Ярость переполняет меня, и меня почти тошнит от этого. Я чувствую, как она поднимается внутри меня бушующим ураганом, готовым разнести меня на куски.

— Зачем Вы делаете это со мной? — Я кричу, вскакивая на ноги. Он тоже поднимается, не позволяя мне ни секунды быть выше него. — Он сказал, Вы можете использовать любые необходимые средства, чтобы выудить из меня информацию. Я слышала это. Тогда почему Вы пытаете меня? Ведь Вы не должны. Вы могли бы использовать Империус или сыворотку правды. Но Вы не станете. Вы выбираете то, что принесет мне как можно больше страданий, даже если это осложнит Вам всё. Почему Вы так хотите сделать мне больно? Я Вам ничего не сделала! За что Вы меня так ненавидите?

Возникает пауза. Мои слова повисают в воздухе. Улыбка исчезает с его лица.

— Ты — грязнокровка, — наконец, отвечает он. — И поэтому я тебя ненавижу. И поэтому я буду пытать тебя, а не использовать более простые методы. Любой Пожиратель Смерти поступил бы так же, я не одинок в своей позиции. Потому что нельзя упускать ни единой возможности преподать тебе урок.

— Какой урок? Что я должна выучить?

— Свое место, девчонка, свое место! — Он повышает голос, не скрывая раздражение и гнев. — Никто из вас, магглорожденных, не знает своего места. Строите из себя волшебников и ведьм, как будто вы принадлежите нашему миру. А ты, ты хуже всех со своими замашками всезнайки и интеллектуальным снобизмом. Определяешь себя, как равную, если не выше, рядом со своими чистокровными сверстниками, когда ты всего лишь ошибка природы. Поэтому я хочу причинить тебе боль.

Он резко отворачивается от меня и отходит к противоположной стороне комнаты. Останавливается возле двери в камеру и проводит рукой по своим светлым волосам, делая глубокий вздох.

Да, точно. Возьми себя в руки. Не можешь позволить себе отвлекаться на эмоции, да? Ведь тогда все станет слишком личным, не так ли?

Я наблюдаю, как он берет себя в руки, и когда он поворачивается, его лицо не выражает никаких эмоций.

— Кажется, мы достигли прогресса, — он говорит так, будто последних нескольких минут никогда не было. — Вы назвали мне друзей Гарри Поттера. Ну, конечно, не без борьбы, но Ваш здравый смысл все-таки преобладал над Вашими «идеалами». Спасибо Вам за то, что назвали так много имен.

Кровь потоком устремилась по венам, разнося по телу так много эмоций: ненависть, вина, замешательство.

Как он может так говорить, когда это он заставил меня выдать их?

— Да уж, кажется, Гарри очень популярен, — продолжает он. — Но, почему бы и нет? Мальчику-Который-Выжил было суждено стать героем, которому поклоняются все.

К чему он клонит?

Главное — не сорваться сейчас. Попытайся выстоять.

— У героев всегда бурная личная жизнь, — лениво тянет он.

Господи, нет!

— Я хочу, чтобы ты назвала мне всех девушек, с которыми он когда-либо… встречался, — ухмыляясь, говорит Люциус.

Не могу поверить!

— Зачем? — спрашиваю я.

Чувствую, как невидимый кулак бьет меня в живот. Так же делал Волдеморт. Я сгибаюсь пополам, сильно кашляя, потому что не могу вздохнуть. Держусь за живот в попытке прогнать пульсирующую боль.

— Здесь не ты задаешь вопросы, грязнокровка. Кажется, я ясно дал понять это.

Я смотрю на него снизу вверх. Он поднимает волшебную палочку, готовый наложить на меня заклятие за то, что я опять ослушалась; мышцы его лица слегка подрагивают — видимо, он пытается бороться с рвущейся наружу яростью.

Просто скажи ему то, что он хочет знать.

Нет!

Он сделает еще больней, если ты не скажешь. Скажи честно, ты готова снова испытать это?

Но боль моей сломанной и обожженной ладони сейчас кажется такой далекой и нереальной.

Я смогу. Я должна.

Я выпрямляюсь, не обращая внимания на боль в ребрах.

— А я, кажется, ясно дала понять, что Вам придется вытягивать из меня информацию.

Он закатывает глаза.

— Как утомительно, — вздыхает он. — Я не настолько терпелив, чтобы выдержать все нюансы вашего поведения. Почему Вы не хотите облегчить эту ситуацию для нас обоих?

Я приподнимаю брови, обдумывая подходящий ответ.

— Что ж, видимо, я просто трудный подросток.

На секунду, его рот искривляется в некоем подобии улыбки.

По крайней мере, мне так кажется…

Но уже в следующую секунду это впечатление исчезает.

Он поднимает свою палочку, но медлит секунду, задумчиво хмурясь.

— Итак, какой же способ убеждения будет самым… действенным?

Я жду. Я жду целую вечность, в то время как он продолжает этот театр абсурда, играя в нерешительность. Я чувствую, что мой живот крутит и вяжет узлом, пока я вынуждена гадать, что он собирается сделать со мной. Я предполагаю, что это именно тот эффект, к которому он и стремился.

— Я мог бы использовать Круциатус, конечно, — он говорит тихо, будто сам с собой. Но я прекрасно слышу каждое его слово. — Но тогда никакого веселья, никакого разнообразия. Это так… так скучно, Вы не находите?

Я молчу. Но вряд ли он ждет ответ.

Он делает взмах палочкой

Я чувствую…

Ничего.

Просто пустоту.

Мысли покинули мою голову.

Ой, как мило.

Вся боль, вся мука от размышлений… пропали.

Лишь теплоерозовоесчастливоесонное состояние и никакой боли или мыслей или…

Нож. В бледной руке.

Я беру его.

— Порежь свою ногу.

Не надо…

Сомнения смывает теплым, успокаивающим голосом, будто струящимся с небес.

— Порежь ногу. Больно не будет, я обещаю.

Он прав.

Ничто не может мне навредить, ничто мне не навредит. Не в этом состоянии плотнойуютнойукромной теплоты, обволакивающем меня.

Я знаю, что делаю.

Я погружаю нож в свою ногу-

Ааааааааааааааааааа!

— Тебе не больно на самом деле. Веди ножом дальше вниз по бедру.

БольнобольноКАКБОЛЬНО!

— Нет, не больно. Воткни нож прямо в свою плоть…

— И снова

И снова…

А потом голос исчезает.

О боже, моя НОГА!

Я в агонии. Боль обрушивается на меня так быстро, что крики и вопли буквально сами вырываются из меня. Я падаю на пол от болевого шока и в ужасе смотрю на свою искромсанную ногу.

Господи Иисусе!

Мои джинсы разорваны в клочья, а мои бедра все в глубоких, кровавых бороздах. Также здесь грязь; грязь с моих джинсов смешивается с моей кровью, образуя это огромное, отвратительное месиво! Грязь и кровь и лоскуты кожи, но нож исчез…и обожеобожеобожеобоже! Так много теплой, липкой, темной крови, сочащейся из ран, орошающей мои ноги и пол, запекающаяся полосками на моей коже.

Я должна ему сказать, должна.

— Послушайте, я скажу вам то, что вы хотите знать. Но, пожалуйста, пожалуйста, залечите мою ногу!

— Сначала вы мне сообщите имена его девушек, — он говорит совершенно безэмоционально. — Тогда, возможно, я рассмотрю Ваше предложение.

— Пожалуйста, я умоляю Вас…

— Нет. Сначала Вы мне сообщите то, что мне нужно.

— Почему Вы мне не поможете?

Нет ответа.

Я должна остановить это кровотечение.

Моя футболка. Возможно — да.

— Джинни! — Я кричу, стягивая футболку через голову и лихорадочно прижимаю ее к своим ранам, чтобы остановить поток крови. — Он встречался с Джинни, но они расстались пару недель назад…

— Джинни? — Я не смотрю на него, пока он говорит. — Не Джинни ли Уизли? Дочь Артура Уизли?

— Да! — Я больше даже не слежу за тем, что говорю. Я лишь знаю, что должна остановить эту боль прежде, чем она убьет меня. Моя футболка пропитывается насквозь, но кровь все еще идет. Ничто не может ее остановить, ничто…

— Что ж, это ценная информация. Кто-то еще?

— Пожалуйста, моя нога…

— Сначала я хочу имена всех остальных, грязнокровка. Твоя нога может подождать. Не волнуйся, я не собираюсь позволить тебе умереть.