Каждая фраза, достигая цели, била метко и больно — оставляла рубцы в неокрепшем сознании. Катя сжалась. Но…слёз нет, словно запасы исчерпаны.

— Ижно — родительский лыдень! Запомни — ты одна! И должна доколе оставаться таковой.

— Таких, как я больше нет? — мечта, встретить подобных себе треснула.

— Почмо нету? Ести! — радость вспыхнула, но вновь угасла — ведьма отмахнулась: — Но не по тебе они! Толку мало. Встречаться с ними негоже. Помощи не дождётися, а могешь изгибнути.

— Невелика беда, — пробубнила Катя. — Умираю — воскресаю…

— Вот и я о том! — сверкала недобро глазами ведьма. — Почмо взбрело в башку, что бескончинна?

— Так… умирала столько раз…

— Волос длинок — ум корот! — шикнула бабка. Катя насупилась:

— Чего сразу обзываться? Я ведь ничего не понимаю, запуталась, потерялась…

— То и видно! Жизни попросту разбазариваешь, а они у тебя коротки.

— Как так? — опешила Катя.

— Одна — не больше пятнадцати. Так природой заложено. И всего девять!

Вот тебе «на». Что ж получается, одну треть уже прожила?

— Откуда знаете?

— Легенды неспроста рождаются… — загадочно бросила бабка и умолкла.

— Так что мне делать-то? — заскулила Катя — подкатывала паника.

— Буде тебе в истерики впадать, — скривилась старуха и незлобливо бросила: — Ещё не то переживешь. Ниче — крепче будешь. Когда пора придёт, чутьё приведет куда надобно. А мы — оставшиеся, незлобжный, но нас убедить, востязовати надобно. И ктому, ести средь нас обращенцы — примкнувшие, либо к вашим, либо к другим. Мало, но они ести.

Бабка запутала, вопросы разрастались, а докопаться до истины так хочется. Из сказанного понятно — есть разная нечисть. Кто-то охотится — прислуживает королеве, а есть и те, кто против — изгои. Те же, кто в стороне пока оценивают. Когда придёт время их будет нужно заманить, убедить… Катя замялась — самое щекотливое оттягивала напоследок.

— А в чём смысл моей жизни?

— Смысл? Смысл ести, — ведьма отвернулась. Катя замерла в ожидании. Старушка словно забыла о ней, уставилась перед собой и задумалась: — Найдешь книгу — уведити правду.

— Какую книгу? — ухватила долгожданную нить — смысл двигаться дальше.

— Называется ино история, ино хроники, но точно светения и тма.

«Хроники света и тьмы». Ну и название. О чём там? Спросить бабку? Рот открыла, но и слова сказать не смогла. Горло будто сковало льдом. Что за фигня? Ведунья хмыкнула. Встала и неспешно двинулась к печи. Взобралась по лесенке. Бубня под нос, ковырялась в ворохе тряпья. Замерла на миг и так же неторопливо спустилась. В руках поблескивала шкатулка.

— Тебе… — протянула, вернувшись. — Ижно все, чем могу помочь.

Катя приняла шкатулку. Деревянная, с потёмневшими металлическими тиснениями замысловатых неизвестных иероглифов по всему корпусу. Руки подрагивали — ещё до конца не зажили. Открыла — тряпичный свёрток. Раскрутила, из пальцев выскользнул кулон и гулко упал на стол. Невзрачный, продолговатый, размером — с мизинец. Подвязанный на обычной веревке. Неровная поверхность покрыта теми же значками, что и шкатулка. На кончике блеклый камушек. С одной стороны по всей длине — выщерблены и зазубрены, как у ключа.

— Одевай и не снимати. Бережи пуще очей своих, — прошелестела ведьма и подтолкнула в бок: — Тебе пора — утрие.

— Спасибо, — Катя нехотя встала.

— Стой… — бабка ковырялась в складках платья. Достала смятый кусок бумаги и сунула: — Когда прочтешь, в огонь брось.

Кивнула и, сжав кулак, побрела к двери. В голове кавардак. Хотела ответов, а получила загадки. Остановившись у выхода, обернулась — ведьмы нет. От расстройства выдохнула резко и шумно, словно получила под дых, взялась за ручку…

— Сходи туда, куда не знаешь, — раздался скрипучий голос. Русский язык, без странных словечек и выговора. Катя окончательно растерялась. На кой нужно было мозг пудрить, вынуждая распознавать незнакомые слова? Проверка? Мурашки побежали по коже. Не оглядывалась — затаила дыхание. — Найдешь то, что не искала. — стихала речь. — Обретешь то, что пригодится! И не трать попросту оставшиеся жизни. Лучше, во время спасти одну стоящую, чем по глупости — несколько никчемных…

Нить понимания окончательно потеряна — Катя открыла дверь… и провалилась в темноту…

Июль 2012 года

Вспышки молний озаряли ночную дорогу, скользкую и извилистую, словно змея. Прорезали чёрное небо, сопровождаемые раскатами грома. Тяжёлые капли дождя с силой ударялись об асфальт. Байк мчался, разрывая тишину рыком дикого зверя. Усталость наваливалась — три дня преследования. Катя крепче сжимала руль. Сосредоточится на дороге. Не останавливаться! Нужно успеть. Чёртова жизнь! Всё время в движении на пределе возможностей. Если поймают, ради чего всё жертвы? Не сдаваться. Драться до последнего. Главное не ошибиться! Много пройдено, много утрачено…

Оглянулась — ламий[5] не видно, но они близко. Всмотрелась в тёмнеющую полосу деревьев. Вековые дубы с крупными раскидистыми ветками и остроконечные сосны — неизменные старожилы неприветливого северного края. На посту, словно разделяя миры. Мозг пронзило ледяное предчувствие — забег близился к концу.

Безжалостными плетьми по спине хлёстал дождь. Дорога, как назло, с крутыми поворотами. Байк, завизжав колёсами, накренился. Брызги разлетелись в стороны. Катя удержала руль и выровняла мотоцикл. Очередная вспышка осветила указатель: «0pp til Krensberg 200 miles».[6] Съезд с трассы на второстепенную дорогу. В голове нарастал гул, от боли защипало в глазах. Чутьё настаивало — Кренсберг! Нужно туда.

Чёрт! Не успеть…

Катя ловко свернула на нужном повороте. Двести… семьсот ярдов… Новый запах, едва ощутимый, приближался с этой стороны. Не упырь. Другое существо… Удар. Дёрнуло вперёд. Катя взмыла и, извернувшись, приземлилась на дорогу. Мотоцикл, заскрежетав, заскользил по асфальту. Сноп искр веером лег на чёрную дорогу. Юркнул с трассы и, разламывая кусты, врезался в дерево.

Катя сбросила шлем.

Продираясь сквозь кусты, помчалась вглубь. Пробежала мимо байка — колёса чёрно-серебристого зверя продолжали крутиться. Габариты освещали небольшой кусок поляны. Вокруг тёмнели пики деревьев.

Утёрла капли с лица и прикрыла глаза — запахи… приторно-сладкие. Накатили с новой силой, забивая нос. По коже пробежал холодок. Настигли! Чёртовы ламии! Четверо… В этот раз четверо! Радует, что нужна живой. Главное подольше продержаться. Чутьё нашептывало — помощь близко. Ни разу не подвело — болезненными импульсами давало знать: «Опасно! Упырь. Беги!» Но теперь ламии всё же загнали. Тягаться в одиночку с четырьмя невозможно и два кола, припрятанные в рукавах, не спасут. Нужно тянуть время.

Катя подпрыгнула, ухватилась за ветку. Раскачалась и, взмыв, зацепилась за следующую, подтянулась, вскарабкалась.

— Ну, хватит уже, — раздался хриплый мужской голос из темноты. Катя присела на корточки, вглядываясь в сумрак. — Тебе не убежать.

Уловила сверхбыстрое движение. Упырь остановился недалеко. Высокий и худой, как жердь. Другие не показывались, но они здесь. Запах кричал об этом громче слов. Следили. Проверяли. Выжидали.

Она встала и на дрожащих ногах двинулась назад по ветке.

— Слушай, да перестань! — голос предательски выдавал волнение — подрагивал. — За кем ещё побегать? А так… — выдумывала на ходу. Плевать, что говорить, лишь бы выиграть минуты. Время… урвать побольше времени. — Столько мест, новых людей. Говорят, кровь у них разная. — Поморщилась. Дура, зачем задевать за больное? Чёрт! Отступать некуда, главное, не сбиться: — Это так? — ламия плотоядно скалился. Катя нервно сглотнула: — По красивым местам катались. Россия — богатая страна. Границу весело пересекли… М-да, — уткнулась спиной в ствол дерева, — все места хороши, если не считать этого, отмороженного…