— Чего мнешься, Заумар? Вставай, ты больше всех хорохорился! Пусть баба покажет, как нужно саблей махать!

Длиннобородого вытолкнули в круг, который успел образоваться, и бросили ему саблю. Асия сказала, оценивая оробевшего, но сохраняющего важность Заумара:

— Биться будем не до смерти, а до первой крови. Нас мало, и убивать друг друга глупо, да еще из-за такой дурости.

Голоса одобрения, смех, радостные, возбужденные восклицания были ответом на слова Асии. Заумар пытался отказываться, что-то доказывал, но его никто не слушал, а главарь с широкой бородой уже руководил расстановкой бойцов и требовал начинать. Толпа притихла, затаила дыхание.

Сабли звякнули, и Асия сделала быстрый выпад. Заумар отскочил, толпа взорвалась воплями восторга. Сабли опять со скрежетом сошлись, Асия завертела клинком, делая ложные движения, вспоминая, как учил Тайсил. Шаг, еще шаг… Она отвела несильный удар в плечо, крутанула клинком, и сабля Заумара отлетела и плюхнулась на песок.

Победительница остановилась, небрежно отбросив оружие. Толпа орала, визжала, Заумара повалили и таскали по земле, посыпая пылью. Асия устало опустилась на ковер и жадно осушила полкувшина ключевой воды.

В первый же вечер Асия пригрозила прострелить пузо любому, кто сунется к ней в расщелину. Она уже начинала распоряжаться, хотя и не вникала в дела, да и не могла этого делать, так как еще не знала порядков и правил братства.

Во всяком случае, первая ночь прошла спокойно. Предварительно Асия выбрала два пистолета, кинжалы. Братья со смешком, в котором сквозило некоторое недовольство, но в то же время и покорность судьбе, наблюдали за приготовлениями женщины ко сну.

Девятнадцать человек составляли вольное братство, из них двое стариков, не принимавших участия в делах, но получавших долю с награбленного. Примерно раз в неделю кто-нибудь отправлялся в город или в деревню для наблюдений и поисков предполагаемой добычи. Потом все обговаривалось в жарких спорах, и приступали к делу. В двух фарсахах от лагеря имелось селение, где за определенную мзду содержалась отара овец и несколько коров. Это был запас продовольствия. В другом селении, немного ближе, имелось с полдюжины коней, которые использовались в случае необходимости.

Большинство братства составляли местные люди, сильно обиженные судьбой, бежавшие от злостных притеснений. Хватало и лентяев, просто не любящих работать, ищущих вольной жизни на дармовых кормах.

Несколько дней Асия знакомилась с людьми, местностью, природой, которая поражала ее своим богатством.

Харун очень часто попадался ей на глаза. Она посмеивалась про себя, понимая, чего добивается молодой человек. Но на этот раз в голове вертелась назойливая мысль: «Нельзя повторять ошибок с голландцами. Надо стать под защиту сильного. Харун мне кажется именно таким, да и собой хорош. Видна скромность, а влиянием он тут пользуется большим. Наверное, второй или третий в шайке».

Он нравился ей как человек. Но когда она думала о нем как о мужчине, сразу возникало чувство неприязни. На всех мужчин она смотрела как на лютых врагов, в любую минуту готовых унизить.

Однако Асия часто отвечала Харуну улыбкой и бодрым словом, явно отличая от остальных. Он радовался, просветлялся лицом, но события не торопил, и женщина была ему за это благодарна.

Асия удивлялась беспечности братии. Она говорила Харуну:

— Почему вы не охраняете лагерь? Не опасно ли?

— А кто сюда сунется? Кругом лес с топкими местами, да и страх перед нами велик. К тому же мы тут не одни.

— Как не одни? — не поняла Асия.

— В фарсахе от нас другая шайка, но чуть поменьше.

— Ладите?..

— Как сказать. Иногда ссоримся, но до драки пока дело не доходит.

— А добыча велика ли, Харун?

— На пропитание хватает, но богатство собрать трудно.

— Значит, мелко работаете? Надо подумать об увеличении доли каждого.

Асия усиленно упражнялась в стрельбе и фехтовании и этим сильно удивляла братию. Те привыкли больше полагаться на внезапность и число, а не на мастерство владения оружием.

— Вас еще не научила жизнь, — говорила Асия. — Но когда эти уроки начнутся, то будет поздно, — и уходила к дереву метать нож. Это было ее последним увлечением.

Уже на второй день отношение к ней резко переменилось. Почти перестали раздаваться сальные шуточки и издевки, мужчины больше молча поглядывали и прищелкивали языками.

Асия быстро осваивалась. Она видела, что дело поставлено безалаберно и никакой дисциплины в шайке нет. Люди слушались разве что широкобородого главаря, которого все называли Сальман, да еще двух-трех разбойников.

— Харун, долго вы уже тут орудуете? — спросила Асия на второй день.

— Я где-то с начала зимы, — ответил в раздумье Харун. — Но некоторые тут давно, годами.

— И вас не трогают? Я говорю про султана Адена.

— Случается, ханум. Но редко. Тогда люди разбегаются, а потом все начинается заново.

— Плохи ваши дела. Я смотрела вашу добычу. Мелочь.

— Хоть такая есть, и за то спасибо аллаху. Сбывать трудно. Вот тут и попадаются наши. А что делать?

— Надо думать, Харун. Так просто ничего не делается. Оружия у вас мало, и владеть им никто почти не умеет. Сам видел вчера, как я легко победила длиннобородого Заумара.

— Теперь его заклюют, — с веселостью в голосе заметил Харун. — Сбежит он от нас. Позора не стерпит.

— А на что такие годны? Пусть бежит.

Они помолчали, Харун украдкой поглядывал на Асию. Та тоже наблюдала за ним, но вида не показывала, потом спросила:

— А главарь ваш, Сальман, что за человек?

— Силен страшно, но боится больших дел, Асия. И уговорить его на такие очень трудно.

— В городе дела имели?

— В городе? Нет. Туда опасно ходить.

— А куда не опасно? — с неприязнью спросила Асия. — Где же тогда вы промышляете? Одиночек грабите, случайных проезжих?

— Так чаще всего, — ответил Харун, поняв неприязнь, промелькнувшую в вопросе Асии.

— Ну и зря! Стоит ли на мелочи надеяться? Рисковать, так по большому!

Харун смутился и замолчал, а Асии стало вдруг грустно и скучно. Она за весь день не вспомнила про свое недавнее рабство, как будто его никогда и не было. И теперь, когда эти воспоминания всплыли в ее воображении, они показались далекими и мифическими.

Шли дни, и жизнь Асии складывалась вполне прилично. Сальман оказался человеком серьезным и слова на ветер пускать не любил. Раз приняв решение, он старался не менять его. Асия в его глазах была членом шайки, и это решало все.

Люди помоложе часто пропадали в разведывательных походах, добывая нужные сведения. Сальман обдумывал их, иногда собирал совет человек пять. В него входил и Харун.

Уже через неделю состоялся набег. Асия не участвовала в нем, но добыча досталась и ей, вызвав лишь скептическую улыбку. Но она лишний раз убедилась, что дела в шайке ведутся честно. Это сильно возвысило Сальмана в ее глазах.

«Но это же тоска, — размышляла она. — Так можно сидеть тут годами и попасть под топор палача за несчастные шальвары, снятые с бедного земледельца. Надо что-то придумывать».

Она шаталась по лесу, который постепенно стал ей хорошо известен, любовалась птицами и цветами, обезьянки умиляли своими ужимками, но голова напряженно работала. Зрели планы, готовились набеги.

Асия чувствовала, что ее появление в стане разбойников перевернуло многое в их образе жизни, а главное в отношениях между членами шайки. Первые дни спокойствия прошли, и наступали другие, куда более опасные. Конфликты зрели скрыто, исподволь, и предупредить их было трудно.

«Больше выжидать нечего, — думала она. — Надо сходиться с Харуном. Он в числе первых в шайке, и с ним считаются многие. Да и парень совсем извелся, а решиться не может».

Вечером того же дня Асия ответила на нежные слова Харуна более определенно, и тот вспыхнул огнем желания и надежды.