Проснулся я от скрежета открывшейся двери и несколько секунд не мог понять, где нахожусь. В дверях стоял какой-то человек. Лица было не видно из-за света.

— Поднимайся, Поль.

— Гастар?

Это действительно был Гастар. В руках у него был какой-то сверток.

— Вставай, Поль. — С нетерпеливым выражением повторил Гастар. И тут я окончательно пришел в себя.

— Как, уже?

— Что уже?

Я поднялся и угрюмо покосился на Гастара.

— Что это? Одежда?

— Да, одежда.

— Хорошо. Дай мне пять минут в память о былой дружбе. Все уже приготовили?

— Ты о чем?

— К казни все готово? Уже рассвет?

— Нет, сейчас полночь.

— Как полночь? — Удивился я. — Тогда зачем же ты пришел?

— Что значит, зачем?

Гастар смотрел на меня с недоумением. И тут я наконец-то понял, зачем он пришел. Он, казалось, тоже понял, что я себе вообразил, и тихо усмехнулся.

— Поль, одевайся. И прошу скорее. У стражи пересмена. И скоро придут двое новых.

Долго уговаривать меня Гастару не пришлось. Через пять минут мы уже были на конюшнях.

— Утром королева узнает, что ты сбежал. — Вполголоса объяснял Гастар. — Тебя станут искать. Первым делом они пошлют вестовых на Мелос. Будут проверять все отбывающие корабли. На Востоке сейчас война. В Квардасе и в Лавинии тебя отыщут. Поэтому лучше всего укрыться где-нибудь в Эоле.

Я молча слушал и кивал.

— Если тебе понадобится со мной связаться, оставь записку трактирщику в «Безухой сове». Но лучше, чтобы я не знал, где ты и что с тобой.

— Я понимаю.

— Ну, Поль. — Гастар вздохнул. — Прости, если что не так. Ты знаешь, я всегда тебя любил, как сына.

Мы обнялись.

— А как же ты? — Спросил я у него. — Изабелла догадается, что это ты меня вызволил.

— Не переживай за меня. — Гастар махнул рукой. — В худшем случае отправят в отставку. Королева не решится казнить генерала, который добыл ей победу.

— Я бы не был так уверен, что не решится. — Отвечал я неуверенно. — Бежим со мной. На границе Галата и Вестриэля есть одно…

— Не говори мне! — С испугом закричал Гастар. — Я не должен знать, куда ты едешь. А за меня не тревожься. Как-нибудь устроится. Изабелла не такая волчица, как ты о ней считаешь. Езжай, Поль. Мне уже нужно возвращаться в замок.

— Ты уверен?

Старик тряхнул седою головой. Я знал, что уговаривать его бессмысленно. Вскочив на лошадь, я проехал несколько сажень и обернулся. Похожий на приведение в лунном свете Гастар стоял и смотрел мне вслед. Рука его лежала на походной фляге, которая сверкала в лунном свете. И тут мне показалось, что я уже видел это все. Гастара, стоящего вот так. Отблески луны, стены замка. А еще мне показалось, что я наконец-то понял, что произошло на башне Аурелиана… Я махнул рукой Гастару и припустил коня.

***

Вечером того же дня я прибыл в Твилл. Понятно, желтый трехэтажный дом в Твилле был далеко не самым надежным убежищем, после того как я рассказал о нем Энцио. Но я исходил из другого. Я хотел выяснить, жив Энцио или мертв.

Несколько раз я обошел вокруг желтого дома, но ничего странного не заметил. Ставни закрыты, дым из трубы не шел. Казалось, дом был пуст. И все-таки я был почти уверен, что застану внутри Энцио и Ансельма. Вопрос был только в том, мертвых или живых.

Дверь тихо скрипнула и отворилась. В доме и правда были двое. Пожалуй, не было на свете никого, кого бы я тут обнаружил с большим удивлением. Окажись тут королева Изабелла, я бы и то, не так удивился.

Передо мной стояла Галатея. В дальнем углу комнаты возле камина сидел белокурый мальчик, в котором я с изумлением узнал Феврония. Энцио и Ансельма не было. Ни мертвых, ни живых.

Из записей Энцио.

Ансельм расхаживал по комнате и по своем обыкновении подбрасывал руками. Он всегда ими подбрасывал, когда был взволнован или возмущен.

— Как же ты не понимаешь! — Восклицал Ансельм и с упреком на меня поглядывал. Я молча наблюдал за ним из кресла. Время было около полудня. Небо безоблачное, солнце. Для австера — на удивление хорошо. — Как ты не понимаешь, что мы ничего о ней не знаем! Взять ее сюда — была большая глупость. Но ехать с ней в Галат, это не просто глупость. Энцио, это безумие!

Стоит сказать, что я и сам все это прекрасно понимал. Но в меня как бес вселился. Если бы Ансельм со мной не спорил, я бы может и одумался. Трезво поразмыслил бы, что я собираюсь сделать и перепугался. Но в том и было дело, что Ансельм со своими «как же ты не понимаешь!» не давал мне и секунды трезво поразмыслить. Талдычил с самого утра одно и то же, что хоть иди и вешайся.

— Да как же ты не понимаешь! Мы ничего о ней не знаем. Может, она шпион Галата. Может, она шпион королевы. Может, она вообще уже давно следит за нами и ваша встреча в том лесу была не случайна.

И все в этом роде. В конечном счете у меня даже развился какой-то нездоровый интерес ему противоречить. Ансельм же в свой черед уже чуть не на стенку лез.

— Энцио, пойми. Нам нужно быть благоразумными!

— Благоразумными? — Переспросил я с похоронным видом.

— Да, именно благоразумными!

— Я всю жизнь был благоразумен и смотри, куда меня это привело. Весь Эол за мной охотится. Я прячусь в каком-то старом доме. В городе, о котором ни один уважающий себя эолец отродясь не слышал. Я питаюсь вареной брюквой и сельдереем. Сплю в этом… как его? ер… кер…кэр…

— Эркере?

— Да! В эркере! На двадцать лиг вокруг нет ни одного трактира. Здесь даже свиных котлет нормальных не найти! Нет, мой дорогой Ансельм. Довольно. Раз все пошло к чертям, дай мне пожить, как хочется. Я, может быть, всю жизнь стремился к приключениям, странствиям.

— Ты? К странствиям? Да тебя же палкой из дома выйти не заставишь!

— Это потому что раньше я был благоразумным. А теперь я изменился.

— Ну хорошо. — Вздохнул Ансельм. — Тебе надоело тут сидеть. Осточертело прятаться. Я это все прекрасно понимаю. Но ведь это же не повод бросаться в пасть ко льву! Ну хочешь, возьмем вина, сходим на рыбалку.

— На рыбалку?

— Ну или в горы.

— В горы? Старик ли я, Ансельм?

— При чем тут это?

— При том, что ты, видимо, считаешь, что я уже ни на что не годен, раз ты так дешево пытаешься купить меня вином и рыбалкой?

— О, боги! Энцио…

— Нет, подожди. Сначала выслушай, а после будешь закатывать глаза. Всю свою жизнь между совершением подвига и пьянством я предпочитал второе. Я говорил себе, что подвиг можно отложить на завтра. Что дома тепло и уютно, а снаружи холодно и сыро. Я говорил: благоразумнее остаться дома. Ведь так, Ансельм? Благоразумнее? А теперь я понял, что это ни черта не благоразумие, а трусость. Я боялся жить! И вместо того, чтобы жить, я придавался праздности и пьянству. Так вот, мой дорогой Ансельм. Пришло время положить этому конец! В конце концов, я могу пьянствовать и во время совершения подвига!

Ансельм махнул рукой и повалился на диван.

— Энцио, я говорю тебе как друг: ты выжил из ума.

— Пускай! Зато я счастлив.

— Помяни мои слова: счастье твое будет не долгим. Ты будешь счастлив ровно до тех пор, пока не угодишь к солдатам.

— Ну и что же? Пусть так! Почему до конца своих дней, я должен прятаться и трястись за свою жизнь? Кто это придумал?

— Не знаю, кто это придумал, Энцио. Но я тебя еще раз говорю: ты спятил. Ехать в Галат — самоубийство.

Еще примерно час мы спорили, но я так и остался непреклонен. Может, Ансельм прав, и я действительно сошел с ума?

Конец записи.

***

Где-то в глубине души Ансельм прекрасно понимал, что был только один способ отговорить Энцио от поездки. Рассказать ему о том, кто на самом деле убил Милену. Но сделать этого Ансельм не мог по ряду обстоятельств. И главная причина была в том, что у него недоставало духу, чтобы это рассказать. Уже сколько раз он собирался, репетировал, готовился — и все-таки не мог.