— Куда собираешься? — поинтересовался вошедший в спальню муж и бросил пиджак на стул. — Устал страшно сегодня.

— В театр с девчонками, — спокойно ответила Светлана, продолжая крутиться перед зеркалом.

— А-а-а, — муж взглянул на нее повнимательнее. — Новое?

— Нет, Лариса дала на сегодняшний вечер, — пошутила Светлана. С Ларисой они были не только разного размера, но и разного роста.

— Я так сразу и понял. Красивое, но не в твоем стиле, — глубокомысленно заметил Николай. — Знаешь, клетчатое, которое ты сама в прошлом году шила, мне больше нравится. Это очень уж нарядное, как на свадьбу. Кстати, а где мои треники? Сегодня матч с канадцами.

Светлана внимательно выслушала его замечания и, проанализировав, пришла к выводу, что ее это уже не трогает, не волнует и даже не раздражает. Ей стало все равно.

— Посмотри в ванной, я вроде их в машинку положила, — взяв сумочку, она вышла из спальни. Ей было некогда искать треники, сегодня она шла в оперу.

Уверенная, что муж уже уселся перед телевизором, Светлана выпорхнула из дома. Водитель предупредительно распахнул дверцу машины, она села, так и не увидев, что у окна за шторами притаился Николай, наблюдая за ней из своего укрытия.

Мужчина, вышедший из вылизанного до блеска автомобиля и открывший Светлане дверцу, был молодой, коротко стриженный, в костюме. Тянул явно на охранника или шофера. Была ли внутри машины Лариса, как ни старался Николай, с высоты разглядеть не представлялось возможности. То, что подруга жены из обычной разведенной тетки превратилась в даму неопределенного возраста, раздражало его, в этом он усматривал опасность для своего удобного брака. Николай был хорошим человеком, прекрасным другом, замечательным отцом, но плохеньким мужем. Он любил жену, но она раздражала своими журнально-психологическими идеями о спасении брака. Постоянно теребила, напрягала то походами, то театрами, то книжками, то фильмами, пытаясь раздуть какую-то символическую свечу их отношений. Николай же считал, что живут они нормально, как большинство. Спят вместе, правда, редко, Светка говорит, что Новый год бывает чаще, но раз в месяц он подходит к делу с настроением, делает по желанию, а не как в других семьях — каждую неделю, но как на партсобрании: отчитался, галочка в семейном журнале. Неужели так трудно понять, что ему нравится проводить отпуск спокойно, а не скакать диким кенгуру по развалинам. Пора о душе подумать, а она все развивается.

Николай со злостью дернул занавески. Карниз глухо крякнул и, подавшись вниз, повис.

— Пап, у вас с мамой что, климакс отношений?

Николай вздрогнул.

— Слушай, умник, — обратился он к неслышно подошедшему сзади сыну, досадливо косясь на грозящие обрушением ненавистные шторы, — Тараса Бульбу читал? Так вот, если не хочешь закончить так же грустно, принеси стремянку. Я наверх полэзу, — сказал он, зачем-то подражая грузинскому акценту, подняв палец к потолку.

— Каску не надо? — спросил Илья, через пару минут вернувшись с раскладной лестницей.

Николай бросил на него уничтожающий взгляд.

— Пока я буду заниматься домашней работой, так сказать, выполнять обязанности мужчины, сбегай в магазин. Сегодня же матч, забыл? А пивко ты все с друзьями вылакал, двоечник. И нечего морду кривить, диплом получишь, станешь большим начальником, будешь отца кормить, тогда он будет для тебя за пивом бегать.

Градус настроения поднялся в предчувствии хорошего вечера. Николай считал, что с сыном ему повезло. Полная гармония и взаимопонимание.

И тут вырубили свет. Надеясь на чудо, Николай пощелкал выключателями, затем выглянул на лестницу, пытаясь определить размеры непредвиденного бедствия. По подъезду разносился гул открываемых и захлопываемых дверей. Хозяйки нервничали, прикидывая, как скоро разморозятся холодильники. Мужчины не могли насладиться заслуженным лежанием на диване, болельщики проклинали ЖЭК, министра энергетики, правительство, не способных обеспечить народ электричеством в такой ответственный момент. Николай засуетился, понимая, что до матча остается минут двадцать. В панике бегая из квартиры на лестничную клетку, он мучился вопросом Чернышевского «что делать?».

— Застрелиться и не жить. Орел пришел в гнездо. Взлететь не смог, вражеская пуля пробила крыло. Света нет во всем доме, в чем причина — пока неизвестно, — заявил появившийся сын.

Дверь открыта нараспашку. Николай сидел на пуфике в коридоре, прислушиваясь к обстановке в подъезде, грустно подперев подбородок обеими руками.

— Хорошо, что отключилось раньше, чем я оказался в лифте, — брякнув увесистый пакет с пивом на пол, Илья, сложился пополам, пытаясь справиться с прерывистым дыханием.

— Сынок, делать-то что? К кому бежать? Кому звонить? — в голосе отца послышались нотки плача Ярославны. — Эх!.. Придется, как в ленинское время, под одеялом радио со вражескими голосами слушать.

— Бать, двадцать первый век на дворе, а ты все как в Средневековье. Погоди, только отдышусь. А ты одевайся, пиво на балкон забрось. Пора выходить в народ, как цивилизованный болельщик.

— О, спаситель, как зовется тот друг, который готов принять твоего бедного отца в гостеприимные объятия собственного дивана? Я ему за это любой зуб удалю бесплатно, — Николай воспрял духом.

— Спортбар, — ответил Илья, широко улыбаясь.

— Хм, — Николай задумчиво почесал за ухом. — Вид одежды?

— Спортивный.

— И то верно. А далеко?

— Как раз успеем, — успокоил сын.

— Поехали, — легко согласился Николай, натягивая куртку и расправляя любимый шарф. Тренировочные штаны, так и не найденные, остались куковать вечер на пару с покосившимся карнизом.

Атмосфера бара Николаю понравилась. Прокуренное, пропахшее пивом и потом помещение — аура пивбара времен его молодости. Всю прелесть данного заведения не сможет оценить ни одна женщина в мире. Женский уют в мужском понимании — это больница-музей: стерильно, много мебели, на которую нельзя садиться и ставить стаканы. Мужской идеал — гараж, забитый железяками, с потеками краски, масла на полу, обшарпанными стенами, и пиво из затрапезных кружек. Появление дамы мешает сосредоточиться на глобальных делах, отвлекая ногами, бедрами, волосами. «Больше грязи — крепче дружба» — девиз мужского клуба. Это единственное место, где мужчины могут остаться наедине с себе подобными. Они прячутся здесь от женщин.

Наши выиграли. Домой добирались переулками, стараясь не нарваться на притаившуюся за поворотом машину ДПС.

Возвращаясь, сын завел прерванный разговор.

— Пап, так что у вас с мамой? У нее кто-то есть?

— С чего ты взял? — Николай резко затормозил.

— Не знаю, — замялся тот. — Она в последнее время странная какая-то, да и с мужиком я ее видел. Крутой, тетки таких любят.

— Так, может, это Ларискин хахаль. Я б эту Лариску и таких, как она, за сто первый километр. Вечно воду мутят, сами не живут и других нормальных с панталыку сбивают. Вот что твоей матери надо? Знаешь, как говорят, в женщине должна быть изюминка, а в твоей матери кило сухофруктов и еще грецкие орехи в довесок, — Николай начинал заводиться. — Все имеет, так нет, ей, видите ли, луну и скамейку подавай. Французский учить стала на старости лет. Хотел приятное сделать, похвалил как-то ужин, макароны «по-флотски» были. Куда там! Оказалось, это «паста карбонара». Все с подвывертом у нее теперь.

— Пап, а может, мне жениться? Отвлечем ее.

— Нет, сынок, поверь моему горькому опыту: золушки превращаются в старых, толстых, скаредных и вечно недовольных брюзжащих фей.

— А я сразу на фее с двумя детьми, чтоб у матери одним ударом и внуки, и невестка. Или, может, тебе на работе коллеги или знакомые пару киндеров выдадут на субботу-воскресенье?

— Точно, одним ударом: инфаркт с инсультом. Какие детки на выходные? Может, нам еще усыновить кого?

— А что, неплохая идея. Мама как-то говорила, что хочет маленького, что я уже большой. Вспоминала, как варила для меня бульон, когда я болел, кипятила молоко с медом.