Февроний бежал уже минут пятнадцать — так, по крайней мере, ему казалось — и вдруг услышал скрип телеги. На козлах сидел какой-то человек в плаще. Убедившись, что это не его старик, Февроний выскочил из зарослей крыжовника и, напугав человека едва не сердечного припадка, стал умолять свезти его в ближайшую деревню.
— И для чего тебя в деревню? — Подозрительно разглядывая Феврония, спросил человек.
— Мне не обязательно в деревню. Можно в город или вообще куда-нибудь. Понимаете, дело в том, что я только что бежал из плена. Меня насильно удерживал в заброшенном монастыре один старик.
— В монастыре?
— Ну да. В монастыре. — Февроний с нетерпением показал рукой. — Вон там вон монастырь.
— Гм…
Человек целую вечность хмурился и задумчиво покусывал губы, так что Февроний уже был готов наброситься на него и придушить.
— Ну хорошо. — Кивнул человек. — Садись. Подброшу до деревни.
— Спасибо, спасибо, спасибо.
Февроний запрыгнул на козлы и благодарил доброго человека еще несколько минут. Благодарил, пока вдруг не опомнился.
— Постойте. Но ведь вы едете к монастырю!
— Тихо сиди! — Прикрикнул человек.
— Как это…
Февроний попытался выпрыгнуть, но добрый человек проворно ухватил его за локоть и несколько раз так тряхнул, что из Феврония едва не вышел дух.
Старик стоял у входа в монастырь и держал в руках светильник.
— Здравствуй, Гальвус! Вижу, на этот раз ты привез мне не только продукты.
— Да вот. Наткнулся на него в лесу.
— Вот оно что. Никак юноша отправился на поиски приключений?
— Не иначе. — Усмехнулся Гальвус, подволакивая юношу за шиворот. — Знаете, что он мне заливал, пока мы ехали?
Старик с интересом поднял брови.
— Уверял, что он сын королевы Изабеллы.
— Неужели?
— Так и сказал: сын королевы Изабеллы. — Посмеиваясь, отозвался Гальвус. — Да, вот еще что. В деревне про вас расспрашивала какая-то девица. Молодая, волосы белокурые. Не из местных.
Старик нахмурился.
— Девица, говоришь? И что она расспрашивала?
— Да это вот. Сказала, что ищет старика и мальчика.
— И что ты ей ответил?
— Да что ответил? Сказал, что мальчиков у нас в деревне особенно не водится. Со стариками тоже туго. Зато старух и коз, хоть отбавляй.
***
— И куда, позволь спросить, ты направлялся?
Старик сидел на стуле и с интересом разглядывал Феврония.
— Если не хочешь, можешь мне не говорить. Но я ведь, кажется, уже упоминал, что до ближайшего поселения отсюда десять лиг? И кажется, я говорил, что не желаю тебе зла? Все что я хочу, это помочь тебе.
Старик вздохнул.
— Молчишь? Ну, будь по-твоему.
С тех пор существование Феврония кардинально поменялось. Дни полетели как телега под откос. Один, другой — и так без счета. Старик как прежде приносил еду, задавал короткие вопросы. Все как всегда, но было одно важное отличие. Как только с едой и вопросами было покончено, старик вставал со стула и в комнату врывался яркий свет. Голову пронзала острая мучительная боль. И Февроний падал на пол без сознания.
Так и продолжалось. Вопросы, темнота. Вопросы, темнота.
— Кого ты больше любил в детстве: маму или папу?
Темнота.
— Как проходят заседания королевского совета?
Вспышка, темнота.
— Чего ты боишься больше всего на свете?
— Чего я боюсь больше всего на свете? — Медленно повторял Февроний, чтобы понять, что спрашивают.
Вспышка, боль и темнота.
Головные боли с каждым разом становились все сильнее. Февроний уже давно не понимал, какой был день. А если за окном висели сумерки, даже не представлял, какое время суток: утро, вечер. Но самое страшное было другое. Самое страшное было то, что теперь у Феврония не было ни секунды времени, чтобы что-нибудь обдумать или осознать. Он заканчивал ответ на очередной вопрос, и тотчас наступала темнота. А едва он выныривал из этой темноты, старик ставил перед ним тарелку с супом и снова что-то спрашивал. И так без конца. Вопросы, темнота. Вопросы, темнота. Вопросы…
***
Из записей Энцио
Старик держал Феврония в заброшенном монастыре далеко на севере. Монастырь и сам по себе производил довольно удручающее впечатление, а вкупе со зловещей тишиной в округе и вовсе нагонял неизъяснимую тоску.
Февроний лежал без сознания в одной из башен. Мы вынесли его на воздух. Там он пришел в себя и первым делом бросился на шею Галатее.
— Ну будет, будет. — Утешала Галатея и растерянно смотрела на меня и на Гастара. Казалось, что еще немного, и она разрыдается сама.
Старика не было нигде. Мы осмотрели монастырь сверху донизу. Обошли все комнаты, проверили подвал, чуланы. Не было не только старика, не было даже и намека, что он тут когда-то был.
Галатее явно не терпелось поквитаться с ним за прошлый раз. Гастар, по-видимому, разделял ее намерение. Я в целом тоже разделял намерение. И все же поневоле спрашивал себя: такая ли это светлая идея, искать встречи с человеком, который одним движением посоха способен швырять людей направо и налево? Так что когда мы обошли все закутки и старика нигде не оказалось, внешне я, конечно, подосадовал, но про себя с великим облегчением вздохнул. Подумал: ну и славно. Напрасно только притащили дюжину гвардейцев из столицы.
Глава XVIII. Письмо
Из записей Энцио
Шаги становились все громче и отчетливее. Уже некоторое время я сидел положив книгу на колени и не сводил взгляд с двери. Наконец, раздался стук.
— Войдите. — Сказал я.
На пороге предстал слуга с выпученными глазами и с трудом переводя дыхание, принялся показывать куда-то за спину.
— Его величество… Февроний… чудо…
— Его величество пришли в себя? — Спросил я, вскакивая с кресел.
Слуга кивнул.
***
Февроний пролежал в беспамятстве и бреду почти две недели после своего освобождения. Жар, бред, приступы кашля с кровью. Королевские лекари терли свои ученые лбы и со вздохом разводили руками. Все как один были уверены, что дни его сочтены.
Когда я вошел в покои, перед кроватью уже собралась толпа. Члены королевского совета, генералы, слуги — все, кто был поблизости, явились поглазеть на чудо. Февроний полулежал на кровати и растерянно переводил взгляд с одного лица на другое. У изголовья его постели стоял главный королевский лекарь и имел такое выражение, как будто Февроний не выздоровел после лихорадки, а только что воскрес.
— Дядя? — Выдохнул Февроний слабым голосом.
Все разом обернулись. Стараясь не смотреть на любопытные лица мелькавшие перед самым носом, я пробрался сквозь толпу и подошел к кровати.
— Что происходит, дядя?
— Ты был нездоров. — Отвечал я, покосившись на главного лекаря.
— Нездоров? — Переспросил Февроний.
Вдруг возле дверей раздался крик. Вернее, даже не крик, а визг какой-то. Толпа зашевелилась. И вскоре у изголовья постели возникла Галатея. Застыла на мгновение, обвела Феврония внимательным материнским взглядом с головы до пят, чуть слышно произнесла:
— Живой.
И бросилась ему на шею.
— Не думаю, что это нужно. Его величество находится сейчас не в самом надлежащем состоянии… — забормотал было главный лекарь.
Я показал рукой, что все в порядке.
— Живой, живой. — Шептала Галатея и целовала Феврония в горячий лоб, щеки, зубы.
— Живой! — Выдохнула она и перевела сверкающий взгляд на меня и тут… случилось странное. Февроний тоже перевел взгляд на меня и во взгляде том читались растерянность и удивление.
Я поднял брови, предчувствуя, что сейчас последует какая-нибудь чертовщина. Чертовщина действительно последовала. Февроний отер губы, нос, показал рукой на Галатею и слабым голосом спросил, почему эта женщина его целует, кто она и что вообще тут происходит. Оказалось, он не помнил ничего из произошедшего за последние полтора месяца. Последним его воспоминанием было, как он стоит в своих покоях у окна и думает, сбежать ему из замка или нет.
