По телу пробегали разряды, будоража последние спящие частички. Мир преломлялся, скукоживался, оставив только обезумевшего от похоти мужчину, бесцеремонно тискающего, изнывающую от страсти женщину. Бархатное рычание вновь окунуло в безбрежный океан чувств. Обхватив крепкий торс ногами, Катя подалась навстречу — вцепилась в мощные плечи, пьянея от жара оборотня. Боже! Радость от правды лишала здравомыслия. Варгр хочет… хочет не меньше… Вот только где манеры? Замашки неандертальские. Не скрывал возбуждения: усердно пыхтел — подрагивал от нетерпения, тщательно исследуя, не пропускал ни сантиметра тела. О галантности, как пить дать, не слышал — джентльмен из него никудышный… Сжимал так сильно, будто пробовал на прочность и болиустойчивость. От прошибающего молнией экстаза хотелось кричать, но Бъёрн младший затыкал — не выпускал изнасилованных губ ни на миг. Высасывал остатки слабеющей воли: покусывал, вынуждая стонать и извиваться, требуя большего. Блуждающие грубоватые руки доводили до исступления — лишь бы не отпускал, лишь бы не прекращал… Варгр непостижимым образом умудрялся зацепить самые осязаемые струнки, о которых и не подозревала. Натиск — обезоруживал. Как успел добраться до груди, одному богу известно. Вот что значит, умелец «утолять голодное либидо», профи в соблазнении, раздевании… Даже куртка не мешала — распахнул, футболку — задрал… кружево лифа — сдвинул… оголившуюся плоть, отчаянно жаждущую внимания, смял… Басовитый стон утопил в волне удовольствия: острого, полного, неподдельного.

Перед глазами искрился фейерверк. Реальность шла кругом, по нарастающей, с ускорением. Искажённый мир не выдерживал — полосы испещрили словно трещины стекло: с лёгким хрустом, треском… Коснись — разлетится мелким сколом. Желание дойти до конца вытесняло слабеющий разум, шепчущий всё тише:

— Беги…

Но как? Мучительная пытка равносильна самоистязанию — ведь останови ураган подхвативших эмоций и точно боли не избежать. «От падения — нет спасения!» Если не сейчас, то потом… А кому будет больнее — вот вопрос…

Испытываемое вновь сметалось напором лавины не то видений, не то воспоминаний. Перемешивалось. Отличить где правда, где мираж почти невозможно. Отголоски лёгкого дежавю путали сознание — уже шагнула в трясину страсти. Теряешь себя — находишься в добровольном рабстве.

Чуть слышное шелестение тонких подошв, томный смех, разлетаются эхом по большому залу с высокими потолками и стенами — гигантскими каменными плитами, изрисованными цветными значками, иероглифами как в храмах… От счастья задыхаешься. Бежишь по затенённым витиеватым коридорам, ловко сворачиваешь на поворотах — обольщаешь, заманиваешь преследователя… Он не пугает — ждешь, когда догонит. Предвкушаешь восторг пленения. Светлое одеяние в пол, перехваченное на талии золотистой цепочкой, развивается, сковывает движения. Непростительно высоко для своего положения в обществе приподнимаешь широкую юбку, дерзко оголяя ступни в кожаных сандалиях, с изящными кручеными веревками-ремешками, змейками обвившими стройные ноги до икр. Встретишь кого, позора не миновать. Это не останавливает, не одёргивает — продолжаешь игру. Глубокая радость сжимает грудь, переполняет. Ритм бегу задаёт сердце гулкой пульсацией. Очередной виток — сворачиваешь за угол. Бросаешь косой взгляд через плечо — никого, но по серым стенам мелькает удлиненная тень. Врываешься в очередную залу и на миг замираешь — прозрачные белоснежные ткани покачиваются, словно тончайшие ярусы свадебного шлейфа. Лавируешь между ними — толкаешь… полог, второй, третий… Оглядываешься… и натыкаешься на Варгра?! Или нет… В тунике цвета слоновой кости до бёдер, подпоясанной коричневым ремнём с серебряной бляшкой. Смоляные волосы крупными волнами, ниспадают на плечи. Лицо наискось прорезает давнейший шрам — затянулся, оставив на смуглой коже белесый рубец. Другой — рассекает край верхней губы. Это не Варгр!.. Душа ухает в пропасть. Увернуться не успеваешь. Гигант ловко смыкает кольцо рук. Поднимает на свой уровень и… ловя взгляд дьявольских глаз — усмиряешься, подчиняешься властному жесту покровителя. Омут с играющим пламенем затягивает в пучину, обволакивая жаром спокойствия. Хозяин припадаёт жадным поцелуем, отметая сомнения. Нет никого дороже и роднее, никого ближе… Муж…

Мысль настигла, прорвав заслон иступлённого похотью разума — как оглушающий хлопок в тишине. Муж?!..

Из подкорок сознания открылся резерв на сопротивление. Капля оставшихся сил — ущемлённое эго неокрепшего, как выразился Драгор, «недочеловека». Отталкиваясь от широких плеч, Катя прервала поцелуй и вмазала оборотню звонкую оплеуху. Кисть от шлепка горела точно в огне. Варгр — бронебойный мужлан! Остолбенел, одной ручищей всё ещё нагловато сжимая несчастную грудь, натисканную до боли; другой по-хозяйски удерживал измятые садистскими ласками ягодицы. Причём умудрившись невероятным образом пробраться под джинсы и гипюр трусиков. Даже не удосужился расстегнуть молнию, пуговицу, бессовестно проник под тонкую ткань. В округлившихся дьявольских глазах, полыхающих кровавыми языками, застыло непонимание. На щеке розовел отпечаток, с чёткими контурами пальцев. Будто не ударила, а в краску ладонь окунула и приложила к смуглой коже — штамп поставила… на память…

— Что ж, — тяжело дыша, обдумывала каждое слово. — Мне пора. Не хотела исчезнуть, не попрощавшись. Пощечина, чтобы воспоминания ярче были. А поцелуй — терзайся, представляя, как могло быть дальше.

Не давая опомниться, чиркнула по массивной груди. Когти словно лезвия, беспрепятственно проскользили, оставляя длинные красноватые порезы на пластинах мышц. Алые ручейки заструились по разгоряченной коже. Варгр коротко взвыл, ослабив хват — согнулся, точно это могло облегчить боль. Катя воспользовалась моментом — отпихнула и спрыгнула на пол. Грозный рык зверя предупредил: лучше сматывайся, пока не поздно! Не оглядываясь, выбежала из комнаты, на ходу приводя в божеский вид, одеяние с пурпурными кляксами — подтягивая джинсы, одёргивая футболку, застёгивая куртку. Выметнулась из тёмного коридора в тускло освещённый зал, смахивая с лица, выбившиеся из косы локоны. Мнимая тишина прорезалась хохотом Драгора — мерзкий тип, сидя в кресле, смаковал энную порцию виски:

— Меня не целовать, — с деланным испугом, выставил ладони вперёд. — Клянусь, вовек не забуду!

Катя, пробегая мимо, выплюнула негодование:

— Прощайте…

— Вот это женщина! — восторгался громко папаша Варгра — его смех всё ещё слышался на выходе. Катя выскочила из дому, хлопнула дверью — семейка неандертальцев…

В голове не умолкая, клокотало: «Муж… муж… муж…»

Катя на предельной скорости мчалась по главной дороге. Рычание мотора нарушало тишину осиротевших улиц. Дождь усиливался по мере приближения к выезду. В такую погоду сидят по домам. Это хорошо, значит, трасса пустует. Свернула за черту Кренсберга и поехала в знакомом направлении — на остров Кинг-Йорген. Отсидеться хоть день, обдумать дальнейшее. В тише, покое — без преследования оборотня и собственных нелепых выходок.

Взгляд приковала угрюмость неба. Аномальная перемена настораживала и ужасала. Приносила смятение в душу, студила кровь, заставляла сердце то сжиматься, то выдавать болезненный импульс. Жалкие потуги услышать совет чутья — тщетны. Присмирело, что удивительно в данной ситуации. Грядут крупные неприятности — понятно по реакции тела, а вот как избежать? На канале «интуиция» снова повисла гнетущая тишина. Что делать?! В ответ только звенящее безмолвие…

Это оборотень виноват! Задурил голову, подменил разумные мысли на… ничего не значащие и глупые. Из-за него ускользала реальность, притуплялось чувство опасности, а закономерность выхода из рабочего режима личного радио «Спаси, сохрани, наставь на путь истинный» просматривалась, не увидит только глухонемой тупица.

Платиново-кобальтовая тяжесть выси — зеркальное отражение мокрого асфальта — стягивалась из ниоткуда. Комковые тучи поспешно сгущались, будто их нагоняли, поджидавшие за пределами города, неведомые силы. Уловили неслышный сигнал — смыкались в замысловатую конструкцию грозового явления как части сложного механизма. Последний кусок… и небеса озвучили: сборка завершена! Громыхнуло — «облачная твёрдь» засверкала шокирующе огненным отливом. На миг густой ватообразный слой окрасился всевозможными оттенками красно-розового, а горизонт кроваво-оранжевым. Вновь привычная хмурость вечера стремительно менялась на сумрак ночи. Темнота окружала, облизывала унылость норвежского края со скоростью накатывающей волны. Подступала, скрывала, приводила к тождеству — да будет тьма на северной земле!