Александр честно отсчитал молодке положенное вознаграждение серебром, нравственность нравственностью, но что бы там местные моралисты не сочиняли насчет народа-богоносца, а бабе надо обязательно выплатить оброк и подати. Иначе неизбежно придется продавать за бесценок перекупщикам все, что собрано тяжелым трудом в поле и на подворье, а затем сидеть зимой вместе с детьми и мужем голодом. Вот и поднимают подол, раз-другой и глядишь – семь или десять рублей для барина, "отца родного" и для казны собрала добытчица, и еще совсем немножко осталось для себя. Молоденькие девки, те обычно такими вещами не занимаются, кто их с ребенком потом возьмет, если залетят, а вот молодые и замужние бабенки сплошь и рядом, как в народной пословице "… не лужа, хватит и мужу". Генетическая экспертиза в 19-м веке еще неизвестна, и если даже очередной ребенок в крестьянской семье уродится "не в мать, не в отца, а в проезжего молодца", то все равно будет считаться "законным" в отличие от такого же, но рожденного вне брака. Опять сплошная экономика, самого препоганого свойства, и так по все дороге, только Валдай исключение, но там девицы этим древним ремеслом владеют уже вполне профессионально.

 – Прибавь ищо гривенник, свому водки штоф возьму. Не то поди унюхат, ен у меня знашь ревнивой!  – попросила еще женщина, уважил Сашку и такую небольшую просьбу.

На этом они и расстались, солдат и простая деревенская баба, чтобы больше никогда не встретится вновь. Спустя много лет Александр будет слушать на каком-то торжественном собрании длинную и запутанную речь очередного радетеля о народном благе: этот словоблуд почти час доказывал тезис, что чем крестьяне беднее, тем дескать нравственность и мораль у них выше, а потому народ надо умышленно держать в "черном теле". Конечно из питерского или московского салона этим как бы "экономистам" виднее, но очень уж захотелось тогда дать тому ученому от души в морду…

Александр тогда даже пожалел, что остальных баб не "попробовал", дальше до самого Питера с этим делом было хуже – более-менее привлекательные попадались редко.

Пока ехали дважды попадали в дорожно-транспортные происшествия, хорошо хоть скорости в начале 19-го века по меркам современников Сашки совсем смешные и поэтому обошлось без жертв. Что удивительно, так люди себя при этих происшествиях вели себя точь в точь как в веке XXI. В первый раз немного поругались с "обидчиками", но потом разъехались мирно без драки. Но вот во второй не обошлось без рукопашной схватки, хоть вроде и не бог весть какая беда – сцепились экипажи колесами, на узкой дороге такое не редкость. С высоких дрожек как пуля из ствола ружья соскочил какой-то Собакевич, из разряда "ты ндраву моему не перечь!" весь до глаз заросший бакенбардами по последней моде и пошла жаркая баталия. Этот тип, ничего не говоря, первым делом врезал в ухо ямщику, а затем накинулся и на сидевшего с краю штабс-капитана, Сашка в последний момент едва успел блокировать удар. Вежливые у нас господа помещики, нечего сказать – вальсы Шуберта и французская булка так и прут из всех щелей, пришлось ответить на хамство в том же духе. Дуэли, перчатки и секунданты, это красиво и благородно, но исключительно для светских раутов, собраний и салонов, а здесь в дорожной грязи важнее – у кого кулак крепче и удар сильнее. Читателя, воспитанного исключительно советским кинематографом Автор отсылает к воспоминаниям нашего классика, уж как Александр Сергеевич сокрушался тогда, что подобно английским аристократам не владеет благородным искусством бокса. Точно так же когда-то и Пушкину самым простонародным образом "морду начистили" в придорожном трактире, когда тезка нашего Сашки не рассчитал своих сил и получил жестокий урок.

Втроем они без особых затруднений слегка поколотили "быкующего" барина, Гришка ухитрился украсить на память великолепным фингалом его "благородную" физиономию, и затем зашвырнули хама в глубокую придорожную канаву – пусть там полежит немного, отдохнет и одумается. "Вражеский" кучер, и денщик Денисова благоразумно соблюдали нейтралитет и участия в схватке не принимали, "свой" водитель кобылы тоже не стал лезть в разборки господ и военных. Покончив с диким барином, расцепили повозки, труд для шестерых взрослых мужчин невелик, и тронулись дальше в путь. Из кювета им вслед неслись матерная брань и угрозы, тот мужик орал во всю ивановскую, что он дескать уездный предводитель там чего-то, и не потерпит такого страшного оскорбления…

 – Б…ть!!! Да я у самого губернатора… Всех запорю мерзавцы!!! Всех в Сибирь отправлю на рудники!!!  – неслось из грязной вонючей ямы, насмешливое эхо глумливо дублировало,  – "Ять, ять, ять…!"

Выбраться оттуда самостоятельно хулиган не смог, а его кучер на помощь хозяину не шел, робко жался в стороне, дожидался когда "супротивники" уедут прочь. Пришлось предводителю сидеть в грязи, пока его обидчики не отъехали шагов на пятьсот и только тогда его вытащили на свет божий. Ругань тотчас прекратилась, барин сразу нашел себе новое занятие – принялся избивать своего робкого кучера.

 – Предводитель уездного дворянства, надо полагать, да-с… одичали господа немного вдали от столиц и цивилизации.  – ответил штабс-капитан на немой вопрос Сашки.

 – Иван Федорович, его команчи за нами в погоню не кинутся?  – забеспокоился Александр, слишком уж часто незначительные происшествия в этом мире приводят к серьезным последствиям,  – Может нам стоит оружие зарядить?

 – Достань из футляра пистолеты, остальное оружие трогать не будем.  – после некоторого размышления распорядился Денисов,  – Военных команд в подчинении у него не имеется, "предводитель"  – это выборная должность в системе самоуправления уезда. Разве вот дворовых своих он за нами послать соизволит вслед.

 – Отобъемси ваш благородие!  – заверил командира Гришка,  – Чай не в первый раз! Вы ваш благородие пальто сымите, али шинелку форменну оденьте – ени вас за шпакского принимают поди, вот энто и борзые.

И в самом деле штабс-капитан с утра мало того, что пальто гражданское накинул поверх мундира, сражаясь с насморком, так еще и кивер укрыл чехлом от дорожной пыли. Со стороны боевой офицер стал сильно похож на "шпака", так тогда презрительно называли тех несчастных из числа привилегированных сословий, кому военной или полу-военной формы не досталось. Вот и ввел Иван Федорович во искушение очередного буйного дурака, жаждущего продемонстрировать всем окружающим свой эксклюзивный "ндрав", таких в России хватает.

Уездные дикари-команчи по всей видимости догнать путешественников не сумели, или не смогли, что совсем не удивительно, если принимать во внимание состояние дорог в крае. Но на российские пути сообщения жаловаться грех, Александр давно уже принял точку зрения местных, что "дорога" такая же стихия, как скажем океан и как-то поправить положение невозможно. Едешь себе, едешь вроде бы ничего… стоп – впереди "топь", приходится вылезать и обходить "нехорошее место" пешком по полям, иначе лошадям не вытащить по грязи повозку вместе с пассажирами, один раз пришлось даже разгрузить отчасти багаж. Обычно посреди рукотворной трясины уже застрял и скучает кто-нибудь в ожидании помощи, ямщики быстро между собой договариваются, цепляют дополнительных лошадей пристяжными и вот один экипаж совместными усилиями вытащили на сухое место, затем второй. Единственное отличие от бездорожья века ХХ – люди обычно не толкают транспортные средства и не помогают четвероногим "двигателям". Иное дело в походе и на войне – нижним чинам иной раз приходилось "вытягивать" пушки и обозные фуры, но там совсем другие реалии.

После той памятной драки с уездным предводителем команчей дальше пошло удивительно гладко, даже лошади как ни странно находились на станциях и больше суток нигде не задержались. Более-менее приличный тракт начался только на подъезде к Петербургу – верст за тридцать, пожалуй теперь местами дорогу можно было даже назвать гордым термином "шоссе", в том значении, которое было принято за этим словом в начале 19-го века. Движение стало заметно оживленнее, чувствуется приближение большого города. Скакали, кто на взмыленных ямских тройках, кто сидя в перекладных тележках, важные фельдъегеря и курьеры иной по виду и важности генералу не уступит, придерживая на груди толстые сумки с депешами и мотаясь на ухабах усталой спиной. Проплывали мимо, точно линейные корабли, скрипя ременными рессорами – "аглицкая" сталь еще не всем по карману, запряженные шестериками, вместительные дормезы со знатными барами, с женами и любовницами, их детьми, гувернерами, моськами и дворней. Иная такая повозка – полный аналог передвижного дома на колесах, где все свое припасено, вплоть до трехведерного самовара, притороченного сзади вместе с сундуками и чемоданами. Последние в начале 19-го века сильно отличаются от своих потомков – имеют форму скорее цилиндра и служат для хранения верхней одежды. Отсюда и "чемоданы" первой мировой войны, так прозвали по аналогии снаряды тяжелой артиллерии. Гремели окованные железом неуклюжие пригородные дилижансы – пришельцы с "запада", явно лишние на разбитых российских трактах, с глазевшими сквозь маленькие запыленные амбразуры-окошечки вечно жующими пироги пассажирами. Потряхивали налитыми жиром загривками полупьяные купчики, звучным чмоканьем понукая сытых лошадок, запряженных в обильно подмазанные дегтем, густо окрашенные в желтый цвет одноколки. Шли в туго перепоясанных суконных армяках бородатые лапотные крестьяне с топорами или другими инструментами, потребными в плотницком, печном, штукатурном, бондарном делах. Кто на заработки, кто с заработка, последние уже, как правило навеселе, но "в дым" пьяных не было. Низко кланялись всем встречным бедно одетые старики и старухи – богомольцы и паломники, начавшие дальний путь по святым местам. Тут же паслись и многочисленные сборщики "на церковь" как настоящие, так и мнимые. Гнусаво пели псалмы и вполголоса переругивались вереницы слепцов и профессиональных нищих с поводырями. Бодро шагали коробейники-прибауточники с целой лавкой-коробом на сутулой, натруженной спине. А вот и до боли знакомое – бредет этап: конвойные солдаты подгоняют посаженных на прут колодников, звенят цепи, видны бритые, бескровные, посиневшие от долгого острожного сидения лица. Шли, скрипя колесами, казенные и торговые обозы с кладью скрытой под серыми рогожами. Попадались навстречу иногда небольшие воинские команды, но движения крупных частей в окрестностях Петербурга Александр не заметил, не то служивых как в СА гоняли по другим, проселочным дорогам, не то просто так уж в тот день сложилось.