Михаил сдержался. Помолчав, он предложил излагать план, и после краткого обсуждения план был принят.

Павел явился обратно на гоночном «Судзуки-750» и даже вытащил Михаила на балкон, чтобы похвастать видом сверху на обтекаемые обводы машины. Сказал о картине, которую они с Зиновием Самуэлевичем застали, и о том, что впавший в состояние невменяемости Зиновий спешно им, Павлом, уведен и оставлен в надежном месте, где не станет лишнего болтать. На всякий случай.

Михаил будто вновь увидел последнюю «визию», даже зажмуриваться не нужно было. На этот раз было что-то вроде прямой передачи, что ли?

«Причины и следствия, разумные объяснения и логика — теперь обо всем этом можно забыть», — подумал он. Тут же, без лишних подробностей, сообщил Павлу, что Зиновий — это четвертый. Павел закусил бороду, посмотрел косо.

«Где ты место надежное сыскал за два часа и откуда мотоцикл?» — спросил Михаил, не углубляясь более.

«Места у меня везде есть, — важно сказал Павел, — Паша Геракл — не щенок какой-нибудь. А два колеса по дороге прикупил, теперь у вас с этим просто. Как во всем цивилизованном мире. Только права водительские в том же салоне не выдают, фотографию моментальную не лепят, не дорос сервис. Пришлось показывать те, на которых рожа еще целенькая».

Павел даже не делал вид, что говорит правду, и потом, внизу, Михаил увидел и сам. «Судзуки» был в великолепном состоянии, но, конечно, не в фабричной смазке. Просто отличная, отлаженная и обкатанная машина. Как личное оружие у заботливого хозяина. Он спросил лишь:

«Ты с документами — не засыплешься?»

«Эти чистые. Мне только в компьютер нельзя попадать. Но ведь скоро все вообще кончится, да, Братка? Совсем? — Павел покрутил носом. — Слушай, что Зиновий-то так явился вовремя?»

«Я давно ничему не удивляюсь».

…Автоматический голос сказал в очередной раз о конечной станции, о платформе справа, о необходимости не забывать свои вещи, а о чужих оставленных сообщать. Поезд ушел к депо. Там его переведут через стрелку, и он вновь увлечет доверчивых людей под землю, чтобы везти их в гуле и грохоте под всеми семью холмами города.

Цифры на институтском здании сменились. Без пяти. Одна из пятерок, составлявших число пятьдесят пять, горит наполовину.

Михаил в который раз обежал глазами пространство перед собой. Торговые ряды, рейсовые автобусы, маршрутные такси, люди, всем тесно. Отсюда уезжали или уходили пешком — в обе стороны и прямо вперед, если смотреть от платформы, через институтский комплекс и старый сад. Где-то поблизости притаился «Судзуки». Кроме того, здесь должны находиться представители еще как минимум двух заинтересованных сторон.

Михаилу было жарко под легким летним пальто. Оно было застегнуто доверху, а горло закрывал ослепительный белый фуляр. Михаила нельзя было не заметить, а заметив — не запомнить. Именно в таком виде.

— Вы не приятеля ждете? Так не туда смотрите. Вон он стоит.

Алик в сопровождении двоих пил пиво из маленькой бутылочки, прислонившись к кирпичному углу торгового ряда. Михаил мог побиться об заклад, что полминуты назад его здесь не было. Отсюда заметно, держится на последнем. Одна рука на перевязи, в цветной косынке.

— Благодарю. — Михаил, так и не глянув на подошедшего, сделал движение идти вниз.

— Несколько слов. Приятель — видите? — жив-здоров. Он подождет.

— Хорошенькое здоров. Я уж знаю, как он здоров. В больницу отправили — и здоров?

— Ну, откуда же мне знать, кто кого куда отправил. Может, и хорошо, что только в больницу, а могли — прямиком в морг. Знаете, такой шанс у каждого имеется. У него, у меня, у вас.

— Про свои шансы я и сам все знаю, — отрезал Михаил. — Если хотите говорить, мой человек должен стоять рядом. Пошли к нему, или пусть сюда приведут.

— Я бы не рекомендовал. Нужно договориться о деликатных вещах, и присутствие третьего…

— Договориться?

— Ну — обсудить.

— Хорошо, что нужно? — Михаил незаметно следил за часами. Пять минут, и пятерка горит не полностью. — Только быстро.

— Боюсь, быстро не получится, Михаил Александрович. Я и так большой риск имею, встречаясь с вами у всех на виду.

— Место сами выбирали.

— Э-э… Я имел сильное опасение, что, встречаясь в более приватной обстановке, мой риск возрастал. Нам могли помешать. А здесь люди, все открыто…

— Особенно мы. — Михаил показал на дома в отдалении. — Хорошему стволу и поправку ставить не надо, так достанет. Кстати, это вам я обязан визитом в квартиру? Зачем пришли? Что искали, если искали? Почему нагадили так?

Человек рядом был толстый, весь круглый, какой-то масленый, как масленичный блин. И ноздреватый такой же. Он умильно прищурился и вдруг стал похож на Мурзика:

— А вы ничего за собой не помните, Михаил Александрович? В город Видово вы не ездили неделю тому назад, с неким Боровским не встречались, в последний путь его не провожали, с девушками не любезничали, безвременно усопшим не интересовались?

— Ч-черт… — На минуту его охватила растерянность. «Как они меня четко! При чем тут?..»

— Боровский — это была фигура, скажу я вам. — Умильный «Мурзик» поднял толстые лапки. — Не знаю, не знаю, как там и что, никаких подробностей. Но то, что на следующий день после его кончины десяток бригад в разные стороны лыжи навострили разнюхивать — это уже о чем-то говорит. Вам и вашему мальчику сильно повезло, что в вашу сторону послали так, «шестерок»: несерьезные люди, мелочь, пачколи. По другим адресам направились гораздо более…

— По каким другим?

— Ну откуда же я знаю. Просто там, должно быть, прорабатывали все его контакты за последние дни. Так всегда делается.

Михаил наморщил лоб, вспоминая:

— Человек за обедом костью подавился, что-то в этом роде. Кому это может быть надо?

— Значит, кому-то надо. Скажу очень доверительно, Михаил Александрович: я бы поостерегся.

— Только не надо меня пугать.

Десять минут. Теперь ноль горит без нескольких точек, угловатый, надкушенный бублик. А народу не убавляется. Алик стоит между двумя налитыми фигурами.

Михаил повернулся к ограждению спиной, оперся о него локтями:

— На озере за мной охотились по-настоящему. Кто?

— На каком озере? — очень удивился толстый.

— Ладно. Вы прямо здесь, сейчас, освобождаете парня, возмещаете ему, сколько скажет, и впредь не трогаете. За это я… что требуется от меня?

— Ах, Михаил Александрович, — сложил он лапки, — как вы решительно ставите вопрос. Ну да воля ваша, Мальчика мы и так отпустим, зачем он нам. А вот вы… Вы же понимаете, что ваши… скажем, неординарные способности не могут не заинтересовать. Будем начистоту. Название «Корпорация» вам ни о чем не говорит?

Михаил мотнул головой.

— Ну да, ну да, вы, должно быть, далеки… К чему вам с кем-то объединяться, такие специалисты, как вы, всегда работают в одиночку. Но, согласитесь, бывают ситуации, когда без сильной поддержки не обойтись. Скажем, с этим Боровским… ведь действительно, могут явиться и другие, и мы уже не сможем вас охранить…

— Какой же я, по-вашему, специалист? По чему?

— По устранению, Михаил Александрович, по чему же еще? Совершенно естественная причина — что может быть изящнее? Высший класс работы, восхищаюсь, была бы шляпа — снял. Заметьте, я ни словом не обмолвился о… скажем так, причинах вашего интереса к тому или другому лицу. Уважение чужих тайн — первейшее правило. При таком подходе мы вполне могли бы найти общий язык. Не материальная заинтересованность — насколько нам известно, в этом смысле вы человек совершенно независимый, — но существуют вещи поважнее денег. Мы предлагаем вам дружбу…

— На х… мне ваша дружба не упала, — нагло сказал Михаил, потому что на табло уже светилось: 19.14 и он слышал треск и рев моторов. — Ты, мужик, адресом ошибся.

Заложив в рот мизинец, он особым, фирменным своим способом свистнул на всю улицу. Звук вонзился между туш автобусов и человеческого столпотворения. Алик в числе многих поднял голову, нашел взглядом, и Михаил помахал ему.