Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Вы здесь сидите и превращаетесь в настоящих схоластов[131], а между тем завтра состоится суд над Тимагором, послом к персидскому царю Артаксерксу! Между прочим, Ксандр, ты мог бы поговорить с Зеноном: пусть он попросит Евдокса разрешить вам присутствовать при этом событии. Подумайте, ведь только идиоты[132] могут пренебречь таким поучительным уроком!..

Леонт отёр выступивший на лбу пот: судебное разбирательство по обвинению Тимагора во взяточничестве и предательстве интересов отечества началось. Собрание пятисот[133] приглушённо шумело, уясняя содержание обвинительной речи. Молодые философы, затаив дыхание, внимали негромким пояснениям Евдокса:

— Обратите внимание, Леонт в своём выступлении сосредоточился на корыстолюбии, высокомерии и заносчивости Тимагора, а также на том, что он поддерживал Пелопида, по сути, присоединился к фиванцу. Даже не забыл упомянуть, что первый посол отказался спать с ним в одной палатке.

Все понимают, что речь идёт о предательстве интересов отечества за фиванские деньги, но прямых улик нет. Косвенно подарки царя можно также рассматривать как фиванские посулы, ибо персидский владыка держит сторону беотийцев, но строго доказать и этот пункт невозможно...

Слова наставника были прерваны вспышкой громкого смеха: один из свидетелей, Эпикрат, без стеснения признался, что сам получал подарки от царя, после чего вдруг заявил:

— И вообще я предлагаю уважаемому собранию ежегодно вместо девяти архонтов[134] выбирать девять послов к персидскому царю — для них это верный способ разбогатеть!

— Удачная шутка нарушила гармонию между разумом и чувствами судей, склоняя их к приговору более мягкому, — произнёс Зенон, — учитесь, юноши!

Между тем очередной свидетель обвинения трудился над живописанием картины мрачного будущего, ожидавшего родной город из-за того, что посол Тимагор забыл интересы родины.

— Так и случилось бы, — трагическим голосом вещал оратор, — не приложи Афины и Спарта титанических усилий для срыва общеэллинского договора, выгодного ненасытным фиванцам. Подумайте, сколько стоили нам эти усилия; никакие подарки Тимагора не восполнят понесённых издержек, оплаченных в конечном счёте всеми присутствующими здесь гражданами из своего кошелька!

— Удар в больное место, — воскликнул Аристотель, — Тимагор обречён.

Действительно, речь обвиняемого в свою защиту была сбивчива и малоубедительна. Он не опровергал обвинение доводами, а лишь клялся в верной службе Афинам, вспоминал былые заслуги и слезливо просил о снисхождении. И пока члены собрания выражали свой приговор, опуская в урну чёрный камешек, означавший смерть, или белый — изгнание, Тимагор сидел, сотрясаясь от рыданий. Когда результаты голосования были подсчитаны и глашатай громко объявил приговор — смерть, — ноги отказали государственному мужу, и двое полицейских-скифов, подхватив его под руки, повлекли навстречу чаше с цикутой...

Жизнь в стенах старого гимнасия шла своим строго заведённым порядком, и, казалось, ничто в Элладе или Афинах не может её изменить. Между тем основатель Академии задерживался в Сицилии, вызывая тревогу своих учеников. После первых успехов, когда Платон приобрёл столь сильное влияние на молодого сиракузского тирана, что уже поговаривали об установлении правления мудрого и справедливого, великий философ был оплетён густой сетью интриг и клеветы; возникли даже опасения за его жизнь.

Слушатели не сразу ощутили, как понемногу сплотили свои ряды софисты[135], решив нанести удар по школе платоников в отсутствие её главы. Приглашение ведущих преподавателей на пир[136] к оратору Лисию, где собирались также их научные противники, среди которых выделялся бежавший из Фив Андроник, открыло глаза на происходящее. Нет, не дружеская беседа ждёт философов за пиршественным столом, но агон[137], жестокий, как кулачный бой атлетов-олимпийцев.

Тревога охватила сердце Ксандра. Неужели и здесь, в Афинах, на родине великого Платона будет так же, как и в других городах? Неприятное предчувствие усилилось, когда Зенон пригласил юношу на прогулку в сады Академии. Не сразу началась беседа; только у большой старой маслины, по преданию, второй после той, что подарила земле Аттики богиня Афина, Ксандр первым нарушил молчание:

— Учитель, я знаю о предстоящей встрече с софистами. Знаю, примешь в ней участие и ты. Нет сомнений в победе учеников Платона даже в отсутствие своего великого наставника. Иное беспокоит меня — что будет после вашей победы?

Вижу, тень волнения омрачила и твоё чело; и всё же, разве не защитят нас слава Академии, имя Платона, могущественные друзья? Но даже если случится самое страшное, знай: буду рад вместе с тобой дышать пылью дорог Эллады, нести котомку с нашими нехитрыми пожитками, внимать твоим наставлениям, и хочу, чтобы так было всегда!

— Твои слова обрадовали меня, Ксандр, не только содержанием, но и формой. Речь естественна, красива, выразительна, и так отличается от речи мальчика из кузницы, встреченного мною несколько лет назад! Но к делу: скажи, что противостоит знанию?

— Невежество.

— Самому высокому, самому доброму, самому нравственному знанию?

— Самое низкое, самое злобное, самое коварное невежество.

— Ну а каковы, по-твоему, противники Академии?

— Они... они должны быть именно такими, — представил юноша тех, с кем предстоит сойтись его наставнику в жаркой учёной битве.

— Именно так, — кивнул Зенон. — Мы отстоим честь и славу Академии в открытом споре, но трудно даже представить, каким образом станут мстить софисты: ведь поражение означает для них потерю богатых учеников, а значит, денег. Эти люди такого не прощают... Предчувствую, события могут надолго разлучить нас. Поэтому и решил пригласить тебя для беседы, пусть, на мой взгляд, и преждевременной.

— Я слушаю, учитель.

— Вот уже скоро год нашему пребыванию здесь; давно пора мне в путь, но воздух садов, рощ, библиотеки Академии так притягателен... помнишь ли ты, как приближались мы к Афинам?

— Так, словно это было вчера, учитель.

— И о чём говорили мы тогда, в дороге?

— О справедливом государственном устройстве. Ты сказал, что форма не главное, и обещал вернуться к этой теме позже.

— С тех пор ты кое-что узнал, изучал и сравнивал законодательства различных государств Эллады, знаешь, что такое власть олигархии, различного вида монархий и демократий... даже изучил «Государство», труд великого Платона. Должно быть, и сам сделал некоторые наблюдения?

— Признаюсь, сейчас я в большем затруднении, нежели прежде, — вздохнул Ксандр, — могу сказать лишь, что совершенно неприемлемы тирания и олигархия, формы неустойчивые и текучие, переходные и взаимопереходные. Что же касается остальных...

Евдокс учит, что геометрические тела и фигуры, с которыми мы имеем дело в повседневной жизни, никогда не отличаются совершенной точностью. Окружность деревянного колеса или поверхность керамического шара могут иметь какие-либо неровности. Безукоризненными являются лишь идея круга или шара — с ними мы и имеем дело в геометрии. Вот и я попытался представить идеальную монархию во главе с умным, справедливым, человеколюбивым повелителем, с детства подготовленным к управлению государством, окружённым благочестивыми советниками, дающим гражданам пример почитания святынь и законов; мне показалось, что она вполне достойна идеальной демократии, выдвигающей для управления лучших людей.

Теперь возьмём их противоположности: жестокую безумную деспотию и демократию, подвинувшую к власти худших людей — какократов, раздираемую кровавыми стычками между различными партиями под предводительством демагогов. Разве они также не стоят друг друга? Разве не открываются и там, и здесь дороги таким тиранам, перед которыми вчерашние властители покажутся только плохими детьми?

вернуться

131

Схоласт — несколько позже слово стало применяться в значении «оторванный от жизни кабинетный учёный».

вернуться

132

Идиот — первоначально так называли тех, кто не интересуется политикой.

вернуться

133

Собрание (совет) пятисот — высший законодательный и судебный орган в древних Афинах.

вернуться

134

Девять архонтов (старейшин) — высшие должностные лица афинской демократии.

вернуться

135

Софисты — представители одного из философских направлений древней Эллады. Выступали в роли профессиональных учителей «мудрости и красноречия». В споре прибегали ко всякого рода уловкам, замаскированным внешней, формальной правильностью.

вернуться

136

Пир — «симпозион», отсюда современный симпозиум. Философские беседы за чашей лёгкого разбавленного вина постепенно превратились в форму выяснения научных точек зрения, обмена знаниями, идеями.

вернуться

137

Агон — состязание, соревнование.

95
{"b":"650414","o":1}