— Скажи лорд-канцлеру, чтобы зашел. — Сквозь зубы процедил Тиберий. — Нет, постой. Скажи еще, что я решил его проблему с голодом.

Прошла минута. Снова постучали.

— Вы звали, ваша милость?

— На, держи! — Сказал Тиберий и с усмешкой протянул листок. — Лично отнесешь это королевским вестовым. И пусть глашатаи на площадях кричат, что началась война. И что по случаю войны турнира королевского не будет.

Лорд-канцлер глянул с изумлением, но не осмелился ничего спросить.

— Что смотришь? Ловко я уладил твою проблему с голодом? Ну, то-то! А теперь ступай. Я хочу, чтобы все вестовые выехали до темноты.

Лорд-канцлер низко поклонился и вышел из покоев короля. Оказавшись в коридоре, он несколько еще стоял, пожевывал губами и, видимо, о чем-то размышлял. Потом вздохнул и медленно направился, но не в казармы королевских вестовых, а в свои покои.

Там этот лысенький и полноватый человек, похожий на большую бочку с рыбой и даже пахнущий как бочка с рыбой, зажег светильник. Подошел к камину. Еще раз тяжело вздохнул. Скомкал листок, который только что получил от короля, и бросил его в пламя.

Лорд-канцлер прекрасно сознавал, что подобная выходка очень может стоить ему жизни. И уже завтра, может статься, он будет висеть на главной площади в окружении толпы зевак. Однако же, у лорд-канцлера были веские основания полагать, что ничего такого не случится.

Из записей лорда Д'Астена

Мы провели на Башне ночь. И с рассветом выехали обратно. По возвращении в Отвесный город нас сразу вызвал бургомистр. Я коротко пересказал ему, что видел. Об отсутствии следов борьбы или пожара. О семидесяти трупах. О том, что многие были без сапог. Бургомистр сначала решил, что я сдурел там на морозе. Или наоборот, все это для чего-то выдумал. А когда понял, что я не сдурел и ничего не выдумал, то побледнел как полотно.

— Как же им это удалось? — Пробормотал он в совершенном потрясении.

— О чем вы?

— А? Как понимать о чем?

— Вы сказали: «как им это удалось». Кому им?

— Тем, кто это сделал. — Ответил бургомистр и развел руками.

Не знаю, может, с королевскими инспекторами такое и работает, но я в отличие от них не слишком жалую, когда из меня пытаются делать дурака.

— Мне п-показалось, что у вас есть соображения о том, кто мог это сделать.

— О, вовсе нет. Соображений нет. Скорее опасения.

— Какого рода опасения?

— Вчера вечером стража поймала даркирского лазутчика. При нем нашли несколько карт и записи на даркирском. Записи сейчас переводят.

— Вы задержали даркирского шпиона?

— Так, я вроде о том и говорю.

— И когда вы собирались мне об этом рассказать?

***

В темнице стоял затхлый запах копоти и тлена. На первом этаже были жилые помещения. На верхнем — канцелярия. Камеры были в подвале. И там к запаху копоти и тлена примешивался еще один: тошнотворный запах жженой плоти. Узников, судя по всему, пытали прямо здесь.

Как я и предчувствовал, пленный даркирец оказался мертв. Не знаю, подсобили ли ему солдаты или он повесился самостоятельно. Веревка была сделана из лоскутов одежды. Даркирец висел под потолком и медленно поворачивался вокруг своей оси.

— Но я же приказал следить, чтобы такого не было! — Завопил бургомистр и набросился на первого попавшегося солдата. Пес его знает, был это очередной спектакль или нет. Если был, играли не в пример другого крайне убедительно. Особенно солдат, которому изрядно перепало тростью по голове.

Закончив экзекуцию, бургомистр перевел дыхание и начал рассыпаться передо мной в слащавых извинениях. И все-таки ни извинения эти, ни избиение солдата не помогли вернуть даркирца к жизни.

— Полагаю, вы его допросили прежде чем посадить в камеру. Он что-нибудь сказал?

Солдат нерешительно покосился на бургомистра.

— Отвечай, когда тебя спрашивают! — Рявкнул тот.

— Его допрашивали дважды. Оба раза без толку. Он только смеялся и повторял одну и ту же фразу на даркирском.

— Какую фразу?

— «Гар та драгга».

— Вы знаете, что это значит?

— Представления не имею.

— «Гар та драгга»?

— Вроде так.

— Надо понимать, вы не вели протокол допроса?

Солдат пожал плечами.

— Нет, мы собирались. Но писарь оказался больно пьян.

— Пьян! — Зарычал бургомистр и погрозил солдату тростью. — В камеру этого писаря немедля.

— Ну что же. — Подытожил я. — От даркирца толка нам теперь немного. Б-будем надеяться, что хотя бы найденные при нем записи уцелели.

— Ах, несомненно, несомненно! — Затараторил бургомистр и ухватил меня под руку. — Извольте следовать за мной, я провожу вас в комендатуру.

***

У комендатуры нас уже ждал Гастар, за которым я послал из ратуши. Записи были целы. Но лишь отчасти. По словам коменданта во время задержания даркирец пытался сжечь их.

— И каким образом? Он что же носил с собой светильник? — Любопытствовал Гастар.

— Светильника он не носил. — Почесав затылок, ответил комендант. — Но был уже поздний вечер. На стенах горели факелы. И прежде чем его скрутили, он смог подбежать к одному из них.

Гастар, который худо-бедно изъяснялся на даркирском, долго разглядывал клочки бумаги, поворачивая их на свет и так и эдак. Тут же топтался местный архивариус — нервный и сутулый старичок, которому бургомистр поручил расшифровать даркирские каракули. Архивариус по его собственным словам корпел всю ночь, но все-таки не слишком преуспел в этом занятии. Зато, по-видимому, преуспел в другом. От архивариуса за версту разило перегаром.

Наконец, Гастар вздохнул и сделал выразительный жест рукой.

— Нет, ни черта не разобрать. Фрагменты слишком маленькие. Понятно, что это какое-то шифрование. Но если тут еще можно угадать несколько слов. — Гастар ткнул пальцем на один листок. — То в остальных вообще не ясно ни черта.

— Вот, вот! А я что говорил? — Воскликнул архивариус.

— Какие слова ты разобрал?

— Вот это постоянно повторяется. По-видимому, это «огур» — война. Тогда вот тут «гурдаб» — сторожевая башня. Хотя на счет второго я уже не так уверен. Может, это не «гурдаб», а «драуга» — полководец, а может «драгга» — буря.

— А общий смысл?

Гастар слегка поморщился и покачал в знак отрицания головой.

Комендант и бургомистр проводили нас на улицу. Бургомистр по своем обыкновении стал рассыпаться в извинениях. В какой-то момент мне даже захотелось хорошенько треснуть его в зубы, чтобы он уразумел, что на самом деле значат искренние сожаления. На улице мы распрощались. Я и Гастар отправились на постоялый двор.

Немного отойдя, я еще оглянулся. Бургомистр с комендантом по-прежнему стояли возле двери и что-то с жаром обсуждали. Представить не могу, о чем шла между ними речь. И все-таки одно было предельно ясно: нас водили за нос. Тут, что называется, к гадалке не ходи.

— Что значит на даркирском «гар та драгга»?

Гастар на миг задумался.

— В таком виде толком ничего не значит. Возможно, имеется в виду «гар-та лан драгга». Буря вас сметет.

***

По возвращение на постоялый двор я сел за стол и набросал следующее письмо на имя короля Тиберия.

«Четвертой луны, летнего месяца Австера. От капитана королевской гвардии лорда Поля Д’Астена. Королю.

По всем признакам на Башне Аурелиана произошла диверсия. Все дозорные мертвы. Тела дозорных были найдены на плато, недалеко от Башни. Смерть наступила в результате замерзания. Причина, по которой дозорные ушли из Башни, неясна.

На Башне отсутствуют следы борьбы, пожара или наружных повреждений. И все же Башню, очевидно, покидали в спешке. Вещи брошены в беспорядке. Часть дозорных не взяли с собой накидки. Некоторые были без сапог.