Даже в милом краю Там, где пахнет крапивой На покатых холмах, Где беспечно-счастливый Бродит ветер впотьмах, У Высокого яра, Где журчат родники, Не седой и не старый Я стою у реки. Память трогаю… Помню… Тридцать лет – как века! Звезды падают в волны, И дымится река. И тогда так же было! Но туда не дойти… Мне б дожить до могилы И с ума не сойти. Что в том прошлом осталось, У кого расспросить Как ту малую малость Мне во мне погасить? Что в том давнем такое В жизнь входило мою, Отчего нет покоя Даже в милом краю? В память о деревне Лукино Шуршанье глухаря и песий лай, Следы медведя, пятна костяники, Тяжелых елей сумрачные лики — И Богом, и людьми забытый край. Девятый час нам не добыться к дому. Девятый час чапыжники и мхи, И водит леший нас по бурелому, Описывая ровные круги. Налево ли, направо – всё едино! Куда бы ни пошли, но путь любой Приводит к месту, где лежит осина, Убитая недавнею грозой. Сочится дождь… Тайга сыра как губка. И всю бы ночь следить нам за костром, Когда бы не оплывшая зарубка, Оставленная давним топором. Кто здесь ходил, известно только Богу! И мы пошли, уставшие, сквозь лес За ним, А он нас вывел на дорогу… Легко и просто вывел. И исчез. Память …И вдруг нахлынет нечто властное, Смахнет остывшую золу, И обнажатся угли красные, И ты потянешься к теплу, И мир с обидами и криками, Который ты уже постиг, Уйдет, И малое в великое Преобразится в этот миг… «Иуда подошел к осине…» Иуда подошел к осине… Следы оплыли на песке… Мария плакала о сыне И слезы стыли на щеке. Не укоряя, не кляня, Она шептала: «Правый, Боже…» Две тыщи лет, а как похоже! Ну, что вам нужно от меня? «Но ты меня не поняла…» Но ты меня не поняла, Хоть был я весь как на ладони, Тебе бы вырвать из погони Меня в тот миг. И все дела! И оборвал бы я свой бег Средь бликов солнечных и пятен, И стал бы сам себе понятен, И прожил бы спокойно век. Строгал бы доски, печь топил, Ходил в кино по воскресеньям И чай с малиновым вареньем В субботу после бани пил. Прошли бы годы налегке… Но я бегу всё мимо, мимо И трудный посох пилигрима Всё тяжелей в моей руке, И всё длиннее прошлый путь, И всё весомее тревога, И не кончается дорога, И нет надежды отдохнуть. «Эта белая ночь, фонари и листва…» Эта белая ночь, фонари и листва… Петропавловки шпиль низким солнцем подсвечен, В каждом плеске волны чей-то вздох засекречен. – Обопрись на гранит и услышишь слова… Обопрусь на гранит, и услышу слова, И запомню слова, и, Неве доверяя, На всю жизнь сохраню их и не потеряю. Разве можно терять, если дарит Нева! От реки, от мостов, от ограды литой, Словно в сказочном мире, исходит свеченье. О, как просто поверить в своё назначенье! И высокая мысль (этот шпиль золотой!) Овладеет мечтой и разрубит, как меч, Все узлы, что завязаны были тобою. И обрушатся беды житейские с плеч, И, свободный, готовишься к новому бою. «Ветры к югу подуют, переломится лето…» Ветры к югу подуют, переломится лето… В роще птицы колдуют, песни падают с веток. Я прислушаюсь с болью к этим звукам невнятным. Это кажется только, что они непонятны. Всё в них ясно и зримо. Постою и узнаю Всю печаль пилигрима по родимому краю, Про счастливую долю, про грядущую старость… Носит ветер по полю лепестковую радость. Травы никнут – достойно! Будет семя ко сроку! Небу молятся, словно бьют поклоны пророку. Головами кивают, а потом на просушку Под лучи подставляют с семенами макушку… Все дороги – по кругу. Семя падает – в землю. Птицы тянутся – к югу… Я всё это приемлю! Всё умом понимаю, но душою бастую, И к себе примеряю эту правду простую. «Январь, а дождь всю ночь терзает слух.…» Январь, а дождь всю ночь терзает слух. Зима уже как будто состоялась, Но – оттепель! Цепочка распаялась, Дороги рухнули, и лед на речке вспух. И всё так некрасиво стало вдруг, — И темный лес, и черные канавы, И домик у забытой переправы, И с пятнами стогов раскисший луг. Открывшейся земли неровный круг Как первая весенняя разминка, И в том кругу зеленая травинка Как радостный и непонятный звук… |
