— Очнись, Рон, ради бога, очнись!

— Экспеллиармус!

Оборачиваюсь на голос. Господи, только не это…

Палочка вылетает из пальцев Люциуса и ударяется о стену, по его лицу стекают струйки крови.

Эйвери посмеивается.

— Тебе бы быть порасторопнее, Люциус.

Люциус неотрывно смотрит на Эйвери, и, к сожалению, я не вижу лица последнего — он стоит спиной ко мне…

— Ты же знаешь, я должен был все рассказать Темному Лорду, — задыхаясь, продолжает Эйвери. — Не знаю, почему это так сильно тебя задело, вряд ли ты не догадывался, чем все закончится.

Люциус бросает взгляд на меня, и в нем мелькает не предупреждение, а вызов.

Наши глаза встречаются на короткое мгновение, но мне больше и не нужно, я понимаю его без слов: Эйвери стоит спиной ко мне, он совсем забыл про никчемную, бесполезную грязнокровку…

Не оставляя себе времени на раздумья, бросаюсь вперед — буквально слыша, как кровь бурлит и кипит во мне, — и повисаю на его шее, заставляя прогнуться назад…

— Только тронь его, и клянусь, я убью тебя…

Момент — и Люциус уже держит Эйвери за горло, а я хватаю за руку и вцепляюсь в нее зубами что есть сил, чувствуя вкус крови, но помимо этого я еще слышу, как палочка выпадает из его пальцев…

— ДАВАЙ, ЛЮЦИУС!

Но Люциус не бросается за ней, а делает подсечку Эйвери…

— Отойди, Гермиона!

Делаю, как он велит. Люциус хватает Эйвери за грудки.

Тот улыбается, струйка крови стекает из уголка его рта, и Люциус бьет его кулаком в лицо.

И опять. И снова. Удар за ударом, словно хочет выбить из него душу, а потом, взяв за голову, с силой бьет об пол. И еще раз. И еще. Я забываю, как дышать. Господи, так много крови, и глухие звуки ударов… не могу смотреть на это…

Задушенный булькающий звук.

Приоткрываю глаза.

Тяжело дыша, Люциус поднимается, выпуская Эйвери. Лицо последнего залито кровью.

Хотя… это уже не лицо, ведь у лица есть… глаза, верно?

И нос…

Приходится зажать рот рукой, потому что меня действительно вот-вот вырвет. Я даже чувствую привкус желчи.

Люциус хватает меня за руку.

— Ты в порядке?

Хочется стряхнуть его руку, но вместо этого поднимаюсь на ноги, выпрямляясь и глубоко дыша в стремлении подавить тошноту.

— Да.

Чуть помедлив, он кивает, а затем наклоняется, чтобы подобрать палочку Драко.

Эйвери дергается, приподнимая руку и хватая воздух, совсем как новорожденный малыш.

— Он еще жив, — шепчу я.

Люциус даже ухом не ведет, его лицо будто окаменело.

— Лучше перестраховаться, чем потом жалеть, Эйвери, — бормочет он. — Думаю, мы оба это понимали, пусть и не всегда помнили об этом.

Тот силится повернуть голову, но терпит неудачу.

— Он тебя не слышит, — шепчу я.

Люциус мрачно улыбается.

— Слышит, не слышит — это уже не имеет значения, — он направляет палочку вниз. — Авада Кедавра.

Эйвери прекращает дергаться, едва зеленый луч касается его груди.

Повисает гнетущая тишина, и мы оба завороженно смотрим на окровавленную груду, которая, которая совсем недавно была человеком.

Люциус переводит взгляд на меня и потирает щеку, оставляя кровавый след.

— Господи, — срывается с моих губ.

Он продолжает молча смотреть на меня.

Глубоко вдыхаю, наполняя легкие так, что они вот-вот лопнут. Мне нечего сказать, поэтому я обращаюсь к той Гермионе, которой когда-то была, — она в любой ситуации оставалась практичной и здравомыслящей.

— Беллатрикс сбежала, — докладываю ему. — Рон уничтожил ее палочку, но она, наверное, использовала порт-ключ или что-то…

Он кивает, заметно радуясь, что можно сменить тему.

— Она сказала, куда отправилась?

— Нет, — качаю головой, — но она сказала… сказала, что найдет нас, даже если на это уйдут годы.

Закатив глаза, он скептически вздыхает.

— Да уж, я теперь годами не смогу спать спокойно, — с сарказмом произносит он.

— Я не знаю, куда она ушла…

Он машет рукой.

— Она не вернется, — в его голосе ни капли сомнений. — Не тогда, когда потеряла палочку. А даже если и вернется, это будет самоубийством, и она это понимает.

Киваю и перевожу взгляд на Эйвери.

Люциус берет меня за руку.

— Это было необходимо, ты знаешь.

— Знаю, — я дрожу, но у меня хватает сил посмотреть ему в глаза. — Я видела, как ты делал вещи и похуже, так что… забудь.

Он прищуривается, но никак не комментирует мои слова.

— Нам пора идти.

— Стой! — подхожу к Рону. — Сначала ты должен привести его в чувство.

— Значит, он жив? — Люциус хмурится.

Я тоже хмурюсь и киваю.

— Да, он жив, — резко бросаю я. — И мы возьмем его с собой.

Уголок его глаза дергается.

— Я надеялся…

Но он не заканчивает фразу.

— Ты надеялся, он мертв, ты это хочешь сказать? — начинаю потихоньку закипать от злости.

Он удивленно выгибает брови.

— Не понимаю, почему ты до сих пор приходишь в ярость, ты же знаешь о моем к нему отношении.

— Ты просто невыносим, — качаю головой.

Он плотно сжимает губы.

— Хорошо, я приведу его в сознание, — медленно выговаривает он. — Но когда мы будем на свободе… я знаю, что не смогу запретить вам видеться, но ты должна пообещать, что останешься со мной, а не с ним.

— Обещаю, — не колеблясь ни секунды, отвечаю я. — Ты и так знаешь это, и лишние подтверждения ни к чему.

Он кивает.

— Ты не оставишь меня. — И это совсем не вопрос.

Подхожу к нему и беру его лицо в свои ладони.

— До тех пор, пока дышу…

Он стискивает мои запястья и прижимается лбом к моему.

— И я не оставлю тебя.

Закусываю губу.

— Ты бы дал ту клятву? — шепчу я. — Если бы Рон не бросился на него, ты бы поклялся?

Нахмурившись, он чуть отстраняется, словно я сказала что-то нелепое.

— Конечно, нет.

— Но мы могли умереть…

— Нет, — он проводит ладонью по моей щеке. — Он был не готов дать мне умереть, иначе не оглушил бы Эйвери первым делом.

Глубоко вздыхаю.

— И все же, если бы…

— Нет. Я все равно не дал бы клятву, — уверенно отвечает он. — Какой смысл жить, если со мной не будет тебя?

— А как же я? — хмуро смотрю на него. — Как же моя свобода и мой выбор?

Он качает головой, закрыв глаза.

— Я — эгоист, Гермиона, ты же знаешь.

Хватаю его за руку.

— Я… я научу тебя не быть им, если позволишь.

Он открывает глаза и на миг мне кажется, что он сейчас усмехнется.

— У нас впереди целая вечность.

Выгибаю брови.

— Да уж, не сомневаюсь, на это уйдут годы.

А вот теперь он смеется.

— Согласен.

— У нас ведь есть годы, — счастливо улыбаюсь ему.

Он улыбается в ответ.

Меня разбирает истерический смех.

— Я думала, ты… это было так… но мы живы, — несвязно выдаю я.

Он целует меня в висок.

— Да, мы живы.

Это может быть… господи, возможно…

— У нас все будет хорошо? — задержав дыхание, спрашиваю я.

Он берет мои руки в свои и целует, глядя прямо в глаза.

— Эйвери мертв, мой сын без сознания, а у Беллатрикс больше нет палочки, — бросает он. — И это делает ее более чем просто беспомощной. Так что да, все будет хорошо. Но мы долж…

Он давится фразой и замирает.

Что… что?

Его глаза широко распахиваются, и он едва шевелит губами.

— Что ты наделала?

Опускаю глаза: бледные руки с ярко-синими жилками обхватывают его за талию, и в одной из них сверкает нож, обагренный густой красной…

Меня ведет. Не могу оторвать взгляд от этого ужасного зрелища.

Нет. Этого… не может… как…

Его лицо искажается болью, и он падает на колени. Нож остается внутри…

— НЕТ! — на большее меня не хватает.

Передо мной стоит Беллатрикс, и ей уже не до смеха, она буквально полыхает от ярости.

Палочка Люциуса со стуком выпадает из его пальцев. Не думая ни секунды, тянусь за ней, но Беллатрикс оказывается проворнее…

— Авада Кедавра!