Февроний уперся ладонью в пол и попытался сесть.

— Тебе, наверное, интересно, где мы? Мы в заброшенном монастыре в горах. До ближайшей деревни десять лиг. — Колдун махнул рукой куда-то за окно.

— Что вы со мной сделаете?

— Прежде всего, дорогой Февроний, я хотел бы кое-что прояснить, чтобы между нами не осталось недомолвок. Очень важно, чтобы ты понял, что я тебе не враг.

— Не враг? — Мрачно переспросил Февроний. — Вы убили Поля.

Старик вздохнул.

— Да, я его убил. Но мне пришлось это сделать. Ты же помнишь, что он первый на меня напал? И если бы я не убил его, он бы убил меня.

— Он напал на вас, потому что пытался нас защитить.

— Боюсь, что тут ты ошибаешься. Он напал на меня по другой причине.

— По какой же?

— Чтобы я не смог его остановить. Поль Д’Астен собирался выдать тебя твоей матери в обмен на помилование. — Старик сделал несколько хороших затяжек и откинулся на спинку стула.

— Вижу, ты мне не веришь. Что ж, на твоем месте я бы тоже не поверил…

Засунув руку во внутренний карман, старик вытащил оттуда скомканный листок.

— Что это?

— Прочти.

— Вас будут ждать в Пьяной Фее, — прочитал Февроний вслух. — Если вы действительно передадите мне сына, я обещаю вас помиловать и восстановить в звании капитана королевской гвардии. Подпись: Изабелла.

— Ты узнаешь почерк матери? Королевскую печать?

— Как… как это возможно? — Пробормотал Февроний, с изумлением поднимая глаза на старика.

Тот потянул плечами.

— Иногда люди ломаются от сильных потрясений. После поражения, плена и уверенности, что в самом скором времени его казнят, Поль стал другим. Это был уже совсем не тот лорд Д’Астен, которого ты знал когда-то. В его сердце поселились страх. А страх толкает людей на самые отчаянные вещи. Ибо никто не хочет умирать. Так что, — старик вздохнул и сделал неопределенный жест. — Как это ни тяжело признать, лорд Д’Астен вел вас в западню.

— Я вам не верю.

— И тем не менее, это так.

— Но… но откуда у вас эта записка?

— Мне посчастливилось проездом оказаться в Пьяной Фее. Там я услышал разговор двух солдат. Пока они ужинали, я пробрался к ним в комнату и нашел эту записку.

Февроний посмотрел в окно: кусочек неба, облака. В глазах Феврония стояли слезы.

— Что вы со мной сделаете?

— Помилуй! — Старик даже руками расплеснул. — Ничего я с тобой не сделаю. Некоторое время мы пробудем здесь. А после я отвезу тебя в столицу и ты станешь королем.

— Тогда почему вы не отвезете меня сейчас?

— Потому что еще не время. Если я отвезу тебя сейчас, тебя убьют.

Старик выпустил изо рта струйку сиреневого дыма и подался вперед.

— Февроний, я прошу тебя. Ты должен мне поверить. Я правда не желаю тебе зла. И все что я делал или делаю, для твоего же блага. Когда ты убежал из замка я предпринял все возможное, чтобы найти тебя. Именно я направлял Поля. Именно я убеждал его, что самое важное теперь это ты. Я был уверен, что Поль позаботится о тебе. Но… — Колдун по-старчески махнул рукой и откинулся на спинку стула. — Как оказалось, я жестоко заблуждался.

— Хорошо. И сколько времени я тут пробуду?

— Дней десять. Может, чуть больше.

— Все эти десять дней я буду в этой комнате?

Старик несколько помедлил и кивнул.

— Боюсь, что да. Это единственная комната в монастыре, которая запирается на ключ. Если я позволю тебе свободно тут разгуливать, мне думается, что ты попытаешься сбежать. Ведь так?

— Да, так.

— Ну вот. А если ты сбежишь, тебя наверняка поймают и убьют. Поэтому будет лучше, если эти десять дней ты побудешь здесь. Это для твоего же блага. Большую часть времени ты будешь тут один. Но иногда я буду заходить к тебе, чтобы проведать и поговорить.

— О чем поговорить? — С испугом спросил Февроний.

Старик почему-то рассмеялся.

— Да о чем хочешь. О тебе, о музыке, о городах, о книгах. Видишь ли, последнее время я очень много странствовал и был один. Так что мне не так часто удавалось с кем-нибудь поговорить. — Старик задумчиво постукал трубку об ладонь. — Ну что же. Думаю, что на сегодня хватит.

***

Как только дверь закрылась, Февроний подскочил и бросился к окну. До земли оказалось шагов пятнадцать. Высоко. Попробовал решетку — та не шелохнулась.

Солнце меж тем уже заваливалось на бок. Вдали виднелись горы, лес.

Февроний сделал несколько кругов по комнате. Простукал для чего-то стены, подошел к двери. Сначала попробовал ударить по ней ногой. Потом плечом. С тем же успехом можно было бить о каменную стену.

После короткой рекогносцировки стало ясно, что единственной надеждой на спасение было слуховое окно на потолке. Решетка на нем была отбита с левого краю, и там был небольшой зазор. Проблема была в том, что потолок был высоко и до окна было не дотянуться. Февроний прыгал где-то с полчаса. Топтался, злился. Не хватало самой малости. Вот если бы подставить табуретку или стул! Но стул старик предусмотрительно унес с собой. В конце концов Февроний сел и разрыдался от обиды.

***

Старик приходил примерно в одно и то же время вечером, уже после заката. Приносил Февронию тарелку супа и садился у стены.

— Вкусно? — с усмешкой спрашивал старик.

Февроний бы употребил другой эпитет, но выбирать особенно не приходилось.

Старик расспрашивал о детстве, о родителях, о жизни в замке. Казалось, он и впрямь давно ни с кем не говорил. Февроний отвечал сначала неохотно, но постепенно оживлялся. Тогда старик закуривал свою пенную трубку, клал ногу на ногу и слушал, подперев щеку кулаком.

На третий день Февронию пришла на ум кое-какая мысль и он стал разглагольствовать уже не из одного похвального желания потешить своего тюремщика. Мысль была следующая: если старика хорошенько заговорить, то он забудет в комнате свой стул. Три дня Февроний пел как соловей, и на четвертый это все-таки случилось.

***

До крови ободрав плечо, Февроний выбрался на крышу и торопливо огляделся. На все четыре стороны стояли горы, вблизи был лес. Мощеная разбитая дорога уходила на восток.

«Еще бы знать, где я и что там, на востоке!», воскликнул мысленно Февроний и снова стал осматриваться. Теперь уже на предмет того, как бы побезболезненнее очутиться на земле.

Залезть на крышу оказалось легче, чем спуститься.

Февроний минут десять ползал от одного края к другому и никак не мог решить: попробовать спуститься по трубе или с разбега прыгнуть на сарай?

Сарай? Труба? Труба или сарай?

Полез в конечном счете по трубе и с уханьем сорвался где-то с середины. Минуты две лежал, прислушиваясь, не донесется ли откуда-нибудь звук шагов и старческое бормотание. Но не было слышно ни шагов, ни бормотания. Тогда Февроний встал и бросился бежать. Бежал и думал лишь одно: сейчас окрикнут со спины, сейчас окрикнут…

***

Много раз в своей жизни Февроний слышал фразу: все что ни делается, все к лучшему. Эту фразу говорил ему отец, учителя по музыке и арифметике, наставники по верховой езде. И вот если задуматься, фраза была ужасно глупая.

«Все что ни делается, все к лучшему» работает только в том случае, если после всех бед, несчастий и невзгод случается что-то хорошее. А если ничего хорошего уже не будет?

Ну, например. Вот умирает у крестьянина коза. Крестьянин ходит, убивается, потому что непонятно, как теперь кормить семью. Идет в конце концов топиться в пруд и по дороге находит кошелек с деньгами. Тогда еще понятно. «Все что ни делается — к лучшему». Но что если крестьянин не находит кошелька? Что если он решил повеситься в сарае, а не утопиться?

Нет, если очень долго ждать, не вешаться и не топиться, что-нибудь хорошее в конце концов произойдет. Не кошелек, так карнавал. Не карнавал, так солнце выглянет. Вот только пока ждешь этого хорошего, как правило, успевает произойти столько всякой скверной чепухи, что иногда нет-нет, да и задумаешься: может и правда, лучше было утопиться?