«Веселый проселок – ухабы и кочки…» Веселый проселок – ухабы и кочки, Шуршанье волны на остывшей земле, На мокрых деревьях уснувшие почки И свет электрички в ноябрьской мгле. Нетронутый вечер. И тише и глуше Доносятся звуки. А нам всё равно… И маются наши горячие души, И счастливы мы, что так рано темно, Что вечер еще впереди как страданье, Что жажда сильна, не насытить ее. Ну, что ты мне скажешь в мое оправданье, И что я скажу в оправданье твое! …А жизнь, я, конечно, согласен, капризна, Как черные крылья – молва да хула. Но только любовь никого не унизила. Возвысила? Да! И сожгла … и спасла … «Век живу и век пытаю…» Век живу и век пытаю Прокуроров и судей: По-над пропастью, по краю Что ж мы гоним лошадей? Хватит света нам и жара! С двух сторон палить свечу Опрометчиво, пожалуй. Я так вовсе не хочу! Пусть любая сторона — Та ли, эта. Но не обе. Нам подарена она В добрый час, а не по злобе. Нам с тобой ее зажечь, Насладиться чистым светом И от глаз дурных при этом Обязательно сберечь. «Я, конечно, восстану из пепла…» Я, конечно, восстану из пепла… Только главное в жизни моей, Чтобы ты от любви не ослепла, Этой яростной новой твоей. Для меня это рана и рана!.. Я ладоней касаюсь твоих И грядущее – как из тумана, Где не видно тропы для двоих, Только узкая стежка по краю, Только зыбкая тень на ветру, Где трепещет костер, догорая, И никто не подходит к костру… Вот такая элегия, лада, Но когда допишу, допою, Ты исчезнешь, грядущему рада, И оставишь меня на краю, Над обрывом… Но в памяти снова Ты мне явишься – память жива! — И, услышав приветное слово, Ты горячие скажешь слова… – Помнишь? – Помню… – Ты рада ли? – Рада!.. – Как тебе на другом берегу?.. Может быть, ты та самая правда, Что уже я найти не смогу. «Я смотрю в твои окна. В них темно и тревожно…» Я смотрю в твои окна. В них темно и тревожно. Словно вымерли в доме – ни тепла, ни свечи, Только ветер гудит, завывая острожно, Да о жесть подоконника тополь стучит. Ни звезды, ни луны, лишь метель до рассвета. Забусило тропинку, следы замело… Умирает любовь. Умирает планета, Всё, что с нами – с тобою и мною жило. Неужели так мало отпущено было! Словно яркою вспышкою всё сожжено… Я живу как слепой. Что меня ослепило? Кто излечит меня, если в окнах темно? «Ты мое сухое дерево…»
Ты мое сухое дерево. Поливаю – хоть бы ягодка… Я приму решенье смелое Не на час-другой, а надолго. Заберусь в купе плацкартное, Растворюсь на синем глобусе, Пусть в конце – олени с нартами, Пусть тропа по краю пропасти. Всё едино! Только верю я: Ты поймешь и крикнешь с силою Мне вдогонку: «Ох, и стерва я!..» Только поздно будет, милая. «Что-то сны нехорошие…» Что-то сны нехорошие… Может, это зима Замела, запорошила, Запуржила дома. И безликая белая — Ни следов, ни души — Жизнь стоит оробелая В этой тихой глуши. Лишь синицы (от голода?) Залетают сюда, Да от лютого холода Чуть гудят провода. Только в лучшее верится С каждым днем, с каждым днем, Всё пройдет, перемелется, Проживем, доживем! Будем рады, наверное, Первым звукам весны… Сны не очень уж скверные, Так, обычные сны… Из детства Клубники полно на любом косогоре. Высокое небо. Высокие зори. Высокие птицы в безоблачной выси. Ни капли печали. Прекрасные мысли… Всё так и запомнилось – поле и речка, И бой коростеля, и песня кузнечика, И я – вдоль обрыва – ногами босыми — По теплой земле В самом центре России… «Люблю мятежный гул январской вьюги…» Люблю мятежный гул январской вьюги, Когда шумит и воет в деревах, Когда в печи гудит огонь в дровах И ни одной души во всей округе. Вот это да! Лишь тикают часы, Отстукивая жизнь бесстрастно строго, Да ветры среднерусской полосы Метут снега и воют у порога. Поэзия!.. Но рядом нет тебя, Ни голоса, ни взгляда, ни намека На то, что я без страха и упрека Живу, о нашем будущем скорбя. А в настоящем – третий день пурга. В окне теснятся птицы, как поверья. Им злые ветры раздувают перья, Их остро жгут колючие снега. Им не суметь пристроиться к стеклу, Не удержаться на оконной раме. Уносит их в заснеженную мглу, И некому помочь им в этой драме. Не так ли и меня сорвало и несет. И устья нет, и не видать истока. Ну кто меня отыщет, кто спасет? Ни голоса, ни взгляда, ни намека… |