У меня перехватывает дыхание: выходит, у него есть основания беспокоиться из-за Эйвери. А я-то думала, что это у меня началась паранойя.

Порой мне кажется, что мы с Люциусом ходим по лезвию ножа: одно неосторожное движение — и нас рассечет пополам.

Рон яростно качает головой.

— Это не имеет значения! — кричит он. — Неважно, как я узнал, важно, что я знаю!

Люциус поджимает губы, но по его глазам я вижу: он лихорадочно пытается сообразить, как действовать дальше.

— Да, знаешь, — спокойно начинает он. — Но я позабочусь о том, чтобы ты не помнил об этом.

Нет. Он не может так поступить с Роном, я не позволю ему.

Встаю между ними, твердо глядя Люциусу в глаза; его палочка направлена на нас с Роном.

— Какого черта ты творишь? — на лице Малфоя искреннее удивление.

— Ты не посмеешь стереть ему память, — уверенно отвечаю я. — Только через мой труп.

— Ты что, совсем с ума сошла? — шипит он.

— Нет, — сердце колотится, подгоняя меня говорить. — Он не заслуживает этого, Люциус. Просто выслушай его, пожалуйста!

— Почему я должен его слушать?

Рон выступает вперед.

— Потому что тебе придется, ублюдок! Иначе я раструблю об этом на всех углах, чтобы все знали, что за хрень здесь творится!

Люциус резко вскидывает палочку, и Рон отшатывается, но остается твердо стоять на ногах, свирепо/уничтожающе глядя на врага, который, тяжело дыша, опускает палочку — медленно, очень медленно.

— Хорошо, — ядовито цедит он. — Только давай побыстрее.

В глазах Рона полыхает ненависть, и он едва находит в себе силы говорить.

— Ты больной, — шипит он. — Извращенец! Ты… ты…

Черты его лица искажены ненавистью и отвращением.

Люциус ухмыляется.

— Да? — тянет он, и Рон взрывается.

— ЗАКРОЙ ПАСТЬ! — орет он, и мне становится страшно, потому что я никогда не видела его таким.

Люциус вопросительно выгибает бровь и глубоко вздыхает.

— Выговорись, Уизли, — низким голосом предлагает он.

Он выглядит таким спокойным, словно Рон не сказал ничего нового, как будто сам он неоднократно говорил себе то же самое.

Бросив на Люциуса очередной убийственный взгляд, дрожащим от ярости голосом Рон продолжает:

— Что с тобой такое? Она же… Бога ради, да она тебе в дочери годится!

Замечаю, как дернулись пальцы Люциуса, сжимающие палочку, но он пытается держать себя в руках.

— Ты отвратителен! — шипит Рон.

Люциус издает смешок.

— Как откровенно, Уизли, — он растягивает слова, медленно приближаясь ко мне, и останавливается за моей спиной. — Удивительно, как низко заставляет пасть человека ревность.

Рон смотрит на Малфоя так, словно с трудом верит услышанному.

— Низко? Ты вообще сам себя слышишь? — он повышает голос. — Твоим поступкам нет оправдания. Что ты с ней делаешь?! Ей едва исполнилось восемнадцать! Нравится использовать девочек-подростков?

Слышу, как Люциус за спиной резко втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, но это проходит мимо меня. Все, что меня сейчас волнует, — это как близко ко мне он стоит, и я чувствую тепло его ладони на своем плече и его дыхание на шее.

— Боюсь, ты переоцениваешь ее, — шепчет он, проводя ладонью по моему плечу, зарываясь пальцами в волосы — о, Господи! — нежно, но настойчиво обхватывая шею.

Люциус выдыхает со смешком, теплое дуновение касается щеки, и мне становится все труднее выносить это. Мне больно видеть посеревшее лицо Рона, поэтому я трусливо закрываю глаза.

— Я никого не использую, — шепчет Люциус, обдавая мою кожу жаром. — Сам же видишь, ей нравится, что я делаю с ней.

Слышу задушенный яростный крик и, открыв глаза, вижу, как Рон замахивается на Люциуса, а тот направляет на него палочку; Рон сразу сникает и, разжав кулак, опускает руку.

Люциус посмеивается.

— Ох уж эта вечная бравада гриффиндорцев…

— Я убью тебя, Малфой! — обрывает Рон его. — Клянусь Богом, я убью тебя! Как ты смеешь ее касаться?!

Смех Люциуса становится каким-то уж слишком зловещим.

— Я буду делать с ней все что хочу, Уизли! — с видом победителя произносит он, стискивая пальцы на моей шее, а затем поглаживая кожу. На секунду прикрываю глаза: это слишком жестоко, несправедливо, нечестно!

Но Люциус безжалостно продолжает:

— Я могу делать с ней всё, и ты не сможешь помешать мне.

— Она. Не. ТВОЯ! — лицо Рона покраснело от злости. — Не смей трогать ее! Ты и мизинца ее не стоишь!

Люциус лишь посмеивается: ярость Рона веселит его. Сволочь, мерзавец, скотина… он ведь знает, что уже победил!

— А если она все же моя, — едва слышным шепотом произносит он, — тогда, конечно же, я имею право касаться, — он проводит рукой вдоль моего позвоночника, — там, где мне хочется.

Нет. Все зашло слишком далеко. Слишком.

Выворачиваюсь из рук Люциуса и, повернувшись к нему лицом, встаю подле Рона, чтобы дать ему понять: я на его стороне. Он должен всегда помнить об этом.

— Я не твоя! — шиплю я дикой кошкой.

Люциус смотрит на меня, изогнув бровь в притворном удивлении и с полуулыбкой на губах.

— О, моя маленькая грязнокровка, — шепчет он. — Ты бросишь меня? Ради него?

У меня нет ответа. Приоткрыв рот, с отчаянием смотрю на человека, разрушившего мою жизнь.

Мне никогда его не забыть. Не избавиться от ненависти, страха и отвращения…

И от жажды…

Я бы все отдала, чтобы забыть его и ту боль, что он мне причинил.

Он улыбается чуть шире — заговорщицки, — и эта улыбка не сулит ничего хорошего.

Он протягивает руку.

— Иди ко мне, грязнокровка, — низким голосом произносит он. — Ты знаешь, что я нужен тебе. Он не понимает тебя так, как я. Он не может предложить тебе защиту и покровительство.

Но сейчас я ощущаю внутри лишь ненависть к нему — за то, что уничтожил все, что было у нас с Роном.

— Презираю тебя, — шепчу я, отступая назад.

Он все еще улыбается, но улыбка гаснет, как только Рон выступает вперед, беря меня за руку.

— Она знает, кто ты, Малфой, — яростно бросает он. — Не обманывайся насчет того, что она может… может любить тебя, потому что это не так. Она ненавидит тебя…

— И все же она хочет меня, несмотря ни на что, — злобно шепчет Люциус, растягивая слова. — Она, может, и ненавидит меня больше всего на свете, но в то же время я нужен ей гораздо больше, чем ты. И она не может это отрицать.

Как ему удается читать в моей душе, как в открытой книге, лишь взглянув мне в глаза?

Это… нет, это уже не просто сумасшествие. То, что происходит, настолько неправильно, что этому нет названия.

Я хочу убраться отсюда… хочу освободиться от него. Я не смогу по-настоящему жить, если буду знать, что он рядом.

Рон крепко сжимает мою руку, заставляя посмотреть на него.

— Мне нужно, чтобы ты сказала правду, Гермиона, — запинаясь, выпаливает он. — Ты вольна выбирать… быть с ним, если хочешь, но прошу, не лги мне… снова.

Чувство вины разрывает меня изнутри, и я киваю, давая ему возможность высказаться до конца.

— Он говорит правду? — он боится ответа, который может получить.

Я почти уже сказала: «Нет». Но прикусила язык, вспомнив, что он просил не лгать ему. Не лгать. Сказать правду.

Но что бы я ни сказала, это либо будет наглой ложью, либо причинит ему невыносимую боль. Как же быть?

Бросаю взгляд на Люциуса: он пристально смотрит на меня и ждет моего ответа, хотя точно знает, каков он.

Перевожу взгляд на Рона: он в полном отчаянии.

— Он не нужен тебе, — шепчет он. — Он не может защитить тебя — он просто пытается оправдать этим все, что творит с тобой!

Смотрю в его открытое доброе лицо и спрашиваю себя, какого черта я променяла его на Люциуса, который лгал мне каждый день, каждую минуту, потому что ему слишком тяжело смотреть правде в глаза.

— Грязнокровка.

О, ну почему это слово имеет надо мной такую власть?.. Почему эти четыре слога выцарапаны где-то в моей груди, заставляя сердце почти инстинктивно отзываться на них?