Ночлег На вопрос – кто там? Пошучу – «Агдам…» И откроют дверь: «Это что за весть?» И скажу: «Не зверь… Мне б поспать-поесть». «Проходи, хоть кто…» А в избе жара. Старику под сто и сама стара. Стол – бела доска. Чаю выпили. За окном тоска – волчья, выпья ли! На дровах слеза. Лук-севок в чулке… И всю ночь гроза бьет язей в реке. Только их одних вдоль хребта-спины. Не с того ль у них плавники красны… На заре проснусь, прошепчу слова: «Ой, светла ты, Русь, что ж несчастлива?..» «Подходит конец сумасшедшей стези…» Подходит конец сумасшедшей стези… Был выдох намного протяжнее вдоха. Смотрю за окно – ковыляет эпоха С потертой сумой по колено в грязи. А как на заре громыхала в литавры, Прошита сквозною вселенской тоской, И – с саблями к солнцу! – орали кентавры В степях, Отзывалось за Леной-рекой! И вся, перекрытая гулом и гамом, Страна хохотала на злом вираже. С ворьем подружилась, поладила с хамом… Смотрю за окно – подыхает уже… «Тот – про любовь…» Тот – про любовь. А тот про хлеб. Читаю, но вижу. Слеп. А здесь прочту строку. Одну. И сразу вижу всю страну. «Шелковичный червяк, запечатанный в кокон…» Шелковичный червяк, запечатанный в кокон… Раскручу эту жизнь, и слеплю из неё На гончарном кругу с лебединым высоким Тонким горлом, кувшин. С удивительным соком! Отхлебну через край и познаю её. Что здесь больше – печального, горького, злого? Привкус мёда иль запахи тлена найду? Что мне нужно для счастья, какая основа?.. Но замешана глина для круга иного — Я леплю саманы, и на солнце кладу. Я шагаю по кругу. Летает полова. Для основы солома едва ли годна, И кружится над степью и падает слово, И сжимает круги, и взвивается снова, И от слова душа, как от браги, хмельна. А уже за рекой в поле вызрели травы!.. И на круге вокзальном стоит суета. И гудок паровоза тягучей отравой Входит в жизнь, и уже за мостом-переправой Размыкается круг и стальная верста, Словно лестница в небо, ложится под ноги… Вот и кончилась юность, и пыль улеглась! Я леплю эту жизнь, подбиваю итоги… И пестреет судьба. И звенят вдоль дороги Родники, от которых испробую всласть. «Ощущая, что детство уходит навек…»
Ощущая, что детство уходит навек, Понимая, что старость черна и беззуба, Я за ласточкой в небо поднялся из сруба, И увидел простор, и рискнул на побег. Помню – ночь серебром заливала просторы, И немые курганы татарской ордой Залегли у костров, отраженных водой, И смотрели на запад, и прятали взоры. Только мне удалось подсмотреть в их глазах Тягу к долгим кочевьям и жажду погони… О, веселая жизнь на скрипучих возах! Здесь рифмуется то, что мне нравится. Кони! Но мне рифма еще неизвестна на вкус. Я кружусь в разноцветном кочевничьем стане, И слова, что рождаются в створе гортани, Зелены, зелены. И змеиный укус Той, жестокой, которая Музой зовется, Поджидает меня где-то там, за холмом, Но еще я об этом – ни духом, ни сном… Только сердце замрет и тревожно забьется. «Шелка шуршат ненужною обузой…» Шелка шуршат ненужною обузой… И освещает лампа круг и миг, Где я стою, как зверь, с гипотенузой Из первой четверти декартовых прямых. …Отличный угол! Тангенс – единица… Луна блудливо шарит за окном В сто тысяч глаз. Ее ли нам стыдиться! Бокал налит и пенится вином! Звенящая бунтующая влага, Взрывающая в жилах кровь мою! В любви, как и в бою, нужна отвага, И я клинок отважно достаю, Чтобы тебя, привыкшую молчать, Красивую, бегущую по кромке, Достать губами и сорвать постромки, И научить кричать. «Нас разведут, как разводят мосты…» Нас разведут, как разводят мосты. Кони вот так же встают над обрывом. Черная пропасть и холод по гривам… О, как надежен запас высоты! Жилы немеют… Хватило бы воли Не передернуть поводья узды. Если и впрямь – как разводят мосты, Я не смогу и не вынесу боли Этой разлуки… «Тайным тленьем охваченный…» Тайным тленьем охваченный Затихающий сад. Солнца мяч перекаченный Подан в аут, в закат. На колодезном вороте Бьет синица крылом. Жизнь хорошая в городе… И большак за селом Перемолотый шинами Пухнет грязью, ползет. Кто вывозит машинами, Кто в тележке везет. И не больно, не горько мне, И душа взаперти… Где ж вы там, за пригорками, Проливные дожди? |
