Когда люди пришли в себя и перевязали раны кусками одежды и другим подручным тряпьём, а мёртвые и покалеченные были раскованы и сложены рядом с телегами, конвоиры приказали всем, кто способен стоять на ногах, взять из повозок инструменты и начать разгребать груды камней впереди. Пешком обойти обрушенный участок дороги не составляло большого труда, но вот для обоза путь оказался закрыт. Пара конвоиров отправилась на рудник за подмогой, а заключённые принялись махать кирками и лопатами, расчищая завалы. Берт через боль взял в руки кайло и пошёл работать вместе со всеми – ничего другого не оставалось. Краем глаза он заметил Мана, который трудился рядом.

– Ну и срань, – бормотал тот, – подумать только, чуть не засыпало проклятым оползнем!

– И не говори, – поддакнул Берт: он оказался настолько погружён в произошедшее, что полностью забыл об обиде.

– Представляешь, сижу я такой, и тут рядом глыба пролетела, а телега с лошадью – прямо в обрыв! Никогда так не боялся! Как нас не засыпало, просто ума не приложу. Тебя не задело?

– По руке камень попал, – Берт продемонстрировал травму.

– А мне по спине прилетело. Ну да ладно, кому-то хуже пришлось.

Берт, наконец, вспомнил, что затаил на Мана смертельную обиду, но оказалось слишком поздно.

– Слушай, – Ман перестал махать киркой и посмотрел на приятеля. – Я думал обо всём. Знаешь, я виноват. Серьёзно. Зря подначивал тебя тогда. Если б не пошли, всё было бы хорошо. Извини, а? И то, что тебя тогда в Блэкхилле подкалывал… Не хотел я, но, понимаешь, сам тогда от досады на стену лез. Вот и ляпнул, не подумав.

Берт, насупившись, промолчал.

– Да, я сволочь, признаю, но и ты мне тоже по морде съездил, верно? И что теперь, вечно дуться друг на друга? Может, всё же мир?

– Пусть будет мир, – вздохнул Берт.

– А я тут башмаки новые урвал, – похвастался Ман, – неплохие. С покойник, правда…

На горы опускалась ночь. Заключённые прекратили работу и собрались рядом с повозками. Чистый, безоблачный купол неба над головами заблестел россыпью звёзд. Люди устроились прямо на дороге – на узкой кромке над бездной. Берт содрогался от одной мысли о близости ущелья, в котором теперь покоятся десятки людей. Ветер задувал нещадно, и молодой арестант поплотнее запахнул плащ. В темноте совсем рядом раздавались стоны и всхлипы нескольких покалеченных арестантов.

Уже начала наваливаться дрёма, когда вдали послышались голоса. По ту сторону провала заплясал свет переносных фонарей.

– Есть кто живой? – крикнул оттуда человек. – Помощь пришла!

– Полдень, а их всё нет, – заметил Ардван. – Невежливо так поступать.

– Зря вы согласились на встречу, милорд, – произнёс комендант крепости – полный человек с пропитым лицом. – А если тёмные решили заманить вас в ловушку? Если они нападут, тут слишком мало людей, чтобы вас защитить.

– Золото им нужно больше, чем война, – успокоил коменданта граф. – Не нападут. Не сейчас, по крайней мере.

Ардван и ещё несколько человек сидели в главной комнате пограничного острога у подножья гор. Именно здесь, рядом с нейтральными территориями, лорду предстояло встретиться с одним из правителей тёмных и обсудить важные вопросы, которые уже давно являлись предметом разногласий между двумя народами.

Маленькая деревянная крепость, расположенная на берегу мелководной речушки, не предназначалась для длительного сидения в осаде и служила главным образом для защиты от бандитских отрядов. В случае же вторжения армии противника гарнизон должен был ненадолго задержать её и разослать гонцов с предупреждением об опасности.

Здесь пролегал один из немногих трактов, соединяющих мир людей и мир тёмных. Тем не менее, область эта до недавнего времени считалась самой спокойной в королевстве: деревни в округе являлись редкостью, как и бандиты, которым здесь нечем было поживиться, а тёмные никогда не пересекали Восточный хребет. Купцы не часто водили здесь караваны: основной торговый маршрут в земли тёмных пролегал южнее. Только в последние пару лет через пограничный форт стали регулярно ходить по этапу каторжники, и на дороге начали попадаться беглые. Да и то не часто – большинство их отлавливали разъезды в горах. Крепость находилась не в лучшем состоянии: брёвна в ограде покосились, а большинство хозяйственных построек стояли заброшенными. Форт был рассчитан на сорок человек гарнизона, но до недавнего времени здесь проживали пять-десять солдат, которые, как полагал граф, занимались лишь беспробудным пьянством.

Но последние события потребовали усиления гарнизона, и Ардван, приехав сюда два дня назад, привёл пару десятков наёмников, а так же распорядился согнать из ближайших деревень сервов для ремонта и расширения укреплений. Сейчас во дворе вовсю кипела работа.

Вместе с графом прибыли мобад-канцлер Гуштесп – один из немногих в Нортбридже, кто хорошо понимал язык тёмных, – и десяток дружинников-катафрактов в сопровождении оруженосцев и кнехтов. Общий зал бревенчатого донжона являлся и трапезной, и оружейной, и местом ночлега солдат. Вдоль стен располагались копья, алебарды, луки и прочее снаряжение, а в центре, между столами дымил очаг, из которого доносился аппетитный запах готовящейся дичи. Но сейчас людям было не до еды: предстояла важная дипломатическая встреча, которая должна решить судьбу графства. Вот только другая сторона не торопилась, заставляя собравшихся нервничать.

Особенно переживал комендант. Он служил в крепости почти десять лет, но лишь сейчас на горизонте забрезжила реальная опасность. Солдат пытался не выдать беспокойства перед знатными воинами, дабы те не сочли его трусом, но от Ардвана не укрылось ничего. Граф подумывал отправить старого служаку на покой, а взамен назначить кого-то из коленопреклонённых.

– Эти тёмные – дикари, – рассуждал молодой дружинник сэр Эдмунд, – только и могут деревни разорять. Думаю, они не решаться воевать с нами. А если осмелятся, что они сделают против пары сотен катафрактов?

– Ты слишком самоуверен, – укоризненно покачал головой граф. – Я видел тёмных, у них хорошая конница: каждый их мужчина и многие женщины с детства обучены ездить верхом и владеть луком. А ещё, говорят, они переняли от людей с востока трубы, стреляющие огнём. Да и вообще, мы о тёмных не знаем почти ничего. Если нападут, придётся повозиться.

– Неужели торговцы не приносят сведений? – удивился сэр Эдмунд.

– Торговцев не пускают вглубь земель, а особо настырных казнят за шпионаж.

Наконец, спустя час от условленного времени, дозорные сообщили о приближении конного отряда. Выйдя во двор, граф, канцлер и комендант с парой солдат поднялись на башню. По дороге в направлении острога действительно скакала группа воинов. Они только что выехали из леса на противоположном берегу и остановились на недосягаемом для стрел расстоянии. Один из тёмных подскакал ближе к берегу и что-то крикнул на своём языке.

– Приглашает на переговоры, милорд, – перевёл мобад-канцлер.

Не медля ни минуты, Ардван и Гуштэсп в сопровождении катафрактов, оруженосцев и кнехтов выехали за ворота и направились к тёмным. Отряд выглядел весьма грозно, дабы произвести устрашающее впечатление на противника: все воины с ног до головы были облачены в броню, а лица прятались под масками шлемов. Тело Ардвана покрывала длинная кольчужная рубаха, поверх которой блестели пластины ламеллярной кирасы, а на плечах красовался тяжёлый пурпурный плащ с гербом – он ниспадал складками на круп лошади, одетой в попону такого же цвета. В руке пожилой лорд держал массивный горшкообразный шлем с навершием в виде головы хищной птицы.

Подъехав к тёмным, Ардван поприветствовал их вожака.

Учёные давно вели споры, являются ли эти существа потомками первых людей или имеют совершенно иное происхождение и не относятся к роду человеческому. Тем не менее, внешне это были почти такие же люди. Основными отличительными чертами тёмных являлись кожа пепельного цвета, высокий рост, сочетающийся с сухопарым телосложением и раскосые, ярко-жёлтые глаза. Их верховые животные походили на лошадей, отличаясь от них раздвоенными копытами, гибким, поджарым телом и острыми, вытянутыми мордами. В катувелланском наречии не существовало слова для обозначения этих зверей, на языке же тёмных их называли йрнайн. Йрнайны происходили из скалистой местности за Восточным хребтом и одинаково хорошо чувствовали себя, как в горах, так и на равнине.