Роман тоже имел досье на Андрея Львовича и его фирму, а также многое, что с нею связано.

вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка

ТЫ НАЧАЛ СОВЕРШАТЬ ОШИБКИ. ТЫ ДЕЙСТВУЕШЬ НЕ ТАК, КАК ОТ ТЕБЯ ТРЕБУЕТСЯ.

ТВОИ ОШИБКИ СОЗДАЮТ ТРУДНОСТИ. ТЕПЕРЬ Я УЖЕ НЕ ЗНАЮ, В КАКОЕ ВРЕМЯ ДО ТЕБЯ

ДОЙДУТ МОИ СЛОВА. ТАК ИЛИ ИНАЧЕ, ЭТО — МОИ ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА К ТЕБЕ.

СМОТРИ И СЛУШАЙ.

вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка

— Нет, — сказал Михаил, не отрывая взгляда от предмета, лежащего в центре стола, — я не стану сюда заходить.

Андрей Львович удивился:

— Но почему? Спокойное место, чтобы поговорить без спешки, вполне подходящее. Вы ведь хотели поговорить?

— Но не здесь. И вам не советую.

Уклонившись от попытки остановить его, он в несколько больших шагов очутился за дверью.

Маленькие допотопные черные очки. С круглыми стеклами, без оправы. Лежали в самом центре стола этой стандартной квартиры со стандартной мебелью и шторами, а больше Михаил ничего и не успел заметить.

Нелепая, как у кота из сказки про Буратино, вещица предупреждала его уже трижды. Первый раз он не очень хорошо помнил, какие-то взвизгнувшие возле плеча шины, когда он наклонился над оброненными кем-то и чудом не раздавленными синими стеклышками. Второй — дурачась, купил на толкучке у нищенки, а вечером на него напали и ограбили после третьесортного ночного клуба с казино, куда его занесло зачем-то под самое утро.

Третий раз он, можно сказать, устроил себе сам. Было очень похоже на то, как сейчас. Также увидел, сразу вспомнил все, что у него с этим предметом связано, но геройски плюнул на суеверия и пошел. За поворотом на ближайшем углу его поджидало дурацкое попадание в чужие разборки, он еле остался жив. Следом — отвратительные подробности официального разбирательства и нервотрепка, пока они с тезкой-Мишкой, который тогда у него был один, утрясали дело. Плюс ему пришлось пережить, хоть и в ускоренном темпе, все последствия страшнейшего сотрясения мозга.

«На собственных ошибках учатся только дураки, умные люди предпочитают учиться на чужих, но на четвертый-то раз и до таких тупоголовых, как я, должно доходить».

— Послушайте, — позвал он в квартиру, — я серьезно. Лучше уйдите оттуда.

Андрей Львович появился в дверях:

— Что за капризы?

— Это не капризы. Боюсь, я не сумею объяснить. Уйдем.

И без того холодные, глаза Андрея Львовича за стеклами очков сделались совсем льдистыми.

— У вас предчувствие? Какая-то догадка? Не стесняйтесь, говорите прямо, мне приходилось выслушивать самые невероятные вещи.

— Тогда вы — директор сумасшедшего дома.

— В какой-то степени.

Когда они спустились, Михаил отметил, что теперь с ними лишь один сопровождающий, молодой, с припухлыми азиатскими веками. На улицах зажглись фонари.

— Собственно, почему бы нам не побеседовать прямо здесь, — сказал Андрей Львович. — Что вы хотите?

— Лену. И как можно скорее. Она у вас, я знаю. Андрей Львович решил не делать вид, что удивлен.

— Я могу догадываться о ваших причинах, по которым вы удерживаете ее, — продолжал Михаил, — но они ни в коем случае не совпадают с моими. Мои причины — совершенно другие. Я не хочу открывать их вам. Пока не хочу. Вам придется поверить мне на слово, что они гораздо важнее ваших.

— Только не говорите, что это — сугубо личные причины.

— Отчего бы и нет? Вам их мало?

— Мало. Вокруг вас происходит слишком много событий, Михаил. Почему вами заинтересовались криминальные структуры? Как вы вышли на Лену? Куда подевались из того тоннеля метро? Откуда у вас мой номер, наконец? Я поставил его специально для Лены три дня назад, и она никак не могла вам его передать.

— Эк вас номер-то задел.

— Не скрою. Я не привык, что предпринятые мною меры оказываются безрезультатными.

— А что, если теперь придется привыкать? Они шли вдоль Яузы по Русаковской набережной, как бы прогуливаясь. Сквозь перекрещенные круги чугунной ограды мертво светилась серая вода. Сопровождающий держался чуть поодаль, по краю проезжей части короткими отрезками переползал «Порш».

— Слушайте, Михаил, вы представляете себе, что я прямо сейчас могу отвезти вас в прокуратуру? Только того, что есть у меня на вас, хватит лет на двенадцать.

Михаил вспомнил, как они с Павлом пугали Гошу, и рассмеялся:

— Вот не думал, что вы опуститесь до таких дешевых приемов. Да так скоро.

— Я хочу, чтоб вы поняли, что выхода у вас нет.

— Это у вас нет выхода, потому и примчались как на пожар по первому требованию. Правильно сделали, кстати. Без меня вам Лены не видать как своих ушей, — сыграл он, — куда бы вы ее ни запрятали. Никакая охрана не поможет. Сами знаете.

Андрей Львович понял его по-своему, но спросил о другом:

— А вы? Куда вы запрятали своих людей? Я навел справки — у вас симпатичные знакомые. Скажем, командир ваш бывший, этот спецназовец. Вы знаете, что он в розыске? Хотите, скажу, за что?

— Слушайте, Андрей. До вас, по-моему, никак не дойдет, что все это не имеет никакого отношения к тому, о чем мы говорим. Никакого отношения. Мне нужна Лена, она должна быть со мной. С нами — со мной и моими друзьями. Мы пробудем вместе неделю, может, две. Но никаких ограничений в передвижениях, никакого нажима. После этого я смогу рассказать вам кое-что, — опять сыграл Михаил. — Не все, но многое. Мне сдается, это должно входить в сферу вашего интереса. Соглашайтесь, время дорого.

К Андрею Львовичу приблизился сопровождающий, неслышно шепнул. «Порш» подъехал совсем близко.

— Минуту, — бросил Андрей Львович, отходя. Михаил заметил короткий жест, который он сделал сопровождающему.

— Я не стану бросаться вплавь. Тут слишком грязно. В реке качались отраженные вечерние огни. Она напомнила ему другую, черную, с двумя лунными дорожками, скалистым и пологим берегами, где он ждал невесомую тень, куда приходил, чтобы только увидеть ее. Опять почудилась песня:

…За снегами, за зимами — луга, луга, луга…

На мгновение встали игольчатые черные сосны и пропали.

Когда Андрей Львович вернулся, у него было изменившееся лицо.

— Неприятности?

— Скорее наоборот. Михаил, случилось так, что я вам обязан жизнью. И он тоже, — показал на охранника.

— Ага, — пробормотал Михаил. — Хоть кто-то.

— Что вы говорите?

— Я говорю, что повторяю свое требование, — сказал Михаил, — Лену в обмен на всех нас. Кое-кого вы даже не знаете. Выгода ваша.

— Вы отдаете себе отчет, что потом я не смогу вас отпустить? Скорее всего вам придется сменить место жительства. Всем вам, я подразумеваю. Ваши товарищи согласятся?

— Мы их спросим, — пообещал Михаил, чувствуя, как в нем спадает напряжение, которое началось с той оцепляемой площади у вокзала. — Что касается меня, то я не против.

— Хорошо. Едем.

Когда «Порш» тронулся, Михаил сказал:

— Едем — это не годится, Андрей. Нужно — летим. Мне нужен вертолет, способный взять на борт пять человек нас и стольких, скольких вы отрядите за нами присматривать. Можете и сами отправиться, если угодно. Все время молчавший шофер вдруг сильно закряхтел.

— Куда полетит вертолет?

— Туда, куда потребуется.

— Куда полетит вертолет? — повторил Андрей Львович, а водитель опять закряхтел и даже покрутил головой. — Вот молодежь пошла, да, Василич? На ходу подметки режет.

— Тою молодэжь та рокив на дэсять кзаду, — сказал водитель, не оборачиваясь, — о це было б дило…

— На десять мало. Тогда уж на полный четвертак, — сказал Михаил.

— Ничего, ничего, — продолжал водитель по-малороссийски, — дэсять рик тэж не дуже погано. Побачив бы ты, хлопчик, свии вертолеты.

— Я их, дядя, на войне вдоволь навидался, — резко ответил Михаил.

— Поезжай к Новорязанке, Василь Василич. А ты, — сказал Андрей Львович второму, — соединись, пусть готовят машину.