– Что же изменилось Иван Федорович, проекты вы и раньше посылали наверх, только разве их там рассматривали?

 – Военное ведомство просто переполнено жалобами из полков на низкое качество наших ружей.  – разъяснил текущий момент штабс-капитан,  – Теперь у нас появился, как у вас принято в ХХ веке говорить, "реальный шанс" протолкнуть наверх твою пулю Минье.

Снова и снова приходится ждать, пока неповоротливая бюрократическая машина придет в действие… печально. И все же свой отдельный, персональный приз за удачную стрельбу у Чернихова унтер-офицер получил, ему опять повезло, но совсем при других обстоятельствах и не от военного ведомства, а так сказать – частным порядком или "натурой".

И снова зима-зима, скоро закончится 1809 год, восемь лет и еще несколько месяцев Александр провел в прошлом, тоска просто убийственная, не описать: "Отпустите солдата домой"… Никто тебя, унтер-офицер никуда не отпустит, здесь даже "закосить" не получится, бессмысленно давать взятки военным врачам, да и никакого дома у тебя тут нет и не будет никогда. Негодных к строю нижних чинов не увольняют "подчистую", а направляют дослуживать в инвалидные команды и в знаменитую гоголевскую "гарнизу". И это еще не конец, по слухам, даже немногих солдатиков-ветеранов, честно отмотавших свои четверть века и демобилизованных, царь-батюшка в связи со "сложной международной обстановкой" поставил обратно в строй. Денисов рассказывал, что раньше при Екатерине второй служба была пожизненная, но с учетом средней продолжительности жизни в 19-м столетии она и сейчас по факту такая же, мало кто доживает до дембеля, может быть один из сотни.

 – Чаво Сашка кручинишься? Бабу тебе надоть!  – пытается утешить товарища Федька, но даже ему не удается, если бы все так просто решалось.

Женщину найти не сложно, благо деньги теперь есть: для нижнего чина много, а для состоятельного гражданского лица пожалуй маловато будет, даже на низший разряд купеческого сословия претендовать не получится, там вроде 5000 рублей серебром требуется или имущества в собственности на ту же сумму. Скорей бы хоть в Россию назад полк вернули, пусть даже в забытую богом провинцию, так все осточертело здесь до крайней степени… даже на экзотических по русским меркам польских красоток уже не тянет совершенно.

Совершенно незаметно подкрался новый 1809 год, как-то и не верится, идет время – ничего тут не поделать. У местных поляков существует интересный обычай: на рождество, парни и мужики должны обливать водой незамужних девок, причем не всех подряд, а только тех, у кого жениха еще нет. Не иначе народная мудрость – предполагается глубокое воспитательное воздействие, чтоб не гуляли девицы долго, а побыстрее семьей обзаводились. На практике, особенно после нескольких чарок водки, такое ограничение выдержать не получается, да и девушки от таких знаков внимания не в восторге, зима все же и холодно, кому приятно ковшик ледяной воды за шиворот получить? Поэтому ничего удивительного в том, что ритуальная праздничная игра заканчивается всеобщей потасовкой. С утра и до поздней ночи на улице не умолкают женский визг, брань, пьяные крики – народ, одним словом, важным и нужным делом занят. Егеря 13-го полка охотно помогали аборигенам в этом занятии, увлеклись настолько, что под горячую руку окатили из ведра даже квартирную хозяйку своего ротного, а пани уже давно пятый десяток пошел.

Александр в всеобщем развлечении участия в этот раз не принимал, отвечал на вопросы штабс-капитана, опять его пытают по событиям 1812 года и позднее. Вроде бы все он уже выложил сполна и раньше, но Денисов не унимается, надеясь дополнительно вытащить из иновременца различные мелкие подробности. Слово к слову, фактик к фактику, глядишь и смутная картина грядущей катастрофы потихоньку проясняется.

 – Припомни Саша, что там еще было Москва, Смоленск, Березина, неужто все?

 – Кажется под Малоярославцем сражение, и какой-то Дрисский лагерь, но там вроде не приняли боя…  – с трудом вытаскивает из памяти обрывки фактов Сашка, словно складывает мозаику,  – К чему все это Иван Федорович? До бункера бы нам поскорее добраться. Там должна быть необходимая информация, не могли же "они" наобум сюда отправится. Наверняка не только подробные описания, но и карты имеются…

До Отечественной войны остается три года, а воз и ныне там: никаких известий от Нея и в Питере аракчеевская комиссия не чешется, разве что прислали в этот раз благожелательный ответ – обещают провести опыты над новой пулей для нарезного оружия. Все идет идет чертовски медленно и тягуче словно движение по колено в грязи, можно сказать, что все делается исключительно по-российски.

Полк обычным порядком раскидали на зимние квартиры по-ротно и по-батальонно. Первый батальон в городе, второй и третий разбросали по предместью и по окрестностям. Повезло тем, кто попал в город, обыватели скинулись и наняли под казарму подходящее каменное здание. Обычная практика в западных областях, иначе местным жителям невозможно будет заниматься привычной деятельностью. Ведь тут обычно где обитают, там и работают или торгуют, и размещение на постой солдат в жилищах горожан отнюдь не помогает бизнесу.

Намного печальнее участь тех, кого отправили в местечки, хорошо если попадется участок населенный поляками, с хлопами егеря уже давно научились ладить. Намного хуже постой у местных евреев, сплошные дрязги, скандалы и драки. Офицеры вынуждены вместо обучения солдат заниматься расследованием многочисленных ЧП, что ни день то новое. Антисемитизмом наш российский воин образца 1800 года не страдает – это "изобретение" более позднего времени, возникла проблема другая и чисто бытовая. При размещении на "вольных" квартирах нижние чины питаются из одного котла с обывателем, для этого интендантством специально выделяет различные продукты, например такие как крупа, мука и мясо – стандартный набор, иногда добавляют еще что-нибудь. Хоть местные пейзане солдат и не любили, но насчет еды раньше претензий не было ни разу, отпуск продовольствия ведь рассчитан на криворуких армейских кашеваров, умелая хозяйка тем же самым количеством продуктов накормит досыта не только постояльцев, но еще и всю свою семью, даже собаке и поросенку частенько останется. Если полковой командир не озабочен мелочной копеечной "экономией" и не скопидом, то крестьянам военный постой в определенном смысле выгоден – они фактически питаются за счет казны, да еще и пусть небольшие, но деньги получают для компенсации неудобств. Правда еще остается известная "беда" насчет женщин, но как правило, к тем, у кого девок полон дом, солдат на постой стараются не ставить. Помимо этого нижние чины всегда стремятся разнообразить свой стол, то зайца в поле поймают силками, то "дикого" гуся на панском подворье добудут, то еще чем съедобным разживутся – хоть грибов в лесу наберут на худой конец, и все добытое праведными и не очень путями идет в общий котел. Как уж не шипели за спиной "москали-москали", настроенные ксендзами враждебно местные, но "вражеское" мясо охотно употребляли в пищу. Еще перед Фридландом, когда Сашка на тех старых зимних квартирах косуль отстреливал, то всегда при разделке туши нижние чины обязательно выделяли кусочек грудинки или окорока для хозяйских ребятишек. Жаль только, что тут в в окрестностях города крупной дичи нет и в помине, давно всю извели под корень, а за зайцами бегать – себе дороже обойдется, приходится служивым довольствоваться казенной дачей говядины. Примерно так российский солдат и привык обходиться в быту на постое с населением в местах расквартирования, что в России, что в Пруссии, что в Польше. Однако с польскими евреями мирно ужиться не получалось, у них ведь принято готовить еду для иноверцев отдельно, религия так требует. В результате, сперва возникают подозрения обоснованные и не очень, что не докладывают нижним чинам хозяева положенного провианта, а затем и прорывается открытое недовольство: "Почто нашим братом брезгуешь?". Заканчивается разбирательство всегда одинаково – ударом в "рыло", обиженный еврей-хозяин бежит жаловаться к начальству, вопя по дороге на все местечко: "Гевалт! Убивают!", и так по кругу, пока не переведут постояльцев в другое место.