— Но мне так больно…

— Да, я знаю. Но в этом и вся соль, разве нет?

Ублюдок. Садист. Больной, отвратительный, извращенный…

Я стону от боли.

— На пятом году обучения он встречался с девушкой по имени Чоу Ченг, — мой голос звучит обреченно. — Больше никого не было.

— Вы уверены?

— НИКОГО, Я КЛЯНУСЬ!

Он подходит к парящему пергаменту, чтобы посмотреть, говорю ли я правду.

О, Боже, почему он мне не поможет?

— Всего две подружки, — в его голосе отчетливо слышна насмешка. — Самый известный семнадцатилетний мальчишка в волшебном мире, и Вы можете сообщить мне лишь два имени. Боже правый, как же он жалок, что, впрочем, не удивительно.

Как он может так спокойно себя вести, когда я близка к тому, чтобы истечь кровью рядом с ним?

У меня так кружится голова…

— О, прошу простить меня. Я немного забыл о Вашей маленькой неприятности.

Он направляет свою палочку на мою ногу и вновь это чудесное, знакомое тепло распространяется по всей ее длине. Рана исцеляется, ее края стягиваются прямо поверх грязи, пряча ее под кожу.

Но убрать кровь он не удосужился.

— Оденься, девчонка, — рявкает он.

Я моргаю, а потом вспоминаю. Моя футболка, я совсем забыла.

Но я же не… в смысле, на мне же есть нижнее белье, ради Бога! И в любом случае, он не должен смотреть на меня вот так — будто я самый отвратительный ошметок навоза на подошве его ботинка.

Я натягиваю свою промокшую насквозь футболку через голову. Влажный, теплый материал прилипает к моему телу. Я чувствую, свою кровь на моей коже.

Он кивает мне.

— Ну что ж, судя по всему, вы все же в состоянии исполнять приказы. Какой покладистой Вы можете быть, когда начинаете думать головой. И информация, столь любезно представленная Вами, я уверен, будет очень полезной.

Я сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

— Да, я уверен, обе эти девушки будут крайне полезными в нашем деле.

По моим щекам начинают течь слезы. Горло перехватывает от сдерживаемых рыданий. Я сжимаю челюсти, чтобы молчать, но я не могу ничего сделать с тем нахлынувшим чувством чудовищности поступка, что я совершила.

— Джинни Уизли! — Он продолжает с явными нотками удовольствия в голосе, — Я помню ее одиннадцатилетней, со своим отцом в «Флориш и Блоттс». Такая молодая и такая невинная. Я знал, что она будет идеальной кандидатурой для фокуса с дневником. Она была достаточно наивной, чтобы впустить его в свой разум, это просто бросалось в глаза. А то, что она была Уизли, добавляло пикантности ситуации.

Я подумала о Джинни, о том, что у нее до сих пор бывают кошмары, как она выпускает василиска, и что-то во мне разбилось на миллион кусочков.

— Оказались слишком трусливы, чтобы сделать собственную работу, да? — Я говорю прежде, чем могу себя остановить, мой голос все громче-громче, он прерывается от переполняющих меня эмоций. Я встаю с пола. — Вы могли дать этот дневник Драко и научить его им пользоваться. Вам не нужно было использовать одиннадцатилетнюю девочку для этой грязной работы. Но Вы предпочли разрушить жизнь невинного ребенка, лишь бы не быть замешанным во что-либо дурное. О, Вы так заботились о том, чтобы убрать всех магглорожденных из Хогвартса, но больше всего вы заботились о своей репутации, не так ли?

Он слегка бледнеет.

— Не говори о том, чего не понимаешь…

— Я все слишком хорошо понимаю! — Я кричу, не состоянии контролировать себя. Слова буквально рвутся из меня. — Я все понимаю! Вы трус!

Его лицо — маска ярости; черты его лица буквально исполнены гнева.

— Как ты меня назвала?

— ВЫ СЛЫШАЛИ, ЧТО Я СКАЗАЛА! — Я полностью теряю контроль. Вся моя ярость, вся моя боль, весь мой страх выплескивается наружу в крике, слезах и оскорблениях. — Если бы в Вас была хоть капля храбрости, чести, Вы, по крайней мере, остались бы с ваших хозяином после его поражения. Но Вы не остались — вам было проще отказаться от него, нежели отправиться в Азкабан и ответить за все, что вы сделали!

— ЗАТКНИ СВОЙ ПОГАНЫЙ РОТ! — он тоже срывается на крик.

— НИ ЗА ЧТО! Вы были трусом, когда сломали пополам мою палочку. Вы даже не дали мне шанс сразиться с Вами. Это заставляет Вас чувствовать себя взрослым и сильным мужчиной, да? Сражаться с подростком, у которого даже нет возможности ответить. Вы трус, вы трус, вы ТРУС…

Его кулак врезается в мою челюсть. Маленькие огоньки мелькают у меня перед глазами, и рот заполняет металлический привкус крови. Я теряю равновесие, удар так силен, и я падаю. И как только я приземляюсь на пол, он ударяет меня со всей силой в живот. Один раз, два, три…Я кричу…

А потом наступает тишина. Я смотрю, как он поворачивается, отходит в другой конец комнаты и стоит несколько мгновений спиной ко мне.

Не могу дышать… так больно…

Кажется, целую вечность я лежу неподвижно, отчаянно растирая свой живот в попытке избавиться от боли. Он не поворачивается ко мне лицом.

Наконец я фиксирую свое положение, упираясь спиной в стену. Боль в животе убивает меня, моя рука розовая, блестящая и в синяках, а я вся в крови, крови, которая остывает на моей коже.

Ему удалось буквально вывернуть мое тело наизнанку за какие-то двадцать четыре часа.

Спустя еще несколько минут он опять поворачивается ко мне лицом, на его лице видна борьба, он пытается контролировать себя. Он смотрит вниз на свои ботинки. Я следую за его взглядом. Они сверкающие и влажные…

— На моих ботинках твоя кровь, — он говорит с отвращением. — Вытри ее. Сейчас же.

Я поднимаю взгляд на него, не веря своим ушам.

— Сами чистите свои ботинки.

Опять тишина. На его лице заиграли желваки. Он опять теряет контроль. Он опять причинит мне боль, я знаю.

— Тебе нужен еще один урок послушания, дрянная девчонка?

— ЗАТКНИТЕСЬ! — Я снова срываюсь, начинаю кричать. — Неужели Вы думаете, мне есть какое-то дело до послушания? Как Вы можете стоять там и приказывать мне стереть мою же кровь с Вашей обуви после всего того, что сделали со мной сегодня? Неужели Вы и вправду думаете, что вынуждая меня сделать это, Вы заставите меня принять на веру тот факт, что я — ниже Вас? Что ж, разочарую Вас, ответ отрицательный. Послушание бессмысленно, пока оно вызвано принуждением: чтобы Вы со мной не сделали, Вы не сможете заставить меня захотеть Вам подчиняться.

— Я МОГУ ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО СОЧТУ НУЖНЫМ! — он тоже кричит на меня, теряя контроль. — По-моему, Вы не понимаете — Вы в моей милости! Как Вы смеете со мной так разговаривать? Вы должны пасть ниц у моих ног, целиком и полностью желая исполнять все, что я прикажу. Почему вы продолжаете вести себя с подобной недопустимой наглостью? Неужели ничто не отучит Вас от Вашего дурного поведения? Неужели вы думаете, что я не могу причинить Вам больше боли?

Он направляет на меня палочку.

О нет, О НЕЕЕТ…

— Круцио!

Нет! Нееееееееееееет! Я не могу, о Боже, Я НЕ МОГУ! Жжется, я горю! Я катаюсь по полу, мое тело рвут на части дикие животные, своими зубами, когтями, лапами… ну почему? Почему это все не прекращается?

Он снимает заклятие, и я вся дрожу. Я валяюсь у его ног, как он и хотел. Я смотрю на него сквозь слезы.

— Почему? — z говорю тихо, я так устала от боли. — Почему Вы так со мной поступаете?

Он молчит, все так же направляя на меня свою палочку.

— Пожалуйста, пожалуйста… прекратите — Я цепляюсь за перед его мантии, будто утопающий за соломинку. — Вы не должны этого делать. Это неправильно, Вы же знаете. Неужели Вы бы хотели, что бы Драко причиняли такую же боль за то, во что он верит? Мы с ним одного возраста.

Его лицо не меняется ни на йоту, когда я говорю о его сыне, но я не прекращаю; я должна до него достучаться.

— Пожалуйста. В Вас должна остаться хоть капля человеколюбия. Вы же не как Ваш хозяин, Вы не бесчеловечны, Люциус.

— Как ты смеешь произносить мое имя?

На его лице написано отвращение, но я продолжаю.

— В Вас должна остаться хоть капля сочувствия. Вы же человек, в конце концов! Как Вы можете продолжать все это? Вы будете нормально спать сегодня ночью или не сможете уснуть, вспоминая мои крики?