– Ну и что теперь нам делать, коли завелся такой пророк? Идти с этой писаниной к Аракчееву? Так все скопом в Шлиссельбурге окажемся в соседних казематах. Кому еще штабс-капитан сие показывал?

 – Говорит, что только Воронцову-младшему и то с купюрами, а черновик видел почитай я один.  – признался гусар.

 – И все равно не я не понимаю, почему нет никаких вещественных доказательств? Ни оружия, ни приборов и механизмов из будущего, одни слова? Разве только компас мне показывал штабс-капитан, действительно есть на нем клеймо 1987 года, работа тонкая, но хороший мастер и здесь такую вещицу сделает, коли нужда будет.

 – Алексей Петрович, вы запамятовали, что Денисов в ссылке и лишен свободы передвижения, а нижний чин и подавно привязан к полку. Капитан однажды проговорился, что доказательства есть и немало, только до них еще добраться надобно… Правда, где сии чудные вещи находятся не сказал, возможно он и сам не уверен и сомневается.

 – И все же я не могу поверить, что Россией в ХХ веке будет управлять какой-то недоучившийся семинарист-грузин!  – высказал еще одно сомнение генерал.

 – Полноте вам, Алексей Петрович! Даже в наше время возможен эдакий казус. Ежели бы князь Багратион не был столь щепетилен, то давно бы стал вторым человеком в империи, если вообще не первым!  – заметил ему Давыдов, и он был абсолютно прав, по крайней мере в тот конкретный момент.

 – И я пожалуй поддержу к мнение Дениса, слишком уж все похоже на правду.  – присоединился к разговору до этого момента сохранявший молчание "незнакомый" генерал.

 – Николай, но нет же у них ничего, одни пустые слова!  – насел на него Ермолов, но тот не сдаватся не был намерен.

 – Коли бы нас пытались дурачить, и тетрадка Денисова – фантом, фокус ловкого литератора, то нижний чин спьяну обязательно бы что-то "ляпнул" против замысла обманщиков и выдал их с головой, по другому они не могут. Поверьте, я наших солдат знаю.

 – А что унтер такого существенного нам в сущности поведал?  – не отставал от Николая Николаевича Раевского настырный Ермолов, уступать "новоиспеченный" генерал не собирался, он никогда этого не делал, ни на поле боя, ни в споре.

 – Он высказал свое личное мнение о следующем после Александра Павловича императоре, коего, по его словам, в народе запомнили как "Палкина".

 – Да я помню Николай, по унтеру выходит, что следущий государь у нас "мудак", просрал все полимеры и убился затем "ап стену"? Бред ей-богу… неужто ты ему поверил?

 – Погоди Алексей Петрович, не пори горячку. Пару лет назад был у меня приватный разговор с Ламздорфом, воспитателем великого князя. Так вот он мне так и сказал дословно, что: "Этого дурака приходится побуждать к наукам лбом об стену, как самого тупого рекрута"!

 – Прямо так об стену и он его и колотит? Может для красного словца сказано?  – не поверил Давыдов, хоть и ходили такие слухи, но это явно преувеличение.

Раевский только плечами пожал в ответ, хочешь мол верь, хочешь нет, но выходит так, что совпадает почти один в один с "пьяными откровениями", услышанным ими несколько минут назад от унтер-офицера. Разве, неведомые никому в начале 19-го века полимеры, "Палкин" пока утратить не смог, поскольку не доверяли ему еще ничего по части управления государством, а так и в самом деле – "ап стену" начал, видимо и закончит там же. Штабс-капитан Денисов в своей "тетрадке" привел об императоре Николае Первом примерно те же сведения, пусть и не в такой грубой форме, но суть от этого не менялась. Пришлось все же Ермолову поневоле согласится с родственниками, хоть и определенные сомнения у него остались.

 – И что делать соизволите Николай Николаевич, как нам следует поступить?  – не без ехидства спросил он Раевского, намекая на то обстоятельство, что в списке "декабристов", составленных Сашкой, тот числился "активным участником".

 – Если Вы про 1825 год, то скорее не ко мне, там упоминается полковник Раевский, да еще в отставке. Ежели только разжалуют, да и со службы прогонят взашей, тогда на Сенатскую обязательно приду.  – отшутился Николай Николаевич, и в самом деле "гость из будущего" не запомнил имена и отчества участников попытки военного переворота, у него были указаны только фамилии.

Некоторое время они молчали, ответа на вечный российский вопрос "Что делать и кто виноват?" никто не знал и даже информация, позволившая отчасти заглянуть в будущее практически не помогла. Скорее напротив, "послезнание" создало дополнительные трудности, так бы жили не тужили и надеялись на лучшее, а тут на тебе… теперь все меняется.

 – Как я понял, наша "Кассандра", штабс-капитан не связал вас условием сохранять в тайне полученные от него сведения?

Его собеседники, генерал Ермолов и поэт-гусар Давыдов подтвердили, никаких клятв и обязательств не разглашать и не использовать "информацию из будущего" они Денисову не давали.

 – Значит мы вправе использовать тетрадки штабс-капитана и красную и синию по собственному усмотрению! Было бы преступным легкомыслием отвергнуть сии сведения, только по тому, что они нам не нравятся.  – на правах старшего и по званию и положению в "семейном клане" подвел итог Раевский,  – 1825-й год пока далеко и может еще и обойдется по-хорошему, 1812-й к нам намного ближе. Пришелец же явно указал, война будет "Отечественной", такого в России еще не было!

 – Следует ли нам поставить в известность военное ведомство и государя императора?  – осторожно предположил Денис Давыдов, эта мысль давно уже у него "вертелась на языке", он ждал только подходящего момента.

Штабс-капитан Денисов за несколько лет с 1801 по 1807 годы, проведя поистине грандиозную работу, он сумел по крупицам вытащить из "иновременца" необходимую информацию. Человек, вроде бы не знающий абсолютно ничего, на самом деле может многое рассказать, надо просто правильно сформулировать вопросы и вдумчиво проанализировать ответы. Ход Отечественной войны 1812 года был воспроизведен практически достоверно – все основные этапы и сражения, когда впоследствии они с Сашкой добрались до бункера и сравнили, то оказалось, что разве есть некоторый "люфт" по датам и опущены мелкие, малозначительные и почти не влияющие на ход событий эпизоды.

 – И не только, надобно еще и до нашего общества донести весть о столь великой и небывалой ранее угрозе, а не то будет как всегда…

 – Однако, братцы-заговорщики не забывайте пожалуйста про Аракчеева! Мне закончить карьеру в остроге как-то не хочется.  – напомнил им Ермолов, и в самом деле генералу, которого декабристы хотели выдвинуть в диктаторы следовало соблюдать особую осторожность…

Утром следующего дня унтер офицер очнулся в дровяном сарае, заменявшем в 13-м егерском полку гауптвахту, в горле бушевал пожар, голова раскалывается словно по ней табун дикий лошадей промчался. Ни произнеся ни единого слова пересохшими губами, Александр принялся с остервенением пинать запертую дверь, точно дерево было в чем-то виновато.

 – Погодь не ломай! Счас открою!  – донеслось с улицы, говорил кто-то знакомый, но с похмелья Сашка никак не мог вспомнить, чей же это голос. Наконец человеку снаружи удалось справится с запором и Сашка пулей выскочил на свежий воздух.

 – Живой?  – спросил освободитель, поглаживая скулу на которой растекся великолепный синяк, это старый друг Григорий оказывается, кто же его так отделал и когда?

 – Гришка, это не я тебе часом засветил? Прости ничего не соображал вчера…

 – Не-а. Дрались мы всю ночь с немцами в городе. Ты лучше скажи почто городничего ихнего смертным боем бил? Еле отняли, думали ты упился до горячки – велено было до утра под арест запереть.

 – Я??? Ни хрена ни помню ничего, расскажи как было!