Бахрам встретил полемарха наверху, молча указал на тонкий прочный канат, свисавший по наружной стороне стены, вручил толстые рукавицы — в них можно быстро соскользнуть вниз, не обжигая ладоней.

Персидские воины, невидимые в своих чёрных одеяниях, разошлись в стороны. В крайнем случае Бахрам и Гударз должны вступить в схватку и, если надо, погибнуть, чтобы Тира и сопровождавший её Исфандиар преодолели стену и покинули город. Возвращение в дом лжекупца предусматривалось только при благоприятном исходе дела.

Спуск был таким быстрым, что Эгерсид, коснувшись земли, почувствовал удар, как от прыжка с большой высоты. Трижды дёрнул канат, давая знать, что спуск прошёл благополучно. Бахрам, получив сигнал, перерезал петлю и освободил боевой зубец от следов побега. Теперь нужно возвращаться, тем более что факел часового двинулся сюда.

Бахрам и Гударз спустились со стены, при помощи особых шнуров сняли арканы и, смотав их, исчезли за ближайшим углом.

— Исфандиар, в ближайшие три дня ликвидируй все дела, пусть даже в убыток. Ты, Бахрам, займёшься приготовлениями к путешествию — как только торговля будет свёрнута, мы выезжаем в Булиду. Ты, Гударз, отправишься туда немедленно, чтобы к нашему прибытию нанять подходящее судно, которое доставит нас в Сикион. Оттуда мы направимся в Спарту!

— Воля твоя будет исполнена, госпожа, — склонили головы персидские аристократы. Тира чувствовала: год назад они повиновались ей лишь как дочери Фарнабаза. Теперь благородные воины видели в ней свою повелительницу...

Стоя перед зеркалом, Тира медленным движением сбросила одежду, придирчиво осмотрела отражение: по-прежнему хороша, от кухонной замарашки не осталось и следа. Вот только руки...

Придётся поработать над собой. Через десять дней предстанет перед Эгерсидом не рабыней под чужим именем, но дочерью могущественного персидского вельможи, и тогда...

«Бедная Ксения, — победно улыбнулась Тира. — Если я и отдала тебе своего спартиата, то лишь потому, что всегда могу забрать его обратно. Но сейчас, Гермес, помоги любимому благополучно достигнуть Спарты!»

Высокий кипарис был хорошо заметен даже на фоне ночного неба, и с детства привыкший действовать в темноте спартиат без труда выдерживал нужное направление.

— Орёл, — произнёс ожидавший под деревом мужчина.

— Вылетел, — ответил Эгерсид.

Четвёртый из таинственных спутников Тиры держал за поводья вороного коня.

— Весть о том, что ты благополучно покинул Фивы, усладит сердце моей госпожи, — персидский воин с поклоном вручил поводья спартиату. — Это Рахш. Он обгонит летящую птицу.

Эгерсид, поблагодарив, вскочил на чепрак мягкого чёрного меха. Утром полемарх осмотрел умело притороченные дорожные сумки и вьюки, облачился в найденный там чешуйчатый доспех персидской работы, покрыл голову железным шлемом. Он будет прорываться в Спарту сквозь тылы фиванских войск. Впереди — Платеи.

Эгерсид похлопал коня по крутой шее и перевёл его на лёгкую рысь.

«Ну и страшилище», — подумал Ксандр, сгибаясь в поклоне перед восходящими по мраморным ступеням спартанскими лохагосами. Он без труда узнал среди них Стесилая: его лицо, устрашавшее врагов, говорило о нелёгком пути к славе лучшего кулачного бойца Лаконии.

Молодой человек специально вышел сюда, чтобы рассмотреть гостей Поликрата: ведь сквозь щель в потолке видна лишь небольшая часть мегарона. Обогнув дом, он через ход для прислуги направился в комнату Паисия.

Стайка нарядных молоденьких рабынь во главе с одетой в короткий полупрозрачный пеплос Прокной пронеслась мимо, оставив за собой плотную струю приторно-сладких ароматов. Врач остался незамеченным. Ксандр отнёсся к невниманию равнодушно: какой бы соблазнительной ни была домашняя гетера, она не в силах соперничать с образом дочери Эгерсида.

Уберечь Леонику. О, зловещий Лисикл! Ты уже наказан тем, что не способен любить женщину, и можешь обладать ею лишь силой, но пока ты ещё очень опасен...

Ксандр тряхнул головой, сосредоточился на предстоящей работе. Паисий проверил, хорошо ли закрыт потолочный люк, и направился в мегарон — сегодня они оба будут изучать происходящее.

Спартанские командиры говорят так, как привыкли, поэтому лазутчику нет нужды использовать свою медицинскую трубку. Пока ничего интересного: обычный обмен любезностями. Но вот и важное — один из гостей напомнил другому, что послезавтра войска выступают в Тегею, чтобы проучить зазнавшихся фиванцев.

Теперь говорит Поликрат намёками, но столь прозрачными, что они понятны даже этим воякам: покровительство Герусии, ранги полемархов и деньги в обмен на послушание. Все трое тут же заверяют архонта в своей безоговорочной преданности.

Итак, с учётом Лисикла старый архонт при осуществлении своих замыслов может опереться на четырёх лохагосов но это лишь те, что известны Ксандру и Паисию. А сколько неизвестных? Сколько других должностных лиц дают возможность Поликрату контролировать армию? Знает ли об этом Агесилай и как использовать подобное обстоятельство на пользу Фивам?

Первые указания не заставили себя ждать:

— Ты, Стесилай, не пойдёшь в поход. Останешься в Спарте. Соответствующий приказ получишь завтра. Веселитесь, музыканты и танцовщицы будут развлекать вас до утра, а девушки исполнят любое ваше желание. Мне же пора отдохнуть, — архонт, скрипнув ложем, поднялся и оставил мегарон.

Рабы внесли новую перемену блюд и неразбавленное вино, небольшой оркестр грянул бойкую мелодию, и в поле зрения Ксандра замелькали танцовщицы — те самые домашние рабыни во главе с Прокной. Недостаток искусства восполнялся буйным исполнением и откровенной непристойностью, что заслужило самую высокую оценку лохагосов.

Закончив танец, Прокна опустилась на колени и легла на спину, раскинув руки, под самой смотровой щелью. Долго отдыхать ей не пришлось — мелькнула широченная спина Стесилая, и в следующий миг спартиат унёс её на своё ложе. Другие гости последовали примеру товарища, и вскоре мерный скрип лож и стоны девиц возвестили о том, что лохагосы устроили любовное соревнование. Ксандр, тяжело дыша, оторвался от смотровой щели. Было почему-то обидно. «Бесстыжая, похотливая девка, — думал он. — Как разлеглась перед Стесилаем! Но и ты хорош, — упрекнул он себя. — Ведь не имел ничего против, когда она делала то же самое для тебя».

Пора уходить. Вряд ли спартанские командиры в ближайшее время скажут что-либо, достойное внимания Эпаминонда.

— Надеюсь, наше сообщение упредит спартанские войска на марше, — сказал Паисий, встретив Ксандра в своей комнате, — хотя, уверен, все важнейшие дороги Спарты и без того находятся под наблюдением фиванских лазутчиков...

Донесение той же ночью оказалось в тайнике, из-за чего на следующий день молодой человек вышел на улицы города довольно поздно. Сердце стучало тем чаще, чем ближе подходил он к дому господина Эгерсида. Надежда застать Леонику не оправдалась — разгадав смысл отрывистых восклицаний Доты, Ксандр понял, что за девушкой приходили из Герусии. Что ж, надо ждать.

Леоника появилась во второй половине дня, возмущённая и разгневанная.

— Ты был прав, — воскликнула она. — Меня вызывали в Герусию!

— Рассказывай же.

Девушка яростно тряхнула бронзовой гривой. Перед её взором вновь появились седые и лысые головы, морщинистые лица, выцветшие глаза, в которых — сознание значения дела, ради которого собрались сегодня двадцать восемь маститых старцев.

— Помня о заслугах перед отечеством благородного Эгерсида, полемарха, отца Леоники, — важно, будто волю богов зачитал постановление глашатай, — заботясь о продолжении славных родов Спарты и её будущем, Герусия принимает на себя обязанности покойных родителей этой девушки и, запросив мнение жрецов богини Геры, считает, что брак дочери полемарха Эгерсида и лохагоса Лисикла будет в наибольшей мере отвечать интересам государства!