Колонна сделала продолжительный привал рядом с пограничным деревянным укреплением. За фортом начинались ничейные земли и горы – горы, к которым Берт впервые подошёл так близко. Эти чудовищные громады, пронзающие облака, вызывали у обитателя равнин восхищение, смешанное с подобием суеверного страха.

Здесь арестантов нагнала большая группа всадников. Одетые в блестящую броню, они проскакали в ворота крепости, даже не обратив внимания на расположившихся у дороги каторжников. Возглавлял отряд статный пожилой воин с орлиным носом и грозным взглядом. Пурпурная попона покрывала его лошадь. Берт содрогнулся, встретившись на миг глазами с этим человеком. Конвоиры заставили отдыхавших заключённых встать и склониться перед проезжающими катафрактами.

«Это сам граф Нортбриджский», – пронёсся шёпот среди заключённых.

А потом дорога повела через горы, и только тут Берт понял, как легко было прежде. Первый подъём занял несколько часов. Временами серпантин терялся в хвойных лесах, растущих на склонах, а порой пролегал над обрывистыми уступами, и тогда от высоты захватывало дух. Берт ощущал себя букашкой среди каменистых массивов, окружавших его со всех сторон. Слышанные прежде рассказы о горах и собственные фантазии блекли на фоне представших сейчас перед глазами видов.

Взобравшись на перевал, колонна вошла в гряду облаков, и Берт очутился в плотной белой пелене, застилавшей всё перед глазами. Тут заключённым дали немного отдохнуть, а затем погнали дальше. Первые впечатления померкли очень быстро под тяжестью монотонного восхождения. Восхищение прошло, и Берт теперь видел лишь крутую каменистую дорогу, гравий под ногами, который разбивал и без того хлипкую обувь, да понурые спины впередиидущих. В ушах стоял звон цепей, не позволяя ни на секунду забыть об удручающем положении, в котором находились все эти люди.

С самого первого дня Берт и Эмет держались рядом со Снеллом и его компанией, и так получилось, что в колонне они тоже оказались вместе – Берта не могло это не радовать. В дороге почти не разговаривали: конвоиры не одобряли болтовню среди каторжников. Лишь во время отдыха удавалось перекинуться парой слов.

А вот с Маном Берт не пересекался с тех пор, как их разделили по камерам, да и сейчас бывший приятель плёлся в хвосте колонны и не мозолил глаза. Для Берта этот человек практически перестал существовать, лишь временами, когда накатывала обида, парень снова и снова в мыслях клял его за доставленные проблемы.

***

Самым тяжёлым выдался третий день пути через горы. Колонна свернула с главной дороги и теперь люди ковыляли по узкой, извилистой тропе, где едва могли разъехаться две телеги. Останавливались чаще, чем на равнинах, но даже это не делало переход легче. После обеда заключённые продолжили взбираться на очередной перевал, которым, казалось, не было конца края. Рядом с Бертом шёл Тэлор, а Снелл, Эмет и Ульв шагали следом. Снелл прихрамывал – вчера на спуске он потянул лодыжку. Но хуже всех приходилось Эмету – сын виллана не привык к серьёзным физическим нагрузкам и теперь постоянно спотыкался и тормозил остальных. Впрочем, не он один – люди сдавали, многие волочили ноги из последних сил.

Вот и теперь, не успев тронуться с места, Эмет стал выбиваться из ритма.

– Камень в сапог попал! – выругался он.

– Давай, давай, не задерживаемся! – крикнул конвоир, проскакавший рядом. Хлыст просвистел над головами и задел Эмета, от чего тот ойкнул и заторопился вперёд. Берт обернулся, встретив насупленное лицо сына виллана.

– Нечего тормозить! – крикнул кто-то из заключённых сзади. – Это пухлый что ли опять еле ногами шевелит?

Голос принадлежал Ломтю, он и его дружки шли несколькими рядами далее. В дороге проблем с ними не возникало, лишь пару раз Ломоть и Снелл огрызались друг на друга. Эмета бандит прозвал пухлым за полную отъевшуюся физиономию, которая, впрочем, изрядно похудела в последние дни.

– Держитесь, – подбодрил Снелл, – слышал, осталось недолго, скоро придём.

– Было бы куда, – вздохнул Берт, – всё равно ж смерть впереди.

– Жизнь всегда движется к смерти, – рассудил Тэлор. – Стоит ли об этом думать?

– Верно, – подтвердил Снелл, – главное – не сдаваться, а там что-нибудь сообразим.

Берт, как и все здесь, изрядно вымотался, но держался, как мог и продолжал идти – продолжал неосознанно, инстинктивно цепляться за хрупкую соломинку. Ужасно болели кровавые мозоли, а ноги порой сводила судорога. Но слабаком тут быть нельзя – Берт это хорошо понимал. Жажда жизни побуждала людей бороться, даже если эта борьба всего лишь оттягивала неизбежный конец. Но у некоторых, вроде Снелла, всё же имелись какие-то надежды.

Снеллу и самому приходилось не сладко – Берт видел это. Но как бы тяжело ему ни было, этот заключённый старался внушать оптимизм окружающим, подбадривая и помогая, чем мог. А вот Берта надежда временами оставляла, ему начинало казаться, что Снелл говорит глупости – всё равно никто не выживет, как не выжили сотни и тысячи тех, кто попадал на рудники прежде.

Начался спуск, но и теперь проще не стало. Болели колени, а гравий порой осыпался и выскальзывал из-под ног. Один из всадников на повороте еле удержал лошадь от падения и круто выругался.

– Ты там цел? – спросил солдат, едущий за ним.

– Проклятые горы! – негодовал тот. – Тут только и думаешь, как не сорваться! А ещё за этими наблюдай постоянно!

И действительно, всадникам приходилось едва ли ни труднее, чем заключённым: надо было постоянно сдерживать лошадей на крутых спусках и внимательно следить, чтобы они не подвернули ногу, наступив на разбросанные повсюду камни. А ещё труднее приходилось возницам из обоза, волочащегося позади колонны: гружёные телеги требовали особого искусства управления упряжью на крутых серпантинах.

И вот снова начался подъём. Тропа поползла сквозь сосновые леса, извиваясь змеёй по косогору. Колонна останавливалась всё чаще: то тут, то там постоянно возникали проблемы и заминки. Несколько обессилевших заключённых пришлось вытащить из сцепки и посадить на повозки. Берт видел, как мимо проносили одного с окровавленной ногой – бедняга умудрился порезать ступню острым камнем. Стражники спорили, что с ним делать.

– Эх, только лишний груз для обозников, – вздохнул одни из них.

– Наше дело довезти, – твердил другой, – а как дальше быть, на руднике разберутся.

– Это ещё ерунда, – заметил третий, – позапрошлый раз десять человек не дошло.

– А тут постоянно кто-то не доходит, – ворчал первый, – горы, будто плату берут, чтобы нас пропустить. Удивительно, что в этот раз ещё не сдох ни один.

Следующая остановка произошла уже высоко в горах, и снова заключённые начали перешёптываться, гадая, что произошло.

– Какой-то старик дух испустил, – передали с задних рядов.

Этот перевал оказался самым высоким из всех пройденных, и когда на него взобрались, перед Бертом предстала удивительная картина: в обе стороны тянулась гряда с покрытыми снежными шапками вершинами, а в долинах между гор, зеленели леса.

– Красиво тут, – вырвалось у Берт, на что Ульв скептически усмехнулся:

– Хорошо, что нравится: как-никак, остаток жизни провести здесь придётся. А лично мне больше по душе внизу.

На перевале было холодно. На равнины уже пришло весеннее тепло, а здесь, среди гор, гуляли пронизывающие ветра, и местами, особенно там, куда редко заглядывали солнечные лучи, лежали снежные сугробы. Если внизу в тёплом плаще и котте, которые Берт не снимал с момента поимки лесничими, становилось уже жарко, тот тут даже они не помогали от яростных порывов холодного ветра, задувающих под одежду.

Объявили привал, и, наконец, Берт мог дать отдых измученным ногам и насладиться минутами покоя. Он снял башмаки: носки давно порвались, и ступни покрывали отвратительного вида мозоли, парень вытянул ноги, подставляя их холоду и чувствуя временное облегчение.

Крики горных орлов наполняли тишину. Большая хищная птица кружила совсем недалеко от места стоянки. Берт с завистью смотрел на парящих в небе пернатых. Они были свободны и с вершин своего полёта с презрением смотрели на человеческие тяготы. «Если б только отрастить крылья и улететь отсюда!» – с горечью подумал Берт.