Нет! Катя подгадала и прыгнула на упыря — тварь соскочила на землю, развернулась. На лице мелькнуло неверие, звериный оскал… Заваливая, Катя всадила палку в грудь. На лице упыря застыло недоумение, глаза бесцельно и потеряно перескочили на древко, торчащее в нем, на Катю, вновь на древко… Проскользив по мокрой почве, словно защитник в бейсболе бросилась к Фенриру. Замерла не в силах подняться. В зарослях кустов лежал обнажённый мужчина…

Так это оборотень!

Голова неестественно вывернута. Сердцебиения не слышно.

Завязав в хвост растрепавшиеся волосы, Катя склонилась и перевернула Фенрира на спину. Лицо знакомое. За тридцать. Угольно-чёрные волосы средней длины. Чётко выраженные надбровные дуги, глубоко посаженные глаза. Крупный прямой нос, чувственные губы… Невероятно массивный — метра под два. Рельефное, мощное тело. Смуглая кожа.

Где могла его видеть? Объездила полмира. Может, в рекламе или в фильме каком-нибудь? Чёртова память!

Катя зажмурилась. Какая же дрянь, если позволяла опять кому-то умирать ради неё. Зачем нужна жизнь, если вокруг все погибают?

— Прости, — прошептала. — Это я виновата…

Яркие и быстрые картинки, как кадры фильма, проносились в голове. Бабка в лесу говорила: «Верни одну стоящую жизнь…» Кошачьи способности. Почему бы и нет? Попробовать стоило…

Катя устроилась сверху на оборотне:

— Дружок, — голос дрогнул — дыхание перехватило. — В следующий раз о таком будешь только мечтать!

Кончиками пальцев проследовала от мускулистой груди вверх… Далёкий, протяжный вой спугнул. По спине сползла капелька пота, противно щекоча позвоночник. Ещё оборотни? О, Чёрт! Пора заканчивать. Катя прильнула к жёстким губам и, раздвинув их языком, разжала зубы. Перед глазами мелькали образы. Горячие тела переплетены. Учащённое дыхание: одно на двоих. Жаркие и крепкие объятия. Настойчивые, требовательные поцелуи. Исследующие и ласкающие руки. Сердце едва не выпрыгивало из груди — трепет накатывал волной. Полнота ярких, захватывающих впечатлений будоражила кровь. Катя оторвалась от спасителя.

Глубоко вздохнув, замерла. Теперь самое сложное. Должно что-то произойти, но такого раньше не делала. Оборотень первый…

Чутьё зашептало: «Будет неприятно».

Сверкнули звёзды — боль, пронзившая тело, поднималась изнутри. Хотелось кричать, но звуки застревали в груди. Хотелось вскочить — ноги непроизвольно сжимали мужское тело сильнее. По горлу двигался ком. Задыхаясь, вцепилась в плечи незнакомца и погрузилась во тьму. Лёгкость словно подняла. Свобода накатила — Катя распахнула глаза и судорожно вдохнула. Сквозь пелену влаги, застилающую глаза, прогладывался красный светящийся шар. Парил, как облако. Чуть повисев, плавно направился к оборотню и просочился в рот. Тело, засияв, приподнялось. Прижать к земле не получилось — ухватилась покрепче. Несколько бесконечно тянущихся секунд и свечение угасло — мужчина обмяк.

Боль из лёгких ушла. Пошатываясь, Катя встала, шмыгнула носом. Зубы клацали, холод и сырость дали о себе знать — тело пробила дрожь. Получилось или нет? Очень неприятно, но хотелось бы верить, что не зря потратила время… и жизнь! Мужчина не шевелился. Катя, досадуя, направилась к байку. Что ж, попытка — не пытка. Жаль, что так вышло. Но теперь пора! Оборотни приближались, а нюх у них острее, чем у неё, это точно. Не стоит встречаться — много вопросов — много вранья…

— Прости. Спасибо за спасение, — прошептала охрипшим голосом и поморщилась. В горле сухо, будто с похмелья. Сев на мотоцикл, взглянула на мужчину — его грудь колыхнулась. Необъяснимая радость теплом растекалась по жилам.

— В расчёте, — через силу улыбнулась и нажала на газ, по дороге подхватив сброшенный шлем…

Рагнар мчался изо всех сил, поглядывая по сторонам — вожак обязан всё видеть и просчитывать. Четверо серо-чёрных сородичей, все как один — мощные и крепкие, рядом, не отстают. Уже пару часов идут по следу брата. Продираются сквозь заросли дикой малины, ежевики, как назло, раскинувшихся на пути. Порой, будто выпущенные из пушки снаряды, с треском, сносят берёзовые кусты, преграждающие дорогу. Ловко юркают меж деревьев, не обращая внимания на ветви, так и норовящие зацепить. Перескакивают валуны, будто вылезшие из-под земли, обросшие серо-зелёным мхом и подающиеся с завидным постоянством. Поднимая фейерверки брызг, пересекают быстрые ручейки. Никто не притормаживает, не отвлекается — надо спешить! Живность едва успевает выскользнуть из-под лап — испуганно снует в норы, ямы, дупла. Птицы срываются ввысь, озвучивая полет отчаянным хлопаньем крыльев и криками об опасности. Недалекие… Видно же — не до охоты. Хотели бы поймать — не неслись как пушечные ядра. От пота шесть на боках лоснится, морды в испарине. Но, несмотря на усталость, грузные тела передвигаются с удивительной лёгкостью — мощные лапы пружинят грациозно, пластично и изящно, словно хозяева не тяжёлые громадины под стать медведям, а невысокие, шустрые зверьки. Оборотень — совершенство, созданное природой. Этого не отнять! Надо восхищаться и гордиться… Хотя не все так думают. Варгр, будь он неладен! Вновь ослушался — умчался по «своей дороге» и, как всегда, влип в неприятности. Пусть бы шёл, куда хочет, но грозовые тучи, сгустившиеся неестественно быстро в северо-западной стороне, напугали. А это чувство оборотням не пристало испытывать. Сами нагоняли страх и ужас… Поэтому и значились царями животного мира — от букашек до медведей. Поискать сильнее — ещё надо! Хотя есть твари, чью силу можно сравнить с оборотнической — треклятые ламии… И Варгр, что б его, умудрился встретить именно их. Если один на один — кровосос не устоит, то если больше и бросятся всем скопом даже самому великому, умелому оборотню сложновато отбиться и то — мягко сказать. Скорее нереально!

Как бы ни злился на своевольного собрата, не отреагировать не мог. Варгр — семья.

Темнота рассеивается. Жар приливает сильнее и тело, отзываясь болью, от каждого вздоха даёт о себе знать. Варгр с трудом открывает глаза — веки будто налиты свинцом. Сознание постепенно возвращается, перед глазами угасают огненные искры. В груди колет, рёбра мешают дышать. Во рту пересохло — сглотнув комок в горле, поморщится.

Что случилось? Мысль ускользает — треск кустов и приближающиеся шумные хрипы нарушают тишину. Варгр, силясь, поворачивается. Боль, заставив зажмуриться, простреливает, словно разряд молнии. Перетерпливает резь в глазах от ярких вспышек и присматривается.

Братья! Пятеро сородичей остановились недалеко. Стряхнули с шерсти лишнюю влагу и обратились в людей. Высоких, крепких, мускулистых. Любой из них легко отличим от серой массы простых смертных не даже ростом и объемом мышц — смуглостью кожи, непривычной среди скандинавов, темнотой густых шевелюр. Южный ген передавался от поколения в поколение, как и обращение. Братья разбрелись по поляне, принюхиваясь и перешептываясь. Как следопыты рассматривали землю, листья, деревья… Любой знак, подсказывающий, что случилось. Варгр встретился с взглядом Рагнара — в тёмных глазах застыло не просто удивление, жажда понять, считать раньше других. Вожаком становился не только самый сильный, но и ловкий, умный, расчётливый. Рагнар именно такой. По правду клыками доказывал своё превосходство, если находился желающий на его место. Вместе с тем, брат справедливый и… терпеливым — семья, для него все! Вожак склонился:

— Ты как? — широкие брови сдвинулись к переносице, губы сжались в узкую полоску. Крылья крупного носа раздувались.

Варгр открыл рот, но слетел только хрип.

— Всё, тихо, — Рагнар пристально изучил грудную клетку, ощупал шею, заставил покрутить головой — далось с трудом, сжал зубы до скрипа. — Ты жив. Это главное! — выпрямился, на задумчивом лице читалось неверие.

— Брат, ты нас напугал, — не скрывая радости, шумно выдохнул Сигвар. Младший из стаи, но не самый низкорослый и слабый. Скорее: сила есть — ума не надо и то — не точно. Он как шелудивый щенок. Любой выход в лес — игра. Но игра на грани смерти. Если жертва, то быстрая и крупная, если драка, то с сильнейшим. Всегда охвачен чувствами, эмоциями и, нужно отдать должное, честен и отзывчив. Уставился в ожидании, протянул огромную как весло руку, охровые глаза светились от счастья: — Встать можешь?