Настасья Филипповна подняла руку и продолжила:

— Мы все сегодня едем после этой перемены на фестиваль патриотизма.

— Ура! — закричал класс. — Уроков не будет!

После занятия, купив по волшебному лимонаду в столовой на первом этаже, за один столик уселись Катя, Вера и Оля.

Вера и Оля — абсолютные противоположности. Вера — очень худая и не очень красивая девочка, которая всегда старалась одеваться так, чтобы понравиться мальчикам, не очень-то любила учиться и болтала без умолку (в основном, всё про тех же мальчиков и про своё безупречное зрение, особенно когда рядом оказывалась Оля). Оля же была очень полной, носила очки, говорила по делу, либо шутила и старалась не обсуждать мальчиков (только иногда Валю, — любимого), одевалась всегда строго, в отличие от Веры, как и Катя никогда особо ни на что не тратилась. Объединяло их троих одно: над ними все издевались.

Катя рассказывала подругам о своих письмах.

— Здорово! — говорила Вера. — Ты будешь учиться в таком классном институте… И, наверное, там и парни суперские!

— Главное, что ты там по-настоящему научишься магии, — подметила Оля. — Ты уже выбрала стихию?

— Да. Воду. А вы, девчонки? — спросила Катя.

— Ну, Вера мальчиков, — смеялась над подругой Оля. Катя тоже не могла сдержаться.

— Ага… А ты пирожки, — ответила обиженная Вера. Катя чуть не рухнула со стула от хохота. — Как думаете, у меня есть шансы на Диму?

— Опять, — с ужасом проговорила Оля.

— Ну… — отвернулась Катя, которой уже наскучили такие повороты в разговоре.

— Ладно, есть, — сказала Оля. — Вот у меня на Валю — никаких.

— Слушай, Катя, — произнесла Вера, точно говорила о тайнах государственного масштаба. — А тебе не больно слышать всё это от Кости?!

— Так, — Катя поняла вопрос и возмутилась. В шестом классе он ей нравился, но это быстро прошло. — Мне он не нравится, а вызывает отвращение. И вообще, пусть он сдохнет!

— Катя! — воскликнула Оля. — Так нельзя говорить.

— Про это ничтожество — можно!

— Привет, девчонки, — к ним подошёл высокий, худой, черноволосый Дима Косынин. — У меня хорошие новости.

— Какие же? — спросила Оля. Вера вся зажалась от стеснения — это вызвало у Кати улыбку.

Дима присел рядом с Катей, поправил очки на переносице и продолжил:

— У нас у четверых хорошие отметки. Я только что узнал у Настасьи Филипповны. Угадайте у кого пятёрка?

— Точно не у меня, — тихо проговорила Катя.

— Ты не угадала!

Девчонки захлопали.

— Это ошибка! — сказала отличница.

— Не скромничай, — проговорила Оля.

— Ботаники! — послышался голос Кости. Он стоял сзади Кати и Димы со своей компанией и, накупив в столовой чего подороже, хохотал и издевался над окружающими. — Пятёрки пятёрками, а я надеюсь, папаша-забвенник поскорее сгниет и сдохнет в тюрьме!

— Заткнись! — заорала Катя, перекрикивая смех Вали и Нади, которая стояла в обнимку с Костей. — Знаешь, я не бью парней, — её с детства раздражали девчонки, колотившие мальчиков и голосящие: «Девочек не бьют». — Но ты, — она встала. Костя возвышался надо всеми здесь. — К парням не относишься! — она со всей силы ударила ему кулаком по носу. У Кости потекла кровь.

— Не трогай его! — крикнула Надя. Это была очень красивая модница, учившаяся с ними в одном классе, высокая блондинка, любившая каблуки, мини-юбки и, возможно, Костю. Они дружили с Катей до тех пор, пока в шестом классе та не рассказала Наде о своих чувствах к Косте, а Надя — всему классу. Над беднягой смеялись, а Костя плевался от омерзения. С тех пор Катя считала Надю своим заклятым врагом.

А конфликт сразу же разрешился: к ним подошёл директор, собирающий всех на фестиваль.

— Тебя спасли, — угрожающе проговорил Костя.

Один раз в седьмом классе он избил её, и его родители заплатили большие деньги судье, чтобы сыночку не трогали.

— Они так друг другу подходят, — сказала с усмешкой Оля. — Костя — бабник, Надя — вертихвостка.

— Не смей так про неё говорить! — воскликнул Дима. — Ты же знаешь, что я к ней испытываю…

Вера заревела и убежала.

— Что с ней? — недоумевал Дима.

— Какой же ты идиот! — Катя считала, что человек должен ценить, что его любят, и отвечать взаимностью, кто бы это ни был. Но даже с таким суждением она была не права: Дима понятия не имел о чувствах Веры. — Иди гуляй от нас.

— Спасибо. Я и так не хотел идти рядом с тобой, Неудачница.

Всем классом они вышли на улицу, и Катя увидела вдали человека, сидевшего на земле. Он играл на гитаре. Когда выдалась возможность, одна из старшеклассниц отдалилась от группы и подбежала к нему. Свой инструмент обнимал старый бедный дед с бородой. Она положила ему в шляпу два золотых. Стоявшие рядом с ним люди слегка удивились, увидев такие деньги на паперти. Вокруг собрался ещё народ, и он заиграл любимую Катину песню «Мочи кериланцев».

Когда он закончил, все разошлись, а Катя подошла к гитаристу и спросила:

— Я всегда хотела узнать, кто автор стихов.

— Странно, — хмыкнул старик.

— Что странно?

— Все интересуются композитором.

— Да, я не спорю, музыка красивая, но кто написал слова к ней?

— Да тот же, кто и композитор. Гвардеец какой-то. Песня сначала запрещена была, но год назад король разрешил её. Тебе ещё сыграть что-нибудь?

— «В её глазах» можно?

— Конечно. Как я понимаю, передо мной героиня этой песни?

— Можно и так сказать, — сконфуженно ответила Катя.

И он начал играть. Мелодия и голос снова заворожили её, но, как только он закончил, она ринулась к классу. К ним уже подходил летающий автобус. Школьница еле успела заскочить в него.

Они долетели довольно быстро. Концерт уже шёл вовсю. Ребята повыпрыгивали из автобуса и побежали в толпу плясать. На сцене, стоявшей посреди площади, появился ведущий и произнёс:

— А теперь, дорогие патриоты, молодые музыканты из группы «Тайга» споют вам песню «Мочи кериланцев».

Почти все присутствующие начали аплодировать и орать от восторга.

— На хрена любить свою страну, если она говно, — крикнул Костя.

Собравшиеся повернулись к наглецу, хотели было его поколотить, но первым дошло до Кати. Она произнесла: «Магия волн», собрала слюны и плюнула в негодяя. Слюна в полёте превратилась в небольшую волну и столкнула Костю с ног. При этом он весь промок. Окружающие зааплодировали ей.

— Смотри, — сказала Оля Вере. — Она его опрыснула, и народ не устроил ему взбучки.

— Ты намекаешь, что она так его спасла? — уточнила Вера.

— Ну а как же ещё! А нам говорит, разлюбила…

Этот разговор никто не слышал.

* * *

Катя собиралась к отцу. На часах уже полдесятого. Она вышла из дома. К ней быстро подлетел такси-летун, вызванный заранее, она уселась к нему на шею, и они полетели к городской тюрьме.

Здание стояло на отшибе. Вокруг него виднелась колючая проволока и огненные шары, такие как тот, что Вова подарил Ване.

В небе над таксистом и девушкой горела надпись: «ТЮРЬМА ДОБРОГРАДА ДЛЯ КОЛДУНОВ ТИРОБАС». Таксист приземлился, Катя заплатила ему десять серебряных монет, спрыгнула вниз и подошла к воротам.

— Вы к кому? — послышался голос со всех сторон сразу.

— К Виктору Мулину. Я его дочь.

— Вам налево до двери с надписью: «Комната для посещений».

— Спасибо.

Открылись ворота, и Катя прошла по мрачному коридору до той самой комнаты.

— Вы кто? — послышался другой голос. — Имя, Отчество, Фамилия и возраст, пожалуйста.

— Екатерина Викторовна Мулина. Семнадцать лет.

Дверь открылась. Внутри мрачной комнаты за столом уже сидел отец в серой тюремной кофте.

Виктор Мулин — грузный мужчина высокого роста с приплюснутым носом, волевым подбородком, тёмно-русыми волосами и зелёно-голубыми глазами, как у дочери. Увидев её, он бросился обнимать её и, поцеловав что есть мочи в щёку, проговорил:

— Дочка, уже год не виделись. Как изменилась-то — красавица! Садись, — он отодвинул от стола старое обтрёпанное креслице.