-то поддерживать беседу! Илья только ресницами, как девица, хлопал, от него нельзя было внятного ответа добиться. Отец должен был спасать ситуацию, показать, что хоть сын и дебил, но это не генетическая ошибка, а временное помешательство. Одно меня весь день интересовало. Где ты ее, сынок, взял? Только не говори, что, как и коноплю, друзья выдали, она же на всю голову, хоть и красавица, — он постучал по столу. — Она из тебя все соки выпьет, чакрой закусит, и родишься ты заново землепашцем и сеятелем. Ты косу-то хоть раз в жизни видел? Знаешь, с какой стороны ее в руки берут?

— Ты сам косил один раз в жизни и потом месяц лечил порез на ноге, — парировала Светлана. — Не будь противным, девочка просто влюблена и капельку неординарна.

— Бать, ты плохо слушал то, что она рассказывала.

— Мне хватило того, что я услышал. Не пытайся мне по второму кругу эти продуктовые бредни пересказывать. Я как ее с линейкой в кафе увидел, за мобильником в карман полез, думал — все, пора Иван Гаврилычу в клинику звонить.

Светлана и Илья прыснули.

— Коль, хватит, я больше не могу.

— А ты что ржешь, старая антилопа? Я б на твоем месте названием кремчика поинтересовался бы. Эта мать-земля укатит с нашим сеятелем, и тебе придется продуктовые души изгонять. Ты хоть запомнила, где точка разделения души и тела? То-то ж. Какой тебе Париж. С завтрашнего дня на курсы к этому, который учитель. Заодно поинтересуйся, где у них кладбище цубеек, навестим, цветочки возложим.

Светлана видела, что Николай шутит. Несмотря на странности девушки, ему было приятно, что такая фемина обратила внимание на его обалдуя.

— Пап, у каждого свои тараканы.

— Ага, только у твоей кукушки они голубоглазые и размером с крысу.

— Ну нравятся ей все эти штуки, поиграет, потом другим займется.

— Лично мне, сынок, все равно, встречайся хоть с Папой Римским. Только о чем ты с ней разговаривать будешь, когда страсть поутихнет?

— А с мамой вы прям целыми вечерами разговариваете, — буркнул сын.

— Правильное замечание, с мамой мы разговариваем молча. Любовь, как фотоальбом — пожелтела, постарела, а выбросить жалко, поэтому ставим аккуратненько на полочку рядом с классиками, а потом долгими зимними вечерами, где-то на закате жизни, перелистываем страницы. Красиво сказал, — похвалил Николай сам себя. — Твое здоровье, жена любимая. Они чокнулись и поцеловались.

— А теперь серьезно. Я в твою личную жизнь никогда не вмешивался.

— Согласен, — подтвердил Илья.

— Я и дальше оставляю за собой право на нейтралитет. Бестолковое это дело — взрослого человека жизни учить, но прежде, чем ты увязнешь окончательно, помни, что там двое детей, которым телевизор весь мир заменяет. Все, мы с матерью пойдем, а ты прибери здесь, — приобняв жену, Николай вывел ее из кухни, первый раз за много лет оставив обескураженного сына наедине с неубранной посудой.

Они лежали в кровати и разговаривали. Свет ночника, свежее постельное белье цвета лаванды. Гнездышко любви для семейной пары, прожившей вместе больше двадцати лет.

— Коль, а она Илюшку-то не испортит, не перетянет в свою секту? — неожиданно взволновалась Светлана.

— Сомневаюсь. Он хоть и балбес, но Козерог до мозга костей.

— Детей жалко.

— Если дело действительно у них сладится, то мы с тобой уж научим их и блины есть, и книжки читать. В конце концов вернутся, и будет семья.

— Хорошо бы. Знаешь, видно, девушка она добрая, тяжело ей одной с двумя детьми остаться на руках, в чужом городе без поддержки, без родителей, да еще при такой красоте.

— Согласен, ее счастье, что она в секту, а не на панель попала. Деньги что… пришли-ушли, а так могла б и жизни, и детей лишиться. А знаешь, я любой красавице-антилопе предпочту старую добрую лошадку, в особенности если она в красной с рюшками попоне, — приобнял Николай жену.

— Это кто здесь старый? Да я моложе тебя на три года, да я в бассейне стометровку без отдыха проплываю! И вообще, хватит резвиться, дай лучше книгу почитать, — Светлана повернулась к нему спиной и потянулась за романом, лежавшим на столике, сознавая, что часть бедра, просвечивающая сквозь тонкую ночную сорочку, попала в поле зрения мужа.

— Светка, ты меня раздразнила, бросай свою литературу и иди сюда. Я, конечно, не терминатор, но я так долго ждал этого вечера, а ты то бантом, то бельем, то теперь этой рубашкой разбудила во мне зверя, — забубнил Николай, подбираясь к супруге. — И пусть мать-земля светит и что-то еще пусть другие сеют, а я буду тебя любить долго-долго.

— Долго — это сколько? Пять минут, десять? — завлекающее спросила она.

— Всю ночь, — и он погасил свет.

— Мам, я никак не пойму, ты на чьей стороне, почему ты все время его защищаешь? Правильно тетя Лариса про тебя говорит, у тебя все идеальные. Неужели ты не можешь признать, что не все мужчины, как наш папа?