— Да, скорее всего… — отозвалась и хмыкнула: — Но вот та девочка, — кивнула в сторону худенькой официантки, — которая на нас смотрит, расстроится, если уйдем вместе.

— Какая девочка? — он обернулся.

Катя бессильно отмахнулась — память хорошая. Официантка, которой по заднице врезали.

— Маленькая, худенькая, с большими глазами.

Улярик выглядел озадаченным. Приподняв, усадил обратно на стул:

— Ты случаем, ничего покрепче в водку не добавляла? Говоришь об официантке…

— Да, — кивнула уверенно. — Эта девочка… влюблена в тебя по уши.

— Светлана? — недоумевал Улярик. — Этой девочке… — состорожничал, — под сорок. Не назвал бы худенькой… она полновата. И это даже мягко сказать, — говорил медленно, явно подбирая слова. — Влюбленности не замечал, — растерянно покачал головой. — Она вообще странная. Думаю, потому что русская. А русскую душу, как я слышал, не понять.

Катя оглянулась — сознание на минуту очистилось, дымка опьянения рассеялась. Под сорок? О чём говорил Улярик? Официантка с поникшей головой переминалась с ноги на ногу, словно крохотный воробушек. Рядом прошёл прилично выпивший мужик, держа пару наполненных кружек со светло-коричневой жидкостью и пенной верхушкой. Его мотало сильно. Качнулся в сторону, зацепил девушку плечом. Он-то устоял — как ни в чём не бывало, прошёл дальше, а вот она, отступая, налетела на стол. Взмахнув руками, задела бокал на краю — тот со звоном разбился, и пиво расплескалось, оставляя пенные кляксы на деревянном полу. Брызги разлетелись — Светлана, ахнув, отскочила. Поскользнулась… Вновь неуклюже размахивая руками, чуть проехалась вперёд и упала на сидящего за столом посетителя.

Что-то поскулила, глядя на мужчину. Он не зло отозвался и помог встать. Светлана, кивая, поправляла передник. Клиент брезгливо поморщился. Официантка стрельнула глазами на Улярика. Бармен с ледяным спокойствием отчеканивал непонятные слова, но так сухо, даже сурово. Только умолк, Катя стукнула в плечо:

— Не будь гадом. Она немного рассеянная. К тому же толкнули.

— Так каждый день, скоро у меня посуды не останется.

Он вновь протараторил официантке. Она, склонив голову, поплелась к бару.

Катя, вновь пьянея, отодвинула Улярика:

— Он тебе нравится? — бросила вслед Светлане.

Девушка обернулась и растерянно отозвалась:

— Вроде того, — прозвучал мелодичный голос на русском. Удивительная тональность, воздух словно завибрировал: — Ты русская?

— Да, — кивнула, сосредотачиваясь. — Если нравится, должна быть уверена, а не говорить: «Вроде того», — нос забивали насыщенные запахи: алкоголь, сигаретный дым, пот, ароматические масла, свежая рыба… Брр! Вонь болота: застоявшаяся, спёртая. Катя поморщилась — тошнота подступала волной. — Ты — никса[16]?

Щеки Светланы окрасились пунцовым. Она отшатнулась, как ужаленная, и убежала, скрывшись за дверью с надписью «Ingen tilgang nektes»[17].

Зал вновь поплыл — контуры посетителей сливались в тёмное пятно. Подступало равнодушие и апатия.

— Ты тоже русская? — прозвучал над ухом удивленный голос бармена. — О чём говорили?

— Улярик, — еле ворочая языком, положила руки на широкие плечи, — хватай её и женись. Лучше, чем ник… — вновь помотала головой, вспоминая слова, — русская, вышедшая ради тебя…Тьфу ты! Хотела сказать: устроившаяся к тебе на работу, не найти, поверь.

Улярик обнял за талию:

— А если мне нравятся такие, как ты?

— Ошибка и блажь, — отмахнулась пьяно.

— А если я хочу ошибаться? — с лёгкостью подхватил на руки.

— А если я не хочу? — неуверенно прошептала Катя.

— Только провожу…

— Только? — посмотрела на его губы. Может уступить и оборотень вылезет из головы? А то ведь как оставалась одна, ненавистный образ выплывал, и воображение рисовало такие картинки, что жить не хотелось. Обвив шею бармена, пальцем провела по щеке с едва показавшейся щетиной: — Только…

Сердце Улярика забилось сильнее, даже прислушиваться не надо. Поступала неправильно… Плевать! Своя шкура ближе. Какое дело до Светы и её увлечения? Есть проблема. Навязчивые воспоминания потрясающего мужчины, необъяснимым образом вымещающие куда более важное, удерживающее на плаву столько лет. Развратные картинки сводили с ума. Варгр разбудил женское начало, заставил потерять покой. Возможно, не специально, но кого это волнует? Из-за него стёрлись рамки — нормально-ненормально. Нужно что-то делать… Катя прижалась к бармену — пусть проводит. Закрыла глаза и погрузилась в сумрак. Космическое пространство, постепенно заполняемое звёздами — мириадами сверкающих искр, крутящихся во всех направлениях. Расслабляющее, дающее блаженное чувство полета. Свежий воздух опьянил сильнее. Свобода накрыла с головой. Звуки, наполняющие бар, постепенно отдаляясь, стихали. Прильнула крепче к теплу, ведь держали, словно нечто бесценное. Обжигающе горячее дыхание щекотало макушку. Мужской аромат притягивал.

Прострация окутывала темнотой, в голове свинцовая тяжесть. Ветер проник со всех сторон, пустота обступила и едва не поглотила. Испуг накатил волной. Нехотя открыв глаза, поморщилась. Улярик поставил на ноги — придерживая, усмехнулся, распахнул дверцу машины. Катя пошатнувшись, ухватилась за протянутую руку и заползла на переднее сидение. Мужской смех раздался за спиной:

— А что? Тоже вариант.

Устроилась поудобнее, откинула на спинку. Улярик сел на водительское кресло и повернулся:

— Ну что, Катья, куда нам ехать?

— Мне ехать… не знаю, — пожала плечами. Воспоминание о загородном мотеле всплыло яркой картинкой. — Там двухэтажный дом… светло-жёлтый с синей пятиконечной крышей. Где-то на краю города. Чудесный вид из окна: горы и лес. Коттедж по соседству. Решетки на окнах. Клумбы с цветами.

— Здорово! — усмехнулся Улярик. — Ты меня всё сильнее радуешь.

— Я такая, — Катя вымучено заулыбалась. — А ты что, не местный?

— Полгода как приехал, — выудил из кармана брюк сотовый.

— Откуда?

— Из Ласгерна… — умолк, пиликая кнопками.

Мотнула головой:

— Который рядом?

Он кивнул и приложил телефон к уху:

— Hei! — протянул на своем языке. Расплывшись в улыбке, отвернулся. Катя закрыла глаза, погружаясь в крутящийся мир, где приглушенно лился голос Улярика. Вертелось, качалось, неслось каруселью… и всё, что внутри, стремилось вырваться наружу — желудок протестовал. Слабый толчок унес будто в невесомость, становилось хуже — мутило сильнее. Алкоголь от езды взбалтывался, опьянение усиливалось. В голове пустота и нарастающая боль… Катя поморщилась, еле сдерживая тошноту. Порыв свежего воздуха как глоток жизни. Подняла непослушные веки — окно с её стороны открыто.

Еле разлепив онемевшие губы, прошептала:

— Спасибо… А почему переехал?

— Мне предложили выгодно продать дом, — нарушил затянувшуюся паузу бармен. — Переехав сюда, купил бар.

— Слышала, что там странные люди. Ты тоже странный?

— Да! — Улярик хохотнул: — Сама подметила. Пьяных клиенток по домам развожу! А Ласгерн… он преобразился за последние годы. Жителей все больше. Но я не привязан к какому-либо месту. Поэтому воспользовался удачным предложением.

Катя облизнула пересохшие губы. Мыслей никаких, они ускользали, не успевая оформиться в предложение. Рот открываться не желал, язык будто распух. Глаза закрылись. Туман в голове сгустился и звуки истончились.

— Как всегда, Тора! — кивнул Варгр подруге, крутившейся за барной стойкой, и присел. Уместил руки на столешнице и сжал кулаки. Выпить! Последнее, что может спасти! После леса восстанавливался не один час. Сигвар как мать Тереза — сама забота. Вел до дома, не отступая ни на шаг. Принес еды. Замучил вниманием… Когда вывел из себя окончательно, схлопотал по шее. Зато понял — с братом, как всегда, всё отлично — и отстал. Только младший ушёл, принял ледяной душ, но так и не найдя покоя, рванул в город. Выпить, расслабиться, отвлечься! Ненавистное тело — способности оборотня. Лучше бы валялся полудохлым и страдал от адской боли.