Пригнувшись, перекатываюсь по полу, и луч проходит в сантиметрах от меня. Господи, он не… нет, нет, не надо об этом думать…

Кровь. Сталь и кровь.

Я чувствую лезвие. Оно вонзилось в мое сердце.

— Больше никаких игр, грязнокровка! — кричит она. — Хотя обычно я играю с едой, но только не сегодня. Слишком долго я ждала. Сначала я вырежу из тебя твоего ублюдка, а затем прикончу обоих. Я должна была сделать это еще тогда, когда ты приехала сюда!

Подползаю к телу Эйвери — вдруг удастся прикрыться им, пока я думаю, что делать дальше…

Он тяжелый, и мне приходится приложить усилия, чтобы приподнять его и выставить перед собой, как щит. Мои руки — в его крови.

Смех Беллатрикс эхом отскакивает от стен.

— Ну конечно! Правильно! Прячься, глупая девчонка! Делай то, что получается у тебя лучше всего, — беги и прячься!

Я больше не могу сдерживать рыдания, они сотрясают каждый атом в моем теле. Невыносимая агония лишает меня способности мыслить. Он ведь не… он… Но мне остается лишь прятаться в ужасе.

— Держись, Люциус! — кричу ему. — Пожалуйста, держись! Я рядом!

Беллатрикс смеется как одержимая.

— О да, она рядом! Прячется, слово пугливая мерзкая крыса. А ты довольно преуспел в этом, Люциус! Смотри-ка, как выдрессировал ее!

Проглатываю очередной всхлип.

— Гермиона! Беги… просто беги…

Меня вновь сотрясают рыдания. Его шепот — надрывный… хриплый — прерывается очередной порцией смеха.

— О, нет, не беги! Это только испортит все веселье. Ути-пути, маленькая грязнокровочка, — глумится она, — выходи, давай поиграем!

Сжав губы, тяжело сглатываю. Еще один всхлип перерастает в стон и застревает где-то в горле. Поднявшись на ноги, я бегу не разбирая дороги, стремясь к единственной цели — к нему. Я должна спасти его…

Но не успеваю сделать и нескольких шагов, как меня пихают в спину, и я падаю, больно ударяясь коленями. Перед глазами взрывается фейерверк, а под ребра упирается палочка. Беллатрикс хватает меня за волосы, и я кричу.

— Это?! — кричит она, брызжа слюной. — ТЫ РАДИ ЭТОГО МЕНЯ ОСТАВИЛ?!

Нервно закусываю губу, чувствуя вкус крови во рту. Где он? Как он? Господи, он умирает, а я тут слушаю ее разглагольствования…

— Ради сопливой, уродливой, паршивой девчонки, которая даже драться толком не умеет?

Ее ногти впиваются в кожу головы, ненависть переполняет меня, и кричу я в большей степени от переполняющего меня чувства, чем от боли.

— Ненавижу тебя! — вновь и вновь повторяю я, срывая голос. Ей плевать на мои потуги, а я не могу думать ни о чем, кроме Люциуса. Он просто не может умереть! Он нужен мне.

Я люблю его.

Я ненавижу его.

Я ненавижу ее.

Любовь и ненависть и… что-то еще помимо этого. Как будто… то, что я чувствую, это…

— Я жду ответа, Люциус!

Электрический ток.

Боль в спине от того, как она прижимает меня к полу коленом. Оглянувшись, вижу Люциуса, и меня чуть не выворачивает наизнанку — я даже ощущаю во рту желчь, — он лежит в луже собственной крови, сжимая рану, а бескровные губы силятся что-то сказать, и смотрит он прямо на меня.

— Отвечай мне, черт бы тебя побрал!

С его губ срывается стон.

— Гер… ми…

Она буквально захлебывается яростью, но меня это не волнует. Я уже чувствую знакомую пульсацию внутри, проходящую по венам.

— Ой, твоя драгоценная Гермиона! Что, уже никакой «грязнокровки», да? Как же ты жалок!

Новая порция боли в спине, но я не обращаю на это внимания. Все, что мне нужно, это чтобы он был жив. И Рон. И я. Ток внутри опаляет, жжет руки, и я знаю, что это значит…

— Посмотри на нее! Хнычущее, слабое существо. Неужели ты бросил меня ради этой дряни?

О да, она должна знать.

Горячий, обжигающий импульс пробегает по нервам к кончикам пальцев, и я кричу, вкладывая в этот звук всю боль, ярость и… отчаяние.

Я КРИЧУ.

И вдруг меня уже ничто не держит.

Обернувшись, вижу, как она отлетает назад и падает, ударяясь спиной о стену. Палочка Люциуса вылетает из ее руки и приземляется около меня. Не думая ни о чем, хватаю ее.

Несколько мгновений слушаю ее дикое дыхание, недоуменно глядя на палочку в моих руках, но затем Беллатрикс встает, держась за руку — она явно сломана.

В ее лице смешались все оттенки ненависти, шока и удивления. Ее лицо — когда-то я думала, что оно красиво, — сейчас искажено до неузнаваемости. Неправильно. Как же все это неправильно.

Бросаю взгляд на Люциуса: он смотрит на меня с легкой улыбкой, но ему больно — это видно по его посеревшему лицу.

Смотрю на Беллатрикс, глотая воздух. Я знаю, что должна сделать.

— Да, — выплевываю слова, бросая их ей в лицо, — это то, ради чего он тебя оставил.

У меня больше нет времени на раздумья. Протягиваю руку в ее сторону, ток бежит по венам.

— АВАДА КЕДАВРА!

Зеленый луч вырывается из кончика палочки. Сила заклинания такова, что мне в лицо будто дохнуло ураганом, почти сбивая с ног, но заклинание уже стремительно летит через комнату…

Поражая Беллатрикс прямо в сердце.

На ее лице все еще это удивленное выражение, даже когда она закатывает глаза и падает на пол, утопая в складках черной мантии.

Она мертва.

А меня это даже не колышет.

Склоняюсь к Люциусу, сбивчиво дыша.

— Люциус!

Его губы слегка приоткрываются, он словно хочет что-то сказать, но лишь сдавленно кашляет.

В его лице ни кровинки. Совсем.

Падаю на колени, бережно обхватывая ладонями его лицо: мертвенно-бледная кожа покрыта испариной.

— Все хорошо, я здесь, — шепчу ему.

С огромным трудом он улыбается мне, слабо смыкая пальцы на моем запястье.

— Я и не сомневался, — отвечает он.

Глаза застилают слезы, тянусь к рукоятке ножа, все еще торчащего в ране, и руки дрожат так сильно, что я едва могу шевелить пальцами.

Стараюсь не разрывать зрительный контакт с ним, отмечая, что его взгляд временами становится расфокусированным.

— Лежи спокойно. — Хотя самой мне далеко до этого. — Тебе не стоит двигаться, Люциус, слышишь меня?

— Да, — и вновь слова даются ему с трудом.

Киваю, и это движение служит толчком слезам, скопившимся в глазах…

Надо что-то делать, но что?!

Так, дыши. Дыши. Все нормально, все хорошо, прекрасно, замечательно…

Осторожно берусь за рукоятку и тяну.

Люциус хрипит, пока я вытягиваю из него лезвие. Не могу оторвать взгляда от этого зрелища: края раны чуть колеблются, плотно обнимая острую сталь, словно лаская.

У меня перехватывает дыхание, когда его чистейшая-из-чистейших кровь согревает мою руку. Он вскрикивает от боли, но не просит меня остановиться, и, кажется, спустя вечность нож покидает его тело.

Резко выдохнув, прижимаю руку к ране, пытаясь остановить кровь. Глаза Люциуса закрыты, его дыхание медленно и поверхностно.

— Люциус? — крепче сжимаю его руку.

Он открывает глаза, только на месте глубоких темных омутов теперь зияют пустые черные дыры…

Нет. НЕТ!

— Люциус, ты слышишь меня? — трясу его за руку, другой рукой убирая волосы с его лба.

— Не вижу… тебя… — он облизывает пересохшие губы.

О, как это знакомо: я не видела ничего вокруг, когда Беллатрикс перерезала мне вены… Боже, как он спас меня тогда?

— Люциус, — уверенно начинаю я, игнорируя ком в горле, — надо сделать кроветворное зелье. Только скажи мне, как?

Несколько раз глубоко вдохнув, он пытается что-то сказать…

Но он давится словами, и струйка крови стекает из уголка его рта.

Сильнее прижимаю руку к ране, а другой приподнимаю его, поддерживая за плечо, и мышцы горят от напряжения.

— Люциус, заклинаю тебя! — голос истерически повышается. — Ты можешь хотя бы сказать, где книга, в которой есть рецепт? Можешь?

Но он лишь захлебывается кровью в ответ. Не думаю, что у него получилось бы хоть что-то сказать, как бы он ни пытался.

Что же делать? Как помочь? Я не могу аппарировать с ним и не знаю, как приготовить гребаное зелье. Господи, его зрачки… зрачки!