– Что тебе нужно и откуда ты знаешь моё имя? – спросил Монтан обычным отстранённым тоном.

– Господин, слава о тебе разнеслась по всему побережью. Эти оборванцы из предместий слишком тупы и невежественны, но в городе люди слышали о великом лекаре северных племён. Вижу, всякий сброд порядком тебе докучает, да и недоброжелатели могут встретиться на пути. За скромное вознаграждение я бы мог предложить наши услуги.

– Мне не нужно, – сказал Монтан.

– Но господин, ты не знаешь, какие опасности поджидают одинокого путника в этом порочном месте, особенно если он имеет при себе много ценных вещей, – Феокрит покосился на дары, сваленные в кучу. – Наши услуги обойдутся недорого, но, поверь, без них тебе придётся несладко.

Монтан уловил угрожающие нотки.

– Вам нужны вещи и деньги? Берите, что хотите, – он лёгким жестом указал на дары.

Мужчины переглянулись:

– Он что, серьёзно? – буркнул Неокл.

– Мы премного благодарны за такую щедрость, но значит ли это согласие?

– Подай мне еды, – внезапно приказал Монтан, обращаясь к Феокриту, – а потом сядьте там, – он ткнул пальцем на скалы неподалёку.

Оба человека снова переглянулись. Неокл хотел возмутиться, но спутник жестом запретил ему.

– Как пожелает господин, – Феокрит растянул рот в подобии улыбки, демонстрируя недостаток зубов, и вскоре перед юным целителем появились несколько жареных рыб, кусок хлеба и бутыль вина.

Монтан понял, что за люди перед ним, но это его нисколько не смутило. Он решил: если новые знакомые не будут чрезмерно назойливыми, то могут пригодиться, чтобы отгонять надоевшую толпу, носить поклажу и заниматься другими незначительными делами.

А два бандита, забрав оставшиеся еду, вещи и деньги, отошли в указанном направлении, уселись на песке и начали делить добычу, о чём-то бурно споря.

Монтан пытался забыть о событиях сегодняшнего дня и погрузить сознание в состояние покоя. Долго не получалось: мешала червоточина тревоги, зародившаяся глубоко внутри. Было ли дело в двух непрошеных помощниках или в большом скоплении людей, требующих исцеления, а может, в том, что стало сложнее заниматься привычным ремеслом – этого Монтан не знал.

Вдали на вершине холма показались башни замка Нортбридж. Солнечные лучи временами пробивались сквозь рванину туч и падали на высокие стены крепости, заставляя сверкать белизной серую каменную кладку. Берт заворожено смотрел на сооружение, что подавляло своей монументальностью и заставляло чувствовать благоговение перед властью, которая воздвигла его, утвердившись здесь раз и навсегда. Крепость эта не сулила заключённым ничего хорошего: там ждали новая темница и скорая отправка на рудники, где Берту предстояло провести остаток дней.

Дорога петляла по неровной, лесистой местности, и замок то пропадал за холмами и деревьями, то вновь маячил перед взором неизбежностью грядущего.

Наконец, впереди стали видны стены города, расположенного у подножья замкового холма, и отдельно стоящие домики предместий. И тут Берта объял страх: на подступах к Нортбриджу вдоль дороги всё было сплошь утыкано виселицами и кольями, и мёртвые тела чернели на ветру мешками смердящего мяса – они безучастно поскрипывали в петлях или сиротливо торчали над землёй, насаженные на толстые заострённые брёвна. Собаки бегали вокруг и обгладывали ноги покойников, и небо пестрело воронами, разжиревшими от человеческой плоти. Берт понял, что многие тела изуродованы ещё до казни: у кого-то отсутствовали конечности, у многих женщин были отрезаны груди, а у мужчин – отсечены половые органы.

Один из посаженных на кол пошевелился: бедняга находился ещё в сознании. Берт подскочил от неожиданность и отвернулся. Взгляд его упал на лицо повешенной девушки, искажённое предсмертной агонией. Глаза выели птицы, и теперь вместо них на мир таращились пустые гниющие дыры. Молодой заключённый ужаснулся, подумав о том, сколько страданий, унижений и нечеловеческой боли она вынесла. А сколько пришлось пережить этим людям, прошедшим через пыточные камеры, просто не умещалось в голове: в черепной коробке было слишком тесно от переизбытка эмоций и мыслей. «И за что? – думал Берт. – За что можно обречь людей на такие муки?» Его чуть не стошнило, и он уткнул глаза в пол. Тело била дрожь.

Зрелище потрясло не только заключённых, стражники тоже нервно озирались по сторонам.

– «Свободные», – прокомментировал Даг, – незавидную участь им приготовил наш достопочтенный граф.

– В преисподней с проклятыми палачами сделаю то же самое, – злобно пробурчал Тило, – в Книге это ясно сказано.

– Смотрите, что бывает с теми, кто противится власти лордов! – обернулся к заключённым командир конвоя. – Это в назидание недоумкам, вроде вас, чтобы руку было неповадно на господ поднимать.

– Запугать нас хотят, – прошептал Даг, и Берт понял, что запуган до предела. Он вздохнул с облегчением, когда висельники остались позади, а вдоль дороги потянулись пригородные дома.

Как только колонна миновали крепостные ворота, Берт очутился в грязной, многолюдной тесноте городских улиц. Прохожие злобно смотрели на арестантов в клетках, плевались в них и осыпали проклятиями. Продравшись сквозь сутолоку, процессия выехала на главную площадь. Здесь находился городской храм. Берт был угнетён этим тяжеловесным сооружением, оно нависало над городом гигантскими арками, колоннами и витражами, постоянно напоминая жителям о столь же могучем и грозном божестве, обитающем в его стенах.

И снова пред взором предстали виселицы: незамысловатые деревянные конструкции сгрудились в центре площади. Теперь Берт отважился подробнее рассмотреть покойников, но кроме омерзения и страха не почувствовал ничего: разум не мог свыкнуться с мыслью, что посиневшие туши с искорёженными лицами и следами предсмертной дефекации прежде являлись людьми. Недавно они ходили, разговаривали, смеялись и грустили, а теперь их нет. То, что придавало бренным кускам плоти человеческую сущность, исчезло. Оставалось только гадать, куда. Берт верил, что эта человеческая сущность, называемая душой, попадает на Небесные Поля – именно так говорил деревенский мобад на проповеди. Вот только разбойникам, мятежникам, развратникам и прочим, кто нарушал установленный Всевидящим порядок, священнослужитель грозил муками преисподней, и сейчас Берт крепко задумался, куда же именно отправились души этих людей и зачем им дальше страдать, если они уже и без того наказаны. «Что значит быть мёртвым? – размышлял он, – Что чувствуешь, умирая? Боль? Страх? Каково это – перестать жить?» Но об этом никто поведать не мог: висельники не расскажут, что испытали, когда верёвка сдавливала шею. Берт содрогнулся при мысли о том, что скоро и ему предстоит познать естество смерти.

Город соединялся с замком посредством перекинутого через ров моста, часть которого была подъёмной. Проехав по нему и миновав первые ворота, повозки поползли по узкой каменной дороге ко вторым, что располагались выше по склону. По одну сторону воздвигалась отвесная скала, плавно переходящая в крепостную стену, по другую – крутой косогор спускался к нижним укреплениям, а затем к реке.

Двухэтажная тюрьма находилась с внутренней стороны второго кольца стен, опоясывающих замковый холм, в самой дальней от ворот части двора, который Берту показался целым городом: тут было не менее людно и шумно.

– Приехали, – печально произнёс Даг, когда телеги остановились. – Что ж, закончился наш путь.

Первыми высадили Дага и Тило – Берт не знал, куда их повели. Его же самого вместе с Маном и Эметом проводили в просторное подземное помещение, и поджилки Берта затряслись сильнее, чем когда-либо: тут находилась камера пыток. Вид окровавленных кресел, лож, дыб и инструментов, развешанных по стенам, мог заставить содрогнуться даже мужественного человека. «Зачем мы здесь?» – в панике подумал Берт, и ответа долго ждать не пришлось. Всех троих подвели к печи, из жерла которой торчали железные прутья. Пузатый палач в кожаных перчатках вытащил один из них; на раскалённом конце виднелся небольшой знак. Два стражники крепко схватили Мана.