Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

У стены, у пятачка, прикрытого навесом, в тени под соломенной стрехой Куцай остановился.

— Владимир, я вспомнил! Сам не мог понять, кто сгубил Святослава. А нынче вспомнил. Твой отец заехал к мастеру ковалю, из ромейцев, Претич просил. Вот...

— Да, ты сказывал уже, — кивнул Владимир. Крутко молчал, приглядываясь к вспотевшему от волнения Куцаю. Тот смахнул рукавом капли со лба и заторопился:

— Верно. Вот на дворе у кузни и случилось. Ромеец хвастал оружием, вертел кинжалы, мечом вымахивал, фокусничал. И бросил князю нож, не подал, а бросил, как бы в шутку. Святослав задумчив был. Не словил. Рука не поспела. Я поднял кинжал и метнул обратно, а мастер...

— Куцай, ты о чём? — перебил запыхавшегося воина Крутко. — Дело говори...

— Так я и говорю! Оцарапался князь. Кровь слизнул. Вот что! Слизнул кровь с пальца. А рукоять черна была, то ли от сажи, то ли смазана чем... могло так статься? Могло?

— Эвон что! Стрелы ведь мажут ядом, — смекнул Крутко.

— Стрелы? А ведь верно, — согласился Владимир. — И где этот мастер? Дорогу знаешь?

Куцай лишь плечами пожал:

— Пусто там. Заколочено. Соседи его не привечали. Некого спросить.

— Ничего, найдём, — выдвинулся вперёд Горбань. Посмотрел на обеспокоенного Куцая и заверил Владимира: — Найдём! Никуда не скроется.

— Только не спешите хватать, — решил князь, — умней приглядеться к ворогу. Ежели он лазутчик. Надо узнать, кем послан. Верно?

Тут разговор оборвался. От столов донёсся шум драки, и князь с друзьями поспешил к пиршеству.

Так часто случается, мирное гулянье да пляски во хмелю завершаются сварами. Отдыхающие рядом хазаре и дружинники могли поладить, лишь имея трезвые головы. Выпитое сказалось, и возле столов сцепились сначала двое, потом ещё пяток воинов, а потом драка покатилась вглубь, захватила стражу. Как ни старался Крутобор, как ни втолковывал старшим, чтоб присматривали за горячими головами, побоища не избежали.

И трещали настилы, мелькали остатки снеди, разливалось пиво, когда десятки наёмников и киевлян сошлись в рукопашной. Спешили к месту драки телохранители, кричали Улгар и Владимир. Но в полутьме летнего вечера, в гаме нет старших, нет закона. Кто там разглядит князя? Кто услышит Улгара? Зато свист сабли и предсмертный рык поверженного воина услыхали.

— Стоять! Иначе всех казню! — кричал Крутко, подгоняя десяток стражей с копьями в руках, оттесняющих драчунов, разводя их по разные стороны от гибельного места.

— Кто обнажил сталь?! Выходи!

Над убитым воином, а им оказался хазарин, склонился Улгар.

— Саблей ударил, саблей! — удивился хазарин, разглядев характерный след на теле.

— Свои же ударили! — крикнул киевлянин. Но ему не верили, потому что человек с оружием поспешно отступал, скрываясь за спинами товарищей. — Дак, у хазар тоже ножи!

— Вы что творите?! — Владимир выступил вперёд и жестом приказал страже взять скрывшегося воина.

Раздвигая копьями ошарашенных вояк, стражники, выбив оружие, скрутили запасливого.

— Что, засиделись?! Много силушки, девать некуда?! — кричал Владимир, окончательно расстроившись. Он знал, что, если не погасить свару сейчас же, если не развести враждующие стороны, можно потерять армию. А значит, похоронить надежды на успешный поход. В схватках и внутренних распрях кроется огромная опасность. Так скверно сваренное железо может ржаветь изнутри и рассыпаться при первом ударе… — Завтра же выступаем! Погляжу на вас, смельчаки! Погляжу! Все, кто был здесь, первыми войдёте в Тверь! Первыми на стену полезете! Ясно!

— Сказано ведь! — Крутко подвёл к князю воина, показал припорошённую пылью саблю. — Сказано, оружья на свадьбу не брать! Как посмел, а?!

— Погоди. Погоди-ка. — Князь взял в руки обычный клинок, ничем не привлекательный сейчас, присмотрелся и передал саблю Крутку.

— Буяна запереть! Сам судить буду! Остальным разойтись. Утром выходим из города! Кто запоздает, проспит, покараю как беглеца. Всё, кончилась свадьба!

Стражники провожали воинов, сотники и командиры держались рядом, но никакой уверенности в мирном исходе наступающей ночи не было. До утра город мог окунуться в сумятицу. Потому Крутко спросил:

— Я подниму две сотни, а?

— Две? Поднимай пять, держите город! Всё равно пойдём медленным маршем. Догонят, отоспятся. Давай, торопись! А саблю узнал, Крутко?

— Как не узнать! Макара клинок, — ответил тот и покачал головой. — Надо же, чтоб так совпало! Отняли в Полоцке, у сватов. А теперь вернулась? Да против нас...

— А ведь ты прав. Не зря ударили саблей. Против нас... да против хазар затеяно, — согласился Владимир. — Ну да есть кого спросить.

Вернулись к дому, прошли мимо опустевших столов, мимо прислуги, мимо погашенных печей. Навстречу — Рахиль в сопровождении дружек, шёлковое платье пышно, широкий подол скрывает вздувшийся живот, не каждый и приметит, хотя тайны нет, горожане знают, что невеста брюхата. Она не скрывала недовольства сорвавшимся гуляньем, но старалась говорить спокойно:

— Владимир, пора в опочивальню. Как обычай требует!

Стоит, протягивая руки, а рядом бабки-советчицы, тоже ждут князя, не зря спальню утром готовили, венки да снопы по углам развешивали, стрелы крепили, полынью пол сметали.

— Пора, мой муж. Сниму тебе сапоги, найду монетку да загадаю желание. — Старательно выговаривает русские слова Рахиль. Но Владимир заметил негодование. Трудно скрыть истинные чувства, она так рассчитывала на звонкий пир, на пышное гулянье — а вместо праздника получилась свара. Хорошо хоть знать уже успела разъехаться, не видели убийства ни послы хазарские, ни Калокир.

— Извини, жена, — церемонно, всё же люди рядом, поклонился Владимир. — Не могу. Освобожусь, приеду. Ступай, Рахья, отдохни. Устала ведь?

Он оглянулся, подзывая стражу, и повторил:

— Ступай, ступай. Я скоро.

— Ты что?! — возмутилась Рахиль, забывая покладистость. — Бросишь меня в первую ночь?!

— Всё может быть, — отозвался князь и подмигнул дружкам: — Проведите жену в дом.

Понял, что спорить сейчас бессмысленно, не услышит. Что женщине слова о бунте, о смуте в дружинах? Она до сих пор не догадалась, что случайная пьяная потасовка могла закончиться погромом, гибелью хазар, в том числе и её смертью, убийством князя и диким кровопролитием. Ей одно колет глаза — испорчено гулянье, только это занимает мысли.

Разгорячённый, гневный, он вошёл в конюшню, куда стражи затащили смутьяна. Крутобора не было, но мастер раскрывать тайное — Горбань уже успел навести порядок. Связанный воин стоял в отдельной клети, пол выметен, капли масла с факелов не причинят беды, личные телохранители князя тоже рядом.

Горбань всегда излишне спокоен, никто не помнит, чтоб он кричал, срывался, бесновался в бессильной ярости. Мог быть тихим, но даже тогда в его глазах крылось что-то хищное. Наверное, так выглядят уличные коты, серые, неприметные, блаженно потягивающиеся на солнце, лениво зевающие, равнодушные. Лишь когда их сузившиеся зрачки столкнутся с взглядом человека, замирая в ожидании, становится жутковато от промелькнувшей независимости, уверенной непримиримости дикого характера.

— Так. — Владимир вошёл в клеть, остановился рядом с пленником и сказал: — Времени мало. Говори ясно, коротко. Тебе же лучше. Первое: откуда сабля? Украл? Когда, где? Только не крути. Хуже не будет. И так худо.

Тишина. Телохранители в клети и стражники снаружи, в конюшне, испытывают неудобство, ибо воин — киевлянин. Хотелось бы видеть ворога, но обернулось иначе. Горбань не мешает, держится в стороне, но его помощник уже притащил приспособления для пыток, опустил мешок на пол, и там глухо звякнули железки, цепи.

— Сабля... сабля с Полоцка. Отнял у хазарина, на дворе Рогволда, силой взял. Не пожалел. Потому что — враг! Пришлые все вороги. Тебе друзья, так то и есть беда Киева.

Владимир понял, что в пьяном угаре воин скажет больше, чем под пыткой.

— Силой взял? — уточнил князь. — Значит, все враги, и наёмники тоже? А я — так первый злодей?

59
{"b":"672043","o":1}